Евреи глазами именитых друзей и недругов

Archive for March, 2010

 *****

Вторым браком мой отец женился на еврейке Софье Михайловне. Она меня воспитала. Ее и только ее я считаю своей настоящей матерью. Она звала меня Мойша. И когда в 1944 году чеченцев выселяли с Кавказа, она могла остаться, но она сказала: “Мойша, я еду с тобой, без меня ты там пропадешь”. У нее я выучил идиш и говорил на нем лучше многих евреев. Мы жили во Фрунзе, теперь – Бишкек. Очень голодали. Я уже танцевал и пел еврейскую песню “Варнечкес”, любимую песню мамы. Она меня и научила. И когда у местных богатых евреев был какой-либо праздник, маму и меня приглашали. Мама говорила: “Завтра мы идем на свадьбу к Меламедам. Там ты покушаешь гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше”. На свадьбе я, конечно, танцевал. А потом мама просила: “Мойша, а теперь пой”. Я становился против нее и пел “Варнечкес”. Маме говорили: “Спасибо Вам, Софья Михайловна, что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика, другие же, как русские, ничего не знают по- еврейски”. Они и не подозревали, что я чеченец. Когда меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета, мама не пропускала ни одного спектакля с моим участием. Я танцевал во многих балетах. Однажды она сказала: – Мойша, ты танцуешь лучше всех. Почему же другим дарят цветы, а тебе нет? – Потому что у нас здесь нет родственников. – А разве цветы приносят родственники? – Родственники или близкие знакомые. Вечером я танцую в “Раймонде” Абдурахмана. Я появляюсь под занавес в первом акте, делаю прыжок и замираю. Идет занавес. И тут администратор приносит мне большой букет цветов. Тогда зрители передавали цветы через администраторов. В конце второго акта – еще один букет, в конце третьего – еще цветы, и большой букет после окончания спектакля. Я сразу понял – от кого цветы. Однажды она заболела и лежала. А мне принесли цветы. Я прихожу домой, она лежит. Я говорю: – Мама, зачем ты приходила в театр? Ты же больна! Она отвечает: – Сыночек, я никуда не ходила, я не могу встать. – Откуда же цветы? – Люди поняли, что ты заслуживаешь цветов и принесли их тебе. Как-то она спросила: – Мойша, скажи: евреи – это народ? – Конечно, народ, мама. – А почему ты танцуешь танцы разных народов, а еврейского у тебя нет? – Мама, а кто мне покажет, как его танцуют? – Я. – Как? – Руками. Она показала мне движения в еврейском танце. Я прочитал Шолом Алейхема и сделал танец “А юнгер шнайдер”. Этот танец стал у меня бисовкой. Мне приходилось его повторять три-четыре раза. А в те годы все еврейское на сцене запрещалось. Приезжаю в Белоруссию, танцую своего “Портняжку”. Оглушительный успех. После концерта какой-то начальник спрашивает: – А кто вам разрешил танцевать еврейский танец? – Я сам себе разрешил, – ответил я.( Из книги Е. Захарова и Э. Менашевского “Еврейские штучки” – А.З. )

            Комментарий: В 1995-м году Махмуд в присутствии “сильных мира сего” проклял разжигателей чеченской войны. Такую историю рассказал чеченский литератор и журналист Руслан Наршхоев. “После спектакля в Большом театре в Москве фуршет был. Махмуд в шапке, галстуке, как всегда, подтянутый, грустный был, в очень депрессивном состоянии. “Скажи?” Махмуд не решался. В конце концов, когда его доняли, а там был Лужков, там были министры, он сказал: “Я скажу”, и он сказал очень грубые, но точные слова: “Пусть сдохнут все, кто начал войну”. Передохнул и сказал: “И все, кто за это не выпьет”. И все выпили“.

 *****

P.S. Посмотрите фильм к 85-летию Владимира Этуша.

 Впервые слышу об этом (ответ на вопрос – как его имя попало в Российскую еврейскую энциклопедию – А.З.), но не скрою – рад. Каким образом? Может быть, из-за внешности? Она дает повод для такого предположения. Но внешность у меня отцовская, а он евреем не был (отец – Юрий Сергеевич Жихарев, который стал Юрским, взяв псевдоним – А.З.). Среди его предков были дворяне, священники. И все же за еврея меня принимали не однажды. Искать в заметных людях евреев или хотя бы какую-то “евреинку” – это особенность России. Так как интеллигент и еврей – это если не абсолютное равенство, то большое сходство. Поэтому люди, которые никак не могли быть заподозрены в этом, все равно подозревались. Пример тому – Олег Ефремов, тем более после выступления на открытии мемориальной доски Михоэлса. Или Евгений Евтушенко, который “Бабьим Яром” не оставил сомнений в своем “еврейском” происхождении…Идентифицирую ли я себя с евреем? Никогда не задумывался над этим. Наверное, никогда не считал себя частью еврейского народа, но всегда жил судьбой еврея. Моего отца в период борьбы с космополитизмом подвергли гонениям. Это был один из мелких разгромов, отголосок большой войны с космополитизмом. Это касалось и науки, и критики, прежде всего театральной. Почему взялись за руководство цирка, где работал мой отец? Могу лишь предположить: потому что, скажем, клоуны почти всегда носили нерусские имена и колпаки – это все воспринималось как признаки Запада. Костюмы акробатов и гимнастов хоть и были русскими, в них присутствовали признаки стиля кабаре, варьете, что тоже, по мнению воевавших с космополитизмом, являлось низкопоклонничеством перед Западом. Когда отец руководил цирком, музыку для джазового оркестра писал Дунаевский, именно тогда были созданы замечательные цирковые марши и оформлены роскошные ковры. Словом, для увольнения с работы всего руководства цирка во главе с моим отцом “причины” были…Ощутил ли я на себе когда-нибудь антисемитизм? В бытовом смысле нет. В смысле стесненности, скажем, в карьерном продвижении – тоже нет: я не принадлежу и никогда не принадлежал к чиновничьей ветви. Никогда не был главным режиссером. Я был лицедеем и режиссером. В юные, молодые годы было намерение создать свой театр, но меня ударили по рукам. Вот, пожалуй, ответ на ваш вопрос. В конце 60-х – начале 70-х годов у меня был план заняться режиссурой с благословения или даже по приказу Товстоногова, но я получил такой резкий отказ… Отношение ко мне партийных властей Ленинграда было, мягко говоря, не очень доброжелательным. С тех пор я никогда больше не делал попыток что-либо возглавить. Хотя и были возможности, но я ими не воспользовался. Давление властей я испытал не раз. Как говорил Остап Бендер: “Обязательно задается вопрос: еврей ли вы?” Мне этот вопрос не задавали, но друг друга, видимо, спрашивали. А раз этот вопрос возникал, то этого было достаточно.

        Собираюсь ли я на гастроли в Израиль? У меня сейчас нет ничего нового, а в Израиль, как и в Ленинград, я везу только новые вещи. В мой последний приезд в страну не было ни одного теракта. Когда мы с одной журналисткой сидели на спектакле, она говорила, что пока здесь тихо, это обнадеживает. Я написал в “Новую газету” о том, что приехал утешать, успокаивать людей, а получается так, что они меня утешают и успокаивают. Мол, у нас-то тут тихо, а как вы-то там живете?! И действительно, это была неделя тишины, но через неделю после нашего возвращения там случился новый теракт. И еще. На мои выступления в Израиле приезжает самый мой близкий друг Симон Маркиш. С ним мы друзья, мы – как братья. Уже в зрелом возрасте в нем вдруг стали просыпаться еврейское самосознание, еврейская культура. Сейчас он крупный специалист по идишистской культуре. Я, читая его книги, статьи, проверял себя на пробуждение каких-нибудь корней, воспоминаний, но они пока не проснулись. (Из беседы в ежемесячном международном еврейском журнале ”Алеф” № 969, январь 2008 года – А.З.)

*****

Во мне есть еврейская кровь. Но я человек русский и всегда себя считал русским. Будучи и наследственно православным, и постепенно сам придя к православию как религии родителей. Еврейские корни есть со стороны матери, но и там это были крещеные евреи. Может быть, насильно крещеные, не знаю. Фамилия матери Романова. Возможно, эту фамилию дали ее предкам по царю. Во всяком случае, это было где-то далеко, потому что мама по рождению петербурженка. Испытал ли я все эти проблемы и чувствовал ли, что не хочу быть евреем, потому что ничего хорошего это не принесет? Да, испытал, и очень серьезно. Но я могу гордиться одним. Что ни разу в те времена не закричал: «Я русский! У меня папа православный!» Никогда. Я говорю об этом только сейчас, когда отмечаю столетие отца. И когда выгоднее, скорее, быть евреем. А тогда что было делать? Паспорт все время предъявлять? Как-то неловко. Пришлось просто помалкивать. Терпеть…

P.S. Посмотрите: Юрский о хорошем воспитании.

  В конце восьмидесятых годов ситуация в России резко отличалась от той, которую, наблюдаем сегодня. Это были совсем другие времена, иные возможности, поэтому требования, которые я предъявлял к себе в то время, отличаются от сегодняшних. Первый большой показ моих работ состоялся в Израиле по приглашению детского фонда. Мы очень много работали в этой стране. На заработанные деньги там были открыты больницы. Наверное, как только появилась возможность свободно передвигаться по миру, мы первые после цирка побывали в Израиле. С фондом “Из России с любовью” демонстрировали мои коллекции в Лос-Анджелесе, Иерусалиме, Тель-Авиве. Конечно же, показы различались, но это было продиктовано условиями того времени, в котором мы все жили…Я думаю, что сегодня женщина еврейской национальности – европейская дама. Мы живём во время обмена информацией: каждый владеет компьютером, интернетом. Даже молодёжь уже не отличается: американская, французская и любая другая. Если взять десять мальчишек и девчонок разных национальностей, мы не сможем обозначить по внешним признакам их принадлежность к определённой религии. Наверное, это счастье, потому что раньше за нами наблюдали отовсюду, сейчас все границы стёрлись. Конечно, нужно сохранять национальные обычаи, традиции, колорит, знать культуру Израиля. (Из интервью на сайте Jewish.ru 26.12.2001 – A.З.) 

В Израиле я увидел новый тип евреев, гордых тем, что они – евреи, что они – граждане мира. Только благодаря таким людям, в окружении таких людей мы сможем обрести национальную гордость, избавиться от наших комплексов, встать во весь рост. Американские евреи – тоже независимые, уверенные в себе люди, они тоже процветают и достигают больших высот в любой сфере жизни. Но здешние евреи – это ещё и американцы, а израильтяне – это евреи и только. Они меняют многовековый имидж иудея, ломают стереотипы, не оправдываясь, не навязывая себя, а просто будучи такими, как они есть – свободными, гордыми, полными достоинства.

*****

Мы выросли в стране, где всё, связанное с еврейством, было ущербным – черта оседлости, нищета, унижения, погромы, пресмыкательство перед ”хозяевами”, подчёркивание, что мы у них в гостях…

*****

Мы не заявляем о себе, мы не кричим о наших несчастьях, не выпячиваем на передний план наши достоинства. Мы, евреи, вообще – народ интровертный, мы устремлены вовнутрь, в себя, у нас всё внутри – в душе, в семье, в синагоге… Израильтяне всецело поглощены возведением своего государства, своего еврейского дома, и у них нет времени, да и желания трубить по всему миру о своих бедах и достижениях. Наши же ”двоюродные братья”, наводнившие все страны мира, -полная нам противоположность. Они видят, как строится наш дом, как он становится всё краше и прочнее, и это их раздражает и шокирует. Они пытаются внушить мировому сообществу, что являются жертвами этой наступающей силы, что их ущемляют, что ”проклятые сионисты” не дают им возможности создавать и строить. На самом деле арабы не строят, не хотят строить. Зато на весь мир они охотно кричат в полный голос обо всех своих бедах и демонстрируют свои раны. Но, по большому счёту, причина антиизраильских настроений в мире – неискоренимый антисемитизм. Мне кажется, что если бы в Израиле жили не евреи, а какой-то другой народ, мир отнёсся бы к ближневосточному конфликту совсем по-иному. И совсем по-иному отнёсся бы к палестинцам. Ведь, в сущности, всем понятно: если они не принимают условий страны, в которой живут, а подрывают её изнутри, им не место в такой стране. Интересно, как бы европейские защитники палестинцев отреагировали, если бы постоянные теракты происходили в их странах?

*****

Увы, в странах, подобных США, евреи растворяются и говорят на других языках. Глобально мы, евреи, никому не нужны. И не надо тешить себя иллюзиями, что нашим домом может стать Америка, Россия, Италия или Германия. Наступает момент, когда нам просто говорят: “Катитесь отсюда!” Это в лучшем случае. В худшем – просто уничтожат.

*****

Мне потрясающе хорошо в Израиле. Но сказать, что это мой дом, я не могу. Видать, судьба наша такая. Мы родились на полустанке, на полустанке и умрем. Чтобы дом стал родным, в нем должно быть уютно все обитателям. Пока же нас, русскоязычных евреев, считают этакими “двоюродными” братьями. Нет контакта между “русскими” – и американцами, между “русскими” – и израильтянами. Нет его! Мы говорим: “Все мы – евреи”! Да, мы – евреи. Но мы – евреи, живущие в Америке; мы – евреи, живущие в Израиле; мы – евреи, которые не имеют ни рода, ни племени. Мы пытаемся найти себя в этой жизни и бежим от каких-то проблем, спасая себя и своих детей. Мы стали некой формацией людей, блуждающих по этому миру.

*****

Я обожаю эту страну. Сегодня был в Яффо, стоял и смотрел, как волны накатывают на Тель-Авив, и думал: Б-же ты мой, как же несправедливо, при таком фантастическом воздухе, при этой атмосфере в любую момент может случиться теракт, могут погибнуть люди. И все потому, что рядом живут те, кто тебя ненавидят. Как сказал Эйнштейн: ”Антисемитизм – это тень еврейства. Сколько будут существовать евреи, столько будет существовать и антисемитизм”…Я еврей не потому, что люблю фаршированную рыбу, а потому что я – еврей. Такой вопрос вы никогда не зададите русскому, французу, англичанину. Когда люди знакомятся, человек говорит: “Я – Франческо”. И ты понимаешь, что он – итальянец. И он выглядит, как итальянец. Ты же не будешь его спрашивать: скажите, а ваша бабушка была тоже итальянка? У тебя даже мысли такой не возникнет! Но когда встречаешь еврея, обязательно возникает огромная гамма чувств и вопросов. Потому что это уже традиция. И нееврей, попадая в еврейскую компанию, обязательно должен рассказать, что кто-то у него в роду был евреем, чтобы показать, что он относится хорошо к евреям! И невозможно объяснить, как чувствует себя еврей. Ты просто чувствуешь себя евреем каждую секунду, каждое мгновение…Кстати, в Америке дела обстоят несколько иначе, чем в России или Израиле. Когда мы бываем с женой на вечеринках, меня часто спрашивают: кто ты? Я говорю: еврей. А жена поправляет: он русский. Почему? Потому что все евреи в Америке – это американцы, а еврейство – это вероисповедание. Такой национальности в Америке нет. В России мы были евреями, а в Америке – мы все русские.

            Комментарий: Яков Явно – одарённый актёр и певец, который олицетворяет собой исконное стремление российского еврейства к свободному самовыражению. Его талант со всей глубиной раскрылся ещё в России, где Яков получил образование в известной Академии музыки им. Гнесиных, а затем стал ведущим актёром Камерного Еврейского музыкального театра. Большую часть репертуара Якова Явно, эмигрировавшего в Америку, составляют песни на идиш. И пусть в мире осталось не так много людей, которые бы понимали слова, – он собирает полные залы слушателей. Потому что кроме слов существует интонация, выразительный голос и личность самого певца.

P.S. Посмотрите, послушайте. Поёт Я.Явно – ”Let my people go”

                                  Яков Явно с женой Айрин на церемонии вручения ”Оскара”, 2009

 
Я не знаю еврейского языка, но не испытываю комплекса по этому поводу. Я и не крещеный и не обрезанный, и никогда от этого не страдал. Я – сын своих родителей, они тоже никогда своего еврейства не скрывали и не чурались его. Но и никогда не культивировали. Хотя унижений и дискомфорта в жизни в этой связи им досталось. (”Русский базар”, 14.01.2005 – А.З.)

*****

Последний раз я почувствовал свое еврейство в классе 6-м, когда на слово «жид» отреагировал прямым действием, а так, практически, никогда из-за него не страдал. Если это было глупое указание на то, что я еврей, то не обращал на это никакого внимания, мне было все равно. Я работал всю жизнь так, что вопроса о моей национальной принадлежности не возникало. Сам в себе еврейство никогда не культивировал, но и не стеснялся его. В паспорте в графе “национальность” у меня стояло слово «еврей». Сегодня на любых встречах на радио, телевидении и т.п. я тоже этого не скрываю, потому что… Потому что хочу быть живым доказательством того, что это – неважно. Я абсолютный в этом смысле интернационалист и считаю, что бывают гении и подонки, преступники и спасители человечества, и от национальности это не зависит.

*****

Xочется, чтобы пребывание артиста на сцене было оправданным. Это плохой вкус, когда Клара Новикова начинает изображать каких-то евреек. Дело не в том, кто как относится к евреям, а в том, что это не очень честное отношение к человеческим качествам. Делается все на сподобу зрителю, конечно, это нельзя поставить в сравнение с Райкиным, как нельзя сравнить многое с тем, что делал Чаплин. Я не хочу показаться таким идеальным, но для меня очень важно по жизни никогда не опускаться до этого уровня. Я избирателен в шутках, юморе, и меня с одной стороны очень легко развеселить, а с другой – на плохой юмор я могу только разозлиться, и потом это открыто высказать человеку. (Из выступления на творческом вечере в Изральском культурном центре 30 мая 2004 года – А.З.)

Комментарий: Ярмольник родился 22 января 1954 года в поселке Гродеково Приморского края в семье военнослужащего. В одном из интервью Ярмольник так рассказывает о своих корнях: «Что касается сходства с родителями — я, конечно, не подарок. Потому что у меня всегда были интересы, абсолютно не связанные с профессиями, образом жизни и устремлениями родителей. Они у меня — такая очень традиционная, правильная, заурядная советская семья. Мама всю жизнь проработала лаборанткой, ну, которая из пальца кровь — в трубочки. А папа служил в армии, отслужил 31 год. Офицер-еврей, сами понимаете… Папу я считаю человеком с загубленной судьбой. Я его почти не видел: тяжелая очень служба у него была. Он был «чернорабочим» армии — зампотехом батальона, комбатом. Родители — оба из Житомирской области, это такие настоящие еврейские места. Хорошо помню дедушку, хотя он рано умер — Сруль Аронович был колоритный очень человек. Большой такой, породистый, характерный. Абсолютно шолом-алейхемовская или бабелевская история: сидел у забора с палочкой и наблюдал жизнь. С палочкой и в шляпе. И бабу Геню, бабушку, помню прекрасно — я больше всех на нее похож. Папы уже нет, а мама жива. Мама очень хорошая. Нас с сестрой она вырастила фактически одна, папы никогда дома не было».  

Литераторы : Агнон – Аксёнов – Алексиевич – Алексин – Алешковский – Альтов – Амос – Андреев – Аннинский – Арбатова – Арканов – Ахматова – Аш Шолом – Бабель – Бальмонт – Барбюс – Башевис-Зингер – Беленький – Беллоу – Белый – Бергельсон – Битов – Блуа Леон – Бородулин – Борщаговский – Бродский – Булгаков – Бунин – Буровский– Бушков – Быков Василь – Быков Дмитрий – Бядуля – Бялик – Вайнер Аркадий – Вайнер Георгий – Ваксберг – Ванагайте – Веллер – Визель – Вишневский – Войнович – Галич – Гейзер – Гейне – Гёте – Гинзбург – Гиппиус – Гоголь – Голсуорси – Гомберг –  Гончаров – Горин – Горький – Гросс – Гроссман – Губерман – Гюго – Дементьев – Дзюба – Довлатов – Достоевский – Драгунский Денис – Евтушенко – Ерофеев – Есенин – Зангвилл Изрейел – Зозуля – Золя – Ибсен – Иванов – Инин – Иртеньев – Искандер – Кабаков – Казакова – Кара – Мурза Сергей – Карабчиевский – Карпов – Кафка – Kертес – Клейвен Эндрю – Коржавин – Короленко – Коротич – Костырченко – Куняев – Купала – Куприн – Кёстлер – Лесков – Лец Станислав Ежи – Лимонов – Льюис Синклер – Любимов Михаил –  Мандельштам Надежда – Мандельштам – Манн Томас – Маршак – Медведев Жорес – Медведев Рой – Мелихан – Мелихов – Мережковский –  Миллер – Мицкевич – Набоков – Нагибин – Найман – Некрасов Виктор – Нордау – Овсянико-Куликовский – Опендик – Оскоцкий – Осоргин – Парамонов – Пастернак – Печерин – Попов – Прилепин – Проханов – Прус – Радзинский – Разгон –  Распутин – Резник – Розанов – Роллан – Рубальская – Рубина – Рушди – Рыбаков – Салтыков-Щедрин – Самойлов – Сарнов – Светлов – Севела – Симонов – Слуцкий – Солженицын – Соловьёв Вл.Ис. – Солоухин –Станюкович – Степанов – Стругацкий Б. – Суворов – Танич – Тарковский – Твардовский – Твен – Толстая Татьяна – Толстой Лев – Тополь– Триоле – Тувим – Улицкая – Уэлс Герберт – Фаст – Фейхтвангер – Фербер – Францос Карл Эмиль – Финкильштеин – Фрумкин – Харрис – Цвейг Стэфан – Цветаева – Честертон – Чехов – Чуковский – Шолом-Алейхем – Шоу Бернард – Штейнберг – Щеглов – Энтин – Эренбург – Яхонтов

Для выборочного прочтения щёлкните на имя интересующего вас литератора.

Враждебное отношение к евреям многих классиков русской литературы общеизвестно. Это однако не мешает евреям быть их самыми большими почитателями. Для Народа Книги ничего нет дороже свободы самовыражения и общечеловеческих культурных ценностей. Такие мы, евреи …

Вот. что пишет Пушкин о гусарском досуге: ”Ротмистр гусарского полка Зурин берется обучить молодого Гринева игре на бильярде. «Это, – говорит он, – необходимо для нашего брата служивого. В походе, например, придешь в местечко – чем прикажешь заняться? Ведь не все же бить жидов”.  Замечание, сделанное с такой непринужденностью и наивной уверенностью, по-видимому, не должно вызывать возражений у собеседника. Судя по тону, с каким это было сказано, да и по контексту (Зурин – бравый гусар; Пушкин описывает его с несомненной симпатией, хотя и не без юмора), регулярное избиение жидов не было чем-то предосудительным и наказуемым, но привычным развлечением наряду с игрой на бильярде. Очевидно, подобное гусарство и молодечество считалось в порядке вещей. Подтверждение такому заключению находим у Гоголя, который сообщает, что Иван Федорович Шпонька вступил на службу в пехотный полк, который «…не уступал иным и кавалерийским. Большая часть офицеров пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров». Очевидно погромы были не из ряда вон выходящим событием, но «типическим» явлением российской действительности, а если военные «били жидов» в виде развлечения или просто от скуки, то у простого народа был помимо этого и иной повод. Таких примеров в русской словесности не счесть.

P.S. Прочитайте статью ”Евреи в русской литературе” ‘,  а также  ”Евреи – Члены Союза Писателей СССР”

*****

Прижимаю обе ладони к камню (Стена Плача – А.З.). Где ты, моё еврейство, все эти Гинзбурги и Рабиновичи, ашкенази польских, литовских и балтийских городов, едва ли не потерявшие свой «завет» среди гойских войн, революций и контрреволюций?..Что уж говорить о себе самом с моей рязанщиной и богемщиной, со всеми еврейскими анекдотами, которые нашу братию окружали, с нашим тяготением к Западу, с космополитизмом литературных вкусов; ночевало ли где-нибудь там рядом моё «еврейство»? Жёлтая звезда гетто, символ юдоли, вызывала судорогу униженности, подъём сострадания, стыд бессилия, и только Израиль сменил её цвет на непреклонность голубого с белым…Больше уж никогда не позволим вести народ миллионами на молчаливый убой…Осмелюсь предположить, что они (арабы – А.З.) ненавидят Израиль не столько за то, что тот “оккупирует” их земли, сколько за то, что он является единственной страной Ренессанса посреди сумрачных царств. Они еще, может быть, примирились бы с ним, если бы он был заселен беззащитными хасидами. Процветающий, сильный и веселый Израиль вызывает их безграничную ярость. Прогулочная набережная Тель-Авива рождает в них больше ненависти и соблазна убить, чем военные базы. История, однако, показала, что демократия обладает удивительной упругостью. Может быть, потому что у нее нет альтернативы?

*****

Это не псевдоним, потому что фамилия моего отца – Аксенов. Но я столь же русский, сколь и еврей: моя мама – писательница Евгения Гинзбург. В ЦК КПСС меня называли, особенно когда наши отношения, мягко говоря, стали не очень хорошими, не иначе как Гинзбург. Опять, мол, этот Гинзбург чудит. И распускали слухи, что Аксенов – это мой псевдоним. Я даже хотел, обосновавшись на Западе, взять себе двойную фамилию: Аксенов-Гинзбург. Есть такой священник Аксенов-Меерсон. А потом подумал: с какой стати я из-за какой-то сволочи ( имеется в виду ЦК КПСС – A.З.) буду менять фамилию? Все и так знают, что моя мама – Евгения Гинзбург, а папа – Павел Васильевич Аксенов из Рязанской губернии. Года три назад я, Володя Войнович и еще несколько писателей выступали в филармонии в Самаре. Так там перед зданием стояли патриоты с плакатами: “Грязный Чонкин, убирайся домой!”, “Долой “Затоваренную бочкотару”!. Мы вышли к этим пикетчикам, я спросил: “Чего это вы так звереете, ребята?” А они мне: “Вы же не русский писатель, Аксенов! И фамилия у вас не русская!” “Да нет, – отвечаю, – я писатель русский, хотя мама моя – еврейка. А отец из Рязанской губернии, больше русский, чем вы все вместе взятые”. Эти ребята были такого немножко татарского вида. Вот такая, значит, история. (Из беседы с жителями Нью-Йорка в Бруклине. Журнал ”Вестник” № 6/213 /1999 – А.З.)

Всю жизнь руки по швам! Не смел пикнуть. Теперь расскажу…В детстве… как себя помню… я боялся потерять папу… Пап забирали ночью, и они исчезали в никуда. Так пропал мамин родной брат Феликс… Музыкант. Его взяли за глупость… за ерунду… В магазине он громко сказал жене: «Вот уже двадцать лет советской власти, а приличных штанов в продаже нет». Сейчас пишут, что все были против… А я скажу, что народ поддерживал посадки. Взять нашу маму… У нее сидел брат, а она говорила: «С нашим Феликсом произошла ошибка. Должны разобраться. Но сажать надо, вон сколько безобразий творится вокруг». Народ поддерживал… Война! После войны я боялся вспоминать войну… Свою войну… Хотел в партию вступить — не приняли: «Какой ты коммунист, если ты был в гетто?» Молчал… молчал… Была в нашем партизанском отряде Розочка, красивая еврейская девочка, книжки с собой возила. Шестнадцать лет. Командиры спали с ней по очереди… «У нее там еще детские волосики… Ха-ха…» Розочка забеременела… Отвели подальше в лес и пристрелили, как собачку. Дети рождались, понятное дело, полный лес здоровых мужиков. Практика была такая: ребенок родится — его сразу отдают в деревню. На хутор. А кто возьмет еврейское дитя? Евреи рожать не имели права. Я вернулся с задания: «Где Розочка?» — «А тебе что? Этой нет — другую найдут». Сотни евреев, убежавших из гетто, бродили по лесам. Крестьяне их ловили, выдавали немцам за пуд муки, за килограмм сахара. Напишите… я долго молчал… Еврей всю жизнь чего-то боится. Куда бы камень ни упал, но еврея заденет.    Уйти из горящего Минска мы не успели из-за бабушки… Бабушка видела немцев в 1918 году и всех убеждала, что немцы — культурная нация и мирных людей они не тронут. У них в доме квартировал немецкий офицер, каждый вечер он играл на пианино. Мама начала сомневаться: уходить — не уходить? Из-за этого пианино, конечно… Так мы потеряли много времени. Немецкие мотоциклисты въехали в город. Какие-то люди в вышитых сорочках встречали их с хлебом-солью. С радостью. Нашлось много людей, которые думали: вот пришли немцы, и начнется нормальная жизнь. Многие ненавидели Сталина и перестали это скрывать. В первые дни войны было столько нового и непонятного…    Слово «жид» я услышал в первые дни войны… Наши соседи начали стучать нам в дверь и кричать: «Все, жиды, конец вам! За Христа ответите!» Я был советский мальчик. Окончил пять классов, мне двенадцать лет. Я не мог понять, что они говорят. Почему они так говорят? Я и сейчас этого не понимаю… У нас семья была смешанная: папа — еврей, мама — русская. Мы праздновали Пасху, но особенным образом: мама говорила, что сегодня день рождения хорошего человека. Пекла пирог. А на Песах (когда Господь помиловал евреев) отец приносил от бабушки мацу. Но время было такое, что это никак не афишировалось… надо было молчать… Мама пришила нам всем желтые звезды… Несколько дней никто не мог выйти из дома. Было стыдно… Я уже старый, но я помню это чувство… Как было стыдно… Всюду в городе валялись листовки: «Ликвидируйте комиссаров и жидов», «Спасите Россию от власти жидобольшевиков». Одну листовку подсунули нам под дверь… Скоро… да… Поползли слухи: американские евреи собирают золото, чтобы выкупить всех евреев и перевезти в Америку. Немцы любят порядок и не любят евреев, поэтому евреям придется пережить войну в гетто… Люди искали смысл в том, что происходит… какую-то нить… Даже ад человек хочет понять. Помню… Я хорошо помню, как мы переселялись в гетто. Тысячи евреев шли по городу… с детьми, с подушками… Я взял с собой, это смешно, свою коллекцию бабочек. Это смешно сейчас… Минчане высыпали на тротуары: одни смотрели на нас с любопытством, другие со злорадством, но некоторые стояли заплаканные. Я мало оглядывался по сторонам, я боялся увидеть кого-нибудь из знакомых мальчиков. Было стыдно… постоянное чувство стыда помню…    Мама сняла с руки обручальное кольцо, завернула в носовой платок и сказала, куда идти. Я пролез ночью под проволокой… В условленном месте меня ждала женщина, я отдал ей кольцо, а она насыпала мне муки. Утром мы увидели, что вместо муки я принес мел. Побелку. Так ушло мамино кольцо. Других дорогих вещей у нас не было… Стали пухнуть от голода… Возле гетто дежурили крестьяне с большими мешками. День и ночь. Ждали очередного погрома. Когда евреев увозили на расстрел, их впускали грабить покинутые дома. Полицаи искали дорогие вещи, а крестьяне складывали в мешки все, что находили. «Вам уже ничего не надо будет», — говорили они нам. Однажды гетто притихло, как перед погромом. Хотя не раздалось ни одного выстрела. В тот день не стреляли… Машины… много машин… Из машин выгружались дети в хороших костюмчиках и ботиночках, женщины в белых передниках, мужчины с дорогими чемоданами. Шикарные были чемоданы! Все говорили по-немецки. Конвоиры и охранники растерялись, особенно полицаи, они не кричали, никого не били дубинками, не спускали с поводков рычащих собак. Спектакль… театр… Это было похоже на спектакль… В этот же день мы узнали, что это привезли евреев из Европы. Их стали звать «гамбургские евреи», потому что большинство из них прибыло из Гамбурга. Они были дисциплинированные, послушные. Не хитрили, не обманывали охрану, не прятались в тайниках… они были обречены… На нас они смотрели свысока. Мы бедные, плохо одетые. Мы другие… не говорили по-немецки…Всех их расстреляли. Десятки тысяч «гамбургских евреев»… Этот день… все как в тумане… Как нас выгнали из дома? Как везли? Помню большое поле возле леса… Выбрали сильных мужчин и приказали им рыть две ямы. Глубокие. А мы стояли и ждали. Первыми маленьких детей побросали в одну яму… и стали закапывать… Родители не плакали и не просили. Была тишина. Почему, спросите? Я думал… Если на человека напал волк, человек же не будет его просить, умолять оставить ему жизнь. Или дикий кабан напал… Немцы заглядывали в яму и смеялись, бросали туда конфеты. Полицаи пьяные в стельку… у них полные карманы часов… Закопали детей… И приказали всем прыгать в другую яму. Стоим мама, папа, я и сестренка. Подошла наша очередь… Немец, который командовал, понял, что мама русская, и показал рукой: «А ты иди». Папа кричит маме: «Беги!» А мама цеплялась за папу, за меня: «Я с вами». Мы все ее отталкивали… просили уйти… Мама первая прыгнула в яму…    Это все, что я помню… Пришел в сознание от того, что кто-то сильно ударил меня по ноге чем-то острым. От боли я вскрикнул. Услышал шепот: «А тут один живой». Мужики с лопатами рылись в яме и снимали с убитых сапоги, ботинки… все, что можно было снять… Помогли мне вылезти наверх. Я сел на край ямы и ждал… ждал… Шел дождь. Земля была теплая-теплая. Мне отрезали кусок хлеба: «Беги, жиденок. Может, спасешься». Деревня была пустая… Ни одного человека, а дома целые. Хотелось есть, но попросить было не у кого. Так и ходил один. На дороге то резиновый бот валяется, то галоши… косынка… За церковью увидел обгоревших людей. Черные трупы. Пахло бензином и жареным… Убежал назад в лес. Питался грибами и ягодами. Один раз встретил старика, который заготавливал дрова. Старик дал мне два яйца. «В деревню, — предупредил, — не заходи. Мужики скрутят и сдадут в комендатуру. Недавно двух жидовочек так поймали». Однажды заснул и проснулся от выстрела над головой. Вскочил: «Немцы?» На конях сидели молодые хлопцы. Партизаны! Они посмеялись и стали спорить между собой: «А жиденыш нам зачем? Давай…» — «Пускай командир решает». Привели меня в отряд, посадили в отдельную землянку. Поставили часового… Вызвали на допрос: «Как ты оказался в расположении отряда? Кто послал?» — «Никто меня не посылал. Я из расстрельной ямы вылез». — «А может, ты шпион?» Дали два раза по морде и кинули назад в землянку. К вечеру впихнули ко мне еще двоих молодых мужчин, тоже евреев, были они в хороших кожаных куртках. От них я узнал, что евреев в отряд без оружия не берут. Если нет оружия, то надо принести золото. Золотую вещь. У них были с собой золотые часы и портсигар — даже показали мне, — они требовали встречи с командиром. Скоро их увели. Больше я их никогда не встречал… А золотой портсигар увидел потом у нашего командира… и кожаную куртку… Меня спас папин знакомый, дядя Яша. Он был сапожник, а сапожники ценились в отряде, как врачи. Я стал ему помогать…Первый совет дяди Яши: «Поменяй фамилию». Моя фамилия Фридман… Я стал Ломейко… Второй совет: «Молчи. А то получишь пулю в спину. За еврея никто отвечать не будет». Так оно и было… Война — это болото, легко влезть и трудно вылезти. Другая еврейская поговорка: «Когда дует сильный ветер, выше всего поднимается мусор». Нацистская пропаганда заразила всех, партизаны были антисемитски настроены. Нас, евреев, было в отряде одиннадцать человек… потом пять… Специально при нас заводились разговоры: «Ну какие вы вояки? Вас, как овец, ведут на убой…», «Жиды трусливые…» Я молчал. Был у меня боевой друг, отчаянный парень… Давид Гринберг… Он им отвечал. Спорил. Его убили выстрелом в спину. Я знаю, кто убил. Сегодня он герой — ходит с орденами. Геройствует! Двоих евреев убили якобы за сон на посту… Еще одного за новенький парабеллум… Позавидовали… Куда бежать? В гетто? Я хотел защищать Родину… отомстить за родных… А Родина? У партизанских командиров были секретные инструкции из Москвы: евреям не доверять, в отряд не брать, уничтожать. Нас считали предателями…Минск освободили… Для меня война кончилась, в армию по возрасту не взяли. Пятнадцать лет. Где жить? В нашей квартире поселились чужие люди. Гнали меня: «Жид пархатый…» Ничего не хотели отдавать: ни квартиры, ни вещей. Привыкли к мысли, что евреи не вернутся никогда…(«Монолог» или “Исповедь еврея-партизана”. Сокращённый вариант. Из книги «Время секонд-хэнд» (2012), в которой представлены монологи реальных людей. Источник – «Еврейский мир» 8.06.2014 – A.З.)

*****

Знаете, я живу в Белоруссии, и мы прекрасно понимаем, что уничтожение части еврейского населения сильно снизило планку культурного уровня общества. У нас ведь до войны выходили журналы, газеты, книги, были театры на идише. Все это исчезло. В деревнях до сих пор вспоминают портных, обувных дел мастеров, врачей… А потом, в 90-е годы, случилась огромная волна эмиграции, это и сейчас очень чувствуется. Если бы в 90-е годы не уехало столько евреев, не думаю, что приход Лукашенко был бы возможен. Общество было бы другим….

Да, лицо погибшей в теракте в Иерусалиме девушки-солдатки до сих пор стоит у меня перед глазами. Старый город опустел, невозможно сравнить его с тем, что было 15 лет назад. Я все время спрашиваю здесь людей, как они переносят это напряжение? Я многое увидела в этот раз, и у меня осталось ощущение, что израильтяне – гордый, стойкий народ. Я даже не подозревала этого издали. Но мир, вообще, в большой опасности: мы в руках безумных одиночек. Одно дело, когда сражаются армии, другое дело, когда ты садишься в самолет и не знаешь, что тебя ждет. Я долго жила в Париже и Берлине – все говорят об одном и том же…

Мы познаем мир через зло. Зло гораздо изощрённее добра, его механизм отшлифован. Зло – более привычное для человека состояние, к сожалению. Вот, к примеру, человек говорит: «Я – не мать Тереза». Он, прежде всего, думает о себе: хочет спасти свою жизнь, благосостояние и находит тысячу уловок, чтобы себя оправдать. Смотрите, во время войны немцы не требовали от французов отправлять еврейских детей в лагеря, только взрослых, но французы забирали также и детей и отправляли их на верную смерть!

Знаете, когда Геббельс стал говорить немцам: «не ходите к врачу-еврею, к портному-еврею», они сначала не обращали на его речи никакого внимания. А через четыре года уже полностью его поддерживали. Или… ну кто требовал от белорусского крестьянина отдать немцам за мешок муки еврейского мальчонку, вылезшего из расстрельной ямы? Никто не требовал – он это делал сам. Я слышала такие истории в каждой деревне! Страшные рассказы, которые для меня самой были потрясением. (Из интервью на сайте Jwish.ru 19.02.2016 – А.З.)

*****

Это хороший вопрос, и об этом у меня в книге «Время секонд хэнд» очень много сказано. Не конкретно о Прибалтике, а о том, как немцы расстреливали евреев в Беларуси. Иногда из ямы удавалось вылезти одному или двум. И особенно подросткам или молодым людям, которые были сильнее, чем остальные. Они потом днями кружили по лесу и искали партизанские отряды. Они хотели отомстить за своих братьев и сестер, за своих родителей, которые погибли. И там есть рассказы, как в тех же партизанских отрядах их расстреливали. Есть все эти истории, но вопрос, который мне задали, был другой: кому удалось выйти из социалистического окружения, идеи? Вот я как его поняла. И в этом плане я думаю, прибалтам это удалось скорее, потому что это была зона интересов Швеции, Германии, они им помогли.

Я вам больше скажу: например, каратели, которые работали на территории Беларуси, были все из Украины. И больше того, не только в Литве, в Латвии уничтожали евреев еще до того, как успели прийти немцы, это было и на Украине. И вы знаете, что делала Польша с евреями. Но мы же не будем отрицать, что Польша сегодня в ЕС, и она как-то из этого социализма вылезает лучше, чем мы.

Холокоста во «Времени секонд хэнд» очень много. Я даже не буду с вами спорить. Я помню, как рассказывали историю (она есть в книге). Я, уже закаленная, я сидела и плакала с этим старым евреем, который рассказывал, как у них в партизанском отряде была красивая девушка Роза, которой пользовались все командиры. Они, конечно, пользовались и другими молодыми девушками, но когда те девушки рожали, детей отдавали в крестьянские семьи, но когда забеременела девушка Роза, то кому нужен еврейский мальчик? Мальчик или девочка, которая должна была родиться? И вот этот старый еврей рассказывал, он тогда был мальчиком, и он вернулся после одного задания, а этой Розы нет. И он спросил: «Где Роза?» А ему сказали: «Молчи, потому что и тебя убьют, как её». И вы знаете, без слез все это слушать просто невозможно, это надо читать, там очень много таких рассказов.

Но понимаете, есть разное время, и сегодня люди, живущие в Латвии, — несут ли они ответственность за то, что делали их родители? В высшем смысле несут, но я знаю, что один из моих знакомых журналистов в Польше написал, что поляки делали с евреями. Поляки хуже всех относились к евреям, и ксёндзы прямо на проповеди произносили «убей еврея». И все общество обрушилось на этого журналиста, теперь еще одна журналистка написала, что они чувствуют, что им придется уехать из страны. Никто не хочет думать, что его родители были такими. Это требует времени, так что я абсолютно понимаю то, что вы говорите; и в литовских деревнях я тоже слышала много рассказов страшных. (Текст заявления, которое вызвало критику официальной Варшавы, в июне 2016 года в Нью-Йорке. Писательница отвечала на вопрос о Холокосте одного из читателей – А.З.)

 *****

         Перед нами книга, которая должна была быть написана в девяностые годы, когда мы были больше открыты правде, но она появилась только сейчас. И все равно вовремя. Страшная книга. Хотя сказать, что книга о Холокосте страшная, ничего не сказать, но тут приближаешься к невозможному для слова. В маленькой Литве 227 мест – ям, рвов, где расстреливали евреев, где-то есть знаки, где-то нет, а где-то уже земля перешла к частному собственнику. Расстреляли 200 тысяч евреев. Почти всех евреев страны! Об этом хотели бы забыть – и военное поколение, а теперь и их внуки: среди убийц литовцев было больше, чем немцев, немцев сотни, литовцев тысячи. Были там простые деревенские парни, но не только, учителя, пасторы тоже были, потому что убийце надо не просто дать автомат в руки, но и вбить несколько идей в голову. “Откуда у нас в простых деревенских домах хорошая мебель и дорогие вещи, откуда золотые коронки?” – спрашивала писательница. Везде следы преступления… Немногие свидетели, которых она нашла, рассказывали шепотом. “Почему вы говорите шепотом?” – “Убьют”. – “Кто убьет?” – “Литовцы”.   Руте Ванагайте тоже угрожают. Ненавидят многие: родные, знакомые, политики… Все хотят быть жертвами, никто не хочет быть палачом. Мифы нравятся людям больше правды.

Вы будете плакать над этой книгой – плачьте, но плакать мало, надо думать. Думать о том, как быстро расчеловечивается человек, человека в человеке немного, тонкий слой культуры легко смахнуть. Никто из нас, из тех, кто двадцать лет назад радостно кричал на площадях: “Свобода! Свобода!”, не мог представить себе, что на месте коммунистической тирании вырастет много разных тираний. Опять убивать станет работой. Оглянитесь вокруг – отбоя нет от тех, кто готов делать эту работу. И уже делает. Я не знаю, как спасти человека. Рута Ванагайте отчаянно хочет его спасти   ( О книге «Наши» Руты Ванагайте / об участии простых литовцев в массовых расстрелах евреев во время Холокоста/, изданной в 2016 году, в переводе на русский – «Свои» в 2018 . Источник: Ru.Delfi – А.З.)

P.S. Посмотрите. Нобелевская речь Алексиевич