Евреи глазами именитых друзей и недругов

Archive for March 1st, 2010

Литераторы : Агнон – Аксёнов – Алексиевич – Алексин – Алешковский – Альтов – Амос – Андреев – Аннинский – Арбатова – Арканов – Ахматова – Аш Шолом – Бабель – Бальмонт – Барбюс – Башевис-Зингер – Беленький – Беллоу – Белый – Бергельсон – Битов – Блуа Леон – Бородулин – Борщаговский – Бродский – Булгаков – Бунин – Буровский– Бушков – Быков Василь – Быков Дмитрий – Бядуля – Бялик – Вайнер Аркадий – Вайнер Георгий – Ваксберг – Ванагайте – Веллер – Визель – Вишневский – Войнович – Галич – Гейзер – Гейне – Гёте – Гинзбург – Гиппиус – Гоголь – Голсуорси – Гомберг –  Гончаров – Горин – Горький – Гросс – Гроссман – Губерман – Гюго – Дементьев – Дзюба – Довлатов – Достоевский – Драгунский Денис – Евтушенко – Ерофеев – Есенин – Зангвилл Изрейел – Зозуля – Золя – Ибсен – Иванов – Инин – Иртеньев – Искандер – Кабаков – Казакова – Кара – Мурза Сергей – Карабчиевский – Карпов – Кафка – Kертес – Клейвен Эндрю – Коржавин – Короленко – Коротич – Костырченко – Куняев – Купала – Куприн – Кёстлер – Лесков – Лец Станислав Ежи – Лимонов – Льюис Синклер – Любимов Михаил –  Мандельштам Надежда – Мандельштам – Манн Томас – Маршак – Медведев Жорес – Медведев Рой – Мелихан – Мелихов – Мережковский –  Миллер – Мицкевич – Набоков – Нагибин – Найман – Некрасов Виктор – Нордау – Овсянико-Куликовский – Опендик – Оскоцкий – Осоргин – Парамонов – Пастернак – Печерин – Попов – Прилепин – Проханов – Прус – Радзинский – Разгон –  Распутин – Резник – Розанов – Роллан – Рубальская – Рубина – Рушди – Рыбаков – Салтыков-Щедрин – Самойлов – Сарнов – Светлов – Севела – Симонов – Слуцкий – Солженицын – Соловьёв Вл.Ис. – Солоухин –Станюкович – Степанов – Стругацкий Б. – Суворов – Танич – Тарковский – Твардовский – Твен – Толстая Татьяна – Толстой Лев – Тополь– Триоле – Тувим – Улицкая – Уэлс Герберт – Фаст – Фейхтвангер – Фербер – Францос Карл Эмиль – Финкильштеин – Фрумкин – Харрис – Цвейг Стэфан – Цветаева – Честертон – Чехов – Чуковский – Шолом-Алейхем – Шоу Бернард – Штейнберг – Щеглов – Энтин – Эренбург – Яхонтов

Для выборочного прочтения щёлкните на имя интересующего вас литератора.

Враждебное отношение к евреям многих классиков русской литературы общеизвестно. Это однако не мешает евреям быть их самыми большими почитателями. Для Народа Книги ничего нет дороже свободы самовыражения и общечеловеческих культурных ценностей. Такие мы, евреи …

Вот. что пишет Пушкин о гусарском досуге: ”Ротмистр гусарского полка Зурин берется обучить молодого Гринева игре на бильярде. «Это, – говорит он, – необходимо для нашего брата служивого. В походе, например, придешь в местечко – чем прикажешь заняться? Ведь не все же бить жидов”.  Замечание, сделанное с такой непринужденностью и наивной уверенностью, по-видимому, не должно вызывать возражений у собеседника. Судя по тону, с каким это было сказано, да и по контексту (Зурин – бравый гусар; Пушкин описывает его с несомненной симпатией, хотя и не без юмора), регулярное избиение жидов не было чем-то предосудительным и наказуемым, но привычным развлечением наряду с игрой на бильярде. Очевидно, подобное гусарство и молодечество считалось в порядке вещей. Подтверждение такому заключению находим у Гоголя, который сообщает, что Иван Федорович Шпонька вступил на службу в пехотный полк, который «…не уступал иным и кавалерийским. Большая часть офицеров пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров». Очевидно погромы были не из ряда вон выходящим событием, но «типическим» явлением российской действительности, а если военные «били жидов» в виде развлечения или просто от скуки, то у простого народа был помимо этого и иной повод. Таких примеров в русской словесности не счесть.

P.S. Прочитайте статью ”Евреи в русской литературе” ‘,  а также  ”Евреи – Члены Союза Писателей СССР”

*****

Прижимаю обе ладони к камню (Стена Плача – А.З.). Где ты, моё еврейство, все эти Гинзбурги и Рабиновичи, ашкенази польских, литовских и балтийских городов, едва ли не потерявшие свой «завет» среди гойских войн, революций и контрреволюций?..Что уж говорить о себе самом с моей рязанщиной и богемщиной, со всеми еврейскими анекдотами, которые нашу братию окружали, с нашим тяготением к Западу, с космополитизмом литературных вкусов; ночевало ли где-нибудь там рядом моё «еврейство»? Жёлтая звезда гетто, символ юдоли, вызывала судорогу униженности, подъём сострадания, стыд бессилия, и только Израиль сменил её цвет на непреклонность голубого с белым…Больше уж никогда не позволим вести народ миллионами на молчаливый убой…Осмелюсь предположить, что они (арабы – А.З.) ненавидят Израиль не столько за то, что тот “оккупирует” их земли, сколько за то, что он является единственной страной Ренессанса посреди сумрачных царств. Они еще, может быть, примирились бы с ним, если бы он был заселен беззащитными хасидами. Процветающий, сильный и веселый Израиль вызывает их безграничную ярость. Прогулочная набережная Тель-Авива рождает в них больше ненависти и соблазна убить, чем военные базы. История, однако, показала, что демократия обладает удивительной упругостью. Может быть, потому что у нее нет альтернативы?

*****

Это не псевдоним, потому что фамилия моего отца – Аксенов. Но я столь же русский, сколь и еврей: моя мама – писательница Евгения Гинзбург. В ЦК КПСС меня называли, особенно когда наши отношения, мягко говоря, стали не очень хорошими, не иначе как Гинзбург. Опять, мол, этот Гинзбург чудит. И распускали слухи, что Аксенов – это мой псевдоним. Я даже хотел, обосновавшись на Западе, взять себе двойную фамилию: Аксенов-Гинзбург. Есть такой священник Аксенов-Меерсон. А потом подумал: с какой стати я из-за какой-то сволочи ( имеется в виду ЦК КПСС – A.З.) буду менять фамилию? Все и так знают, что моя мама – Евгения Гинзбург, а папа – Павел Васильевич Аксенов из Рязанской губернии. Года три назад я, Володя Войнович и еще несколько писателей выступали в филармонии в Самаре. Так там перед зданием стояли патриоты с плакатами: “Грязный Чонкин, убирайся домой!”, “Долой “Затоваренную бочкотару”!. Мы вышли к этим пикетчикам, я спросил: “Чего это вы так звереете, ребята?” А они мне: “Вы же не русский писатель, Аксенов! И фамилия у вас не русская!” “Да нет, – отвечаю, – я писатель русский, хотя мама моя – еврейка. А отец из Рязанской губернии, больше русский, чем вы все вместе взятые”. Эти ребята были такого немножко татарского вида. Вот такая, значит, история. (Из беседы с жителями Нью-Йорка в Бруклине. Журнал ”Вестник” № 6/213 /1999 – А.З.)

Всю жизнь руки по швам! Не смел пикнуть. Теперь расскажу…В детстве… как себя помню… я боялся потерять папу… Пап забирали ночью, и они исчезали в никуда. Так пропал мамин родной брат Феликс… Музыкант. Его взяли за глупость… за ерунду… В магазине он громко сказал жене: «Вот уже двадцать лет советской власти, а приличных штанов в продаже нет». Сейчас пишут, что все были против… А я скажу, что народ поддерживал посадки. Взять нашу маму… У нее сидел брат, а она говорила: «С нашим Феликсом произошла ошибка. Должны разобраться. Но сажать надо, вон сколько безобразий творится вокруг». Народ поддерживал… Война! После войны я боялся вспоминать войну… Свою войну… Хотел в партию вступить — не приняли: «Какой ты коммунист, если ты был в гетто?» Молчал… молчал… Была в нашем партизанском отряде Розочка, красивая еврейская девочка, книжки с собой возила. Шестнадцать лет. Командиры спали с ней по очереди… «У нее там еще детские волосики… Ха-ха…» Розочка забеременела… Отвели подальше в лес и пристрелили, как собачку. Дети рождались, понятное дело, полный лес здоровых мужиков. Практика была такая: ребенок родится — его сразу отдают в деревню. На хутор. А кто возьмет еврейское дитя? Евреи рожать не имели права. Я вернулся с задания: «Где Розочка?» — «А тебе что? Этой нет — другую найдут». Сотни евреев, убежавших из гетто, бродили по лесам. Крестьяне их ловили, выдавали немцам за пуд муки, за килограмм сахара. Напишите… я долго молчал… Еврей всю жизнь чего-то боится. Куда бы камень ни упал, но еврея заденет.    Уйти из горящего Минска мы не успели из-за бабушки… Бабушка видела немцев в 1918 году и всех убеждала, что немцы — культурная нация и мирных людей они не тронут. У них в доме квартировал немецкий офицер, каждый вечер он играл на пианино. Мама начала сомневаться: уходить — не уходить? Из-за этого пианино, конечно… Так мы потеряли много времени. Немецкие мотоциклисты въехали в город. Какие-то люди в вышитых сорочках встречали их с хлебом-солью. С радостью. Нашлось много людей, которые думали: вот пришли немцы, и начнется нормальная жизнь. Многие ненавидели Сталина и перестали это скрывать. В первые дни войны было столько нового и непонятного…    Слово «жид» я услышал в первые дни войны… Наши соседи начали стучать нам в дверь и кричать: «Все, жиды, конец вам! За Христа ответите!» Я был советский мальчик. Окончил пять классов, мне двенадцать лет. Я не мог понять, что они говорят. Почему они так говорят? Я и сейчас этого не понимаю… У нас семья была смешанная: папа — еврей, мама — русская. Мы праздновали Пасху, но особенным образом: мама говорила, что сегодня день рождения хорошего человека. Пекла пирог. А на Песах (когда Господь помиловал евреев) отец приносил от бабушки мацу. Но время было такое, что это никак не афишировалось… надо было молчать… Мама пришила нам всем желтые звезды… Несколько дней никто не мог выйти из дома. Было стыдно… Я уже старый, но я помню это чувство… Как было стыдно… Всюду в городе валялись листовки: «Ликвидируйте комиссаров и жидов», «Спасите Россию от власти жидобольшевиков». Одну листовку подсунули нам под дверь… Скоро… да… Поползли слухи: американские евреи собирают золото, чтобы выкупить всех евреев и перевезти в Америку. Немцы любят порядок и не любят евреев, поэтому евреям придется пережить войну в гетто… Люди искали смысл в том, что происходит… какую-то нить… Даже ад человек хочет понять. Помню… Я хорошо помню, как мы переселялись в гетто. Тысячи евреев шли по городу… с детьми, с подушками… Я взял с собой, это смешно, свою коллекцию бабочек. Это смешно сейчас… Минчане высыпали на тротуары: одни смотрели на нас с любопытством, другие со злорадством, но некоторые стояли заплаканные. Я мало оглядывался по сторонам, я боялся увидеть кого-нибудь из знакомых мальчиков. Было стыдно… постоянное чувство стыда помню…    Мама сняла с руки обручальное кольцо, завернула в носовой платок и сказала, куда идти. Я пролез ночью под проволокой… В условленном месте меня ждала женщина, я отдал ей кольцо, а она насыпала мне муки. Утром мы увидели, что вместо муки я принес мел. Побелку. Так ушло мамино кольцо. Других дорогих вещей у нас не было… Стали пухнуть от голода… Возле гетто дежурили крестьяне с большими мешками. День и ночь. Ждали очередного погрома. Когда евреев увозили на расстрел, их впускали грабить покинутые дома. Полицаи искали дорогие вещи, а крестьяне складывали в мешки все, что находили. «Вам уже ничего не надо будет», — говорили они нам. Однажды гетто притихло, как перед погромом. Хотя не раздалось ни одного выстрела. В тот день не стреляли… Машины… много машин… Из машин выгружались дети в хороших костюмчиках и ботиночках, женщины в белых передниках, мужчины с дорогими чемоданами. Шикарные были чемоданы! Все говорили по-немецки. Конвоиры и охранники растерялись, особенно полицаи, они не кричали, никого не били дубинками, не спускали с поводков рычащих собак. Спектакль… театр… Это было похоже на спектакль… В этот же день мы узнали, что это привезли евреев из Европы. Их стали звать «гамбургские евреи», потому что большинство из них прибыло из Гамбурга. Они были дисциплинированные, послушные. Не хитрили, не обманывали охрану, не прятались в тайниках… они были обречены… На нас они смотрели свысока. Мы бедные, плохо одетые. Мы другие… не говорили по-немецки…Всех их расстреляли. Десятки тысяч «гамбургских евреев»… Этот день… все как в тумане… Как нас выгнали из дома? Как везли? Помню большое поле возле леса… Выбрали сильных мужчин и приказали им рыть две ямы. Глубокие. А мы стояли и ждали. Первыми маленьких детей побросали в одну яму… и стали закапывать… Родители не плакали и не просили. Была тишина. Почему, спросите? Я думал… Если на человека напал волк, человек же не будет его просить, умолять оставить ему жизнь. Или дикий кабан напал… Немцы заглядывали в яму и смеялись, бросали туда конфеты. Полицаи пьяные в стельку… у них полные карманы часов… Закопали детей… И приказали всем прыгать в другую яму. Стоим мама, папа, я и сестренка. Подошла наша очередь… Немец, который командовал, понял, что мама русская, и показал рукой: «А ты иди». Папа кричит маме: «Беги!» А мама цеплялась за папу, за меня: «Я с вами». Мы все ее отталкивали… просили уйти… Мама первая прыгнула в яму…    Это все, что я помню… Пришел в сознание от того, что кто-то сильно ударил меня по ноге чем-то острым. От боли я вскрикнул. Услышал шепот: «А тут один живой». Мужики с лопатами рылись в яме и снимали с убитых сапоги, ботинки… все, что можно было снять… Помогли мне вылезти наверх. Я сел на край ямы и ждал… ждал… Шел дождь. Земля была теплая-теплая. Мне отрезали кусок хлеба: «Беги, жиденок. Может, спасешься». Деревня была пустая… Ни одного человека, а дома целые. Хотелось есть, но попросить было не у кого. Так и ходил один. На дороге то резиновый бот валяется, то галоши… косынка… За церковью увидел обгоревших людей. Черные трупы. Пахло бензином и жареным… Убежал назад в лес. Питался грибами и ягодами. Один раз встретил старика, который заготавливал дрова. Старик дал мне два яйца. «В деревню, — предупредил, — не заходи. Мужики скрутят и сдадут в комендатуру. Недавно двух жидовочек так поймали». Однажды заснул и проснулся от выстрела над головой. Вскочил: «Немцы?» На конях сидели молодые хлопцы. Партизаны! Они посмеялись и стали спорить между собой: «А жиденыш нам зачем? Давай…» — «Пускай командир решает». Привели меня в отряд, посадили в отдельную землянку. Поставили часового… Вызвали на допрос: «Как ты оказался в расположении отряда? Кто послал?» — «Никто меня не посылал. Я из расстрельной ямы вылез». — «А может, ты шпион?» Дали два раза по морде и кинули назад в землянку. К вечеру впихнули ко мне еще двоих молодых мужчин, тоже евреев, были они в хороших кожаных куртках. От них я узнал, что евреев в отряд без оружия не берут. Если нет оружия, то надо принести золото. Золотую вещь. У них были с собой золотые часы и портсигар — даже показали мне, — они требовали встречи с командиром. Скоро их увели. Больше я их никогда не встречал… А золотой портсигар увидел потом у нашего командира… и кожаную куртку… Меня спас папин знакомый, дядя Яша. Он был сапожник, а сапожники ценились в отряде, как врачи. Я стал ему помогать…Первый совет дяди Яши: «Поменяй фамилию». Моя фамилия Фридман… Я стал Ломейко… Второй совет: «Молчи. А то получишь пулю в спину. За еврея никто отвечать не будет». Так оно и было… Война — это болото, легко влезть и трудно вылезти. Другая еврейская поговорка: «Когда дует сильный ветер, выше всего поднимается мусор». Нацистская пропаганда заразила всех, партизаны были антисемитски настроены. Нас, евреев, было в отряде одиннадцать человек… потом пять… Специально при нас заводились разговоры: «Ну какие вы вояки? Вас, как овец, ведут на убой…», «Жиды трусливые…» Я молчал. Был у меня боевой друг, отчаянный парень… Давид Гринберг… Он им отвечал. Спорил. Его убили выстрелом в спину. Я знаю, кто убил. Сегодня он герой — ходит с орденами. Геройствует! Двоих евреев убили якобы за сон на посту… Еще одного за новенький парабеллум… Позавидовали… Куда бежать? В гетто? Я хотел защищать Родину… отомстить за родных… А Родина? У партизанских командиров были секретные инструкции из Москвы: евреям не доверять, в отряд не брать, уничтожать. Нас считали предателями…Минск освободили… Для меня война кончилась, в армию по возрасту не взяли. Пятнадцать лет. Где жить? В нашей квартире поселились чужие люди. Гнали меня: «Жид пархатый…» Ничего не хотели отдавать: ни квартиры, ни вещей. Привыкли к мысли, что евреи не вернутся никогда…(«Монолог» или “Исповедь еврея-партизана”. Сокращённый вариант. Из книги «Время секонд-хэнд» (2012), в которой представлены монологи реальных людей. Источник – «Еврейский мир» 8.06.2014 – A.З.)

*****

Знаете, я живу в Белоруссии, и мы прекрасно понимаем, что уничтожение части еврейского населения сильно снизило планку культурного уровня общества. У нас ведь до войны выходили журналы, газеты, книги, были театры на идише. Все это исчезло. В деревнях до сих пор вспоминают портных, обувных дел мастеров, врачей… А потом, в 90-е годы, случилась огромная волна эмиграции, это и сейчас очень чувствуется. Если бы в 90-е годы не уехало столько евреев, не думаю, что приход Лукашенко был бы возможен. Общество было бы другим….

Да, лицо погибшей в теракте в Иерусалиме девушки-солдатки до сих пор стоит у меня перед глазами. Старый город опустел, невозможно сравнить его с тем, что было 15 лет назад. Я все время спрашиваю здесь людей, как они переносят это напряжение? Я многое увидела в этот раз, и у меня осталось ощущение, что израильтяне – гордый, стойкий народ. Я даже не подозревала этого издали. Но мир, вообще, в большой опасности: мы в руках безумных одиночек. Одно дело, когда сражаются армии, другое дело, когда ты садишься в самолет и не знаешь, что тебя ждет. Я долго жила в Париже и Берлине – все говорят об одном и том же…

Мы познаем мир через зло. Зло гораздо изощрённее добра, его механизм отшлифован. Зло – более привычное для человека состояние, к сожалению. Вот, к примеру, человек говорит: «Я – не мать Тереза». Он, прежде всего, думает о себе: хочет спасти свою жизнь, благосостояние и находит тысячу уловок, чтобы себя оправдать. Смотрите, во время войны немцы не требовали от французов отправлять еврейских детей в лагеря, только взрослых, но французы забирали также и детей и отправляли их на верную смерть!

Знаете, когда Геббельс стал говорить немцам: «не ходите к врачу-еврею, к портному-еврею», они сначала не обращали на его речи никакого внимания. А через четыре года уже полностью его поддерживали. Или… ну кто требовал от белорусского крестьянина отдать немцам за мешок муки еврейского мальчонку, вылезшего из расстрельной ямы? Никто не требовал – он это делал сам. Я слышала такие истории в каждой деревне! Страшные рассказы, которые для меня самой были потрясением. (Из интервью на сайте Jwish.ru 19.02.2016 – А.З.)

*****

Это хороший вопрос, и об этом у меня в книге «Время секонд хэнд» очень много сказано. Не конкретно о Прибалтике, а о том, как немцы расстреливали евреев в Беларуси. Иногда из ямы удавалось вылезти одному или двум. И особенно подросткам или молодым людям, которые были сильнее, чем остальные. Они потом днями кружили по лесу и искали партизанские отряды. Они хотели отомстить за своих братьев и сестер, за своих родителей, которые погибли. И там есть рассказы, как в тех же партизанских отрядах их расстреливали. Есть все эти истории, но вопрос, который мне задали, был другой: кому удалось выйти из социалистического окружения, идеи? Вот я как его поняла. И в этом плане я думаю, прибалтам это удалось скорее, потому что это была зона интересов Швеции, Германии, они им помогли.

Я вам больше скажу: например, каратели, которые работали на территории Беларуси, были все из Украины. И больше того, не только в Литве, в Латвии уничтожали евреев еще до того, как успели прийти немцы, это было и на Украине. И вы знаете, что делала Польша с евреями. Но мы же не будем отрицать, что Польша сегодня в ЕС, и она как-то из этого социализма вылезает лучше, чем мы.

Холокоста во «Времени секонд хэнд» очень много. Я даже не буду с вами спорить. Я помню, как рассказывали историю (она есть в книге). Я, уже закаленная, я сидела и плакала с этим старым евреем, который рассказывал, как у них в партизанском отряде была красивая девушка Роза, которой пользовались все командиры. Они, конечно, пользовались и другими молодыми девушками, но когда те девушки рожали, детей отдавали в крестьянские семьи, но когда забеременела девушка Роза, то кому нужен еврейский мальчик? Мальчик или девочка, которая должна была родиться? И вот этот старый еврей рассказывал, он тогда был мальчиком, и он вернулся после одного задания, а этой Розы нет. И он спросил: «Где Роза?» А ему сказали: «Молчи, потому что и тебя убьют, как её». И вы знаете, без слез все это слушать просто невозможно, это надо читать, там очень много таких рассказов.

Но понимаете, есть разное время, и сегодня люди, живущие в Латвии, — несут ли они ответственность за то, что делали их родители? В высшем смысле несут, но я знаю, что один из моих знакомых журналистов в Польше написал, что поляки делали с евреями. Поляки хуже всех относились к евреям, и ксёндзы прямо на проповеди произносили «убей еврея». И все общество обрушилось на этого журналиста, теперь еще одна журналистка написала, что они чувствуют, что им придется уехать из страны. Никто не хочет думать, что его родители были такими. Это требует времени, так что я абсолютно понимаю то, что вы говорите; и в литовских деревнях я тоже слышала много рассказов страшных. (Текст заявления, которое вызвало критику официальной Варшавы, в июне 2016 года в Нью-Йорке. Писательница отвечала на вопрос о Холокосте одного из читателей – А.З.)

 *****

         Перед нами книга, которая должна была быть написана в девяностые годы, когда мы были больше открыты правде, но она появилась только сейчас. И все равно вовремя. Страшная книга. Хотя сказать, что книга о Холокосте страшная, ничего не сказать, но тут приближаешься к невозможному для слова. В маленькой Литве 227 мест – ям, рвов, где расстреливали евреев, где-то есть знаки, где-то нет, а где-то уже земля перешла к частному собственнику. Расстреляли 200 тысяч евреев. Почти всех евреев страны! Об этом хотели бы забыть – и военное поколение, а теперь и их внуки: среди убийц литовцев было больше, чем немцев, немцев сотни, литовцев тысячи. Были там простые деревенские парни, но не только, учителя, пасторы тоже были, потому что убийце надо не просто дать автомат в руки, но и вбить несколько идей в голову. “Откуда у нас в простых деревенских домах хорошая мебель и дорогие вещи, откуда золотые коронки?” – спрашивала писательница. Везде следы преступления… Немногие свидетели, которых она нашла, рассказывали шепотом. “Почему вы говорите шепотом?” – “Убьют”. – “Кто убьет?” – “Литовцы”.   Руте Ванагайте тоже угрожают. Ненавидят многие: родные, знакомые, политики… Все хотят быть жертвами, никто не хочет быть палачом. Мифы нравятся людям больше правды.

Вы будете плакать над этой книгой – плачьте, но плакать мало, надо думать. Думать о том, как быстро расчеловечивается человек, человека в человеке немного, тонкий слой культуры легко смахнуть. Никто из нас, из тех, кто двадцать лет назад радостно кричал на площадях: “Свобода! Свобода!”, не мог представить себе, что на месте коммунистической тирании вырастет много разных тираний. Опять убивать станет работой. Оглянитесь вокруг – отбоя нет от тех, кто готов делать эту работу. И уже делает. Я не знаю, как спасти человека. Рута Ванагайте отчаянно хочет его спасти   ( О книге «Наши» Руты Ванагайте / об участии простых литовцев в массовых расстрелах евреев во время Холокоста/, изданной в 2016 году, в переводе на русский – «Свои» в 2018 . Источник: Ru.Delfi – А.З.)

P.S. Посмотрите. Нобелевская речь Алексиевич

*****

Странам, прежде всего Ирану, которые угрожают Израилю, хотелось бы напомнить о героизме еврейского народа. О маршале Жукове говорят разное: что он был жестоким человеком и т. д. Не знаю – я не полководец. Но то, что его роль в Победе над Гитлером огромна, это безусловно. И еще безусловно то, что он очень хорошо относился к евреям. Не зная, что я еврей, он лично мне говорил: «Евреев считают народом гонимым, народом-жертвой. Но для меня в той войне евреи были народом героев. Знаете, – говорил он, – разные анекдоты ходят про евреев. Но я вам расскажу анекдот про антисемитов. «У памятника Суворову стоит еврей. Подходит генерал. Еврей, с акцентом и картавя, спрашивает: «Скажите, это Суворов или Кутузов?» Генерал, передразнивая его произношение, говорит: «Суворов». Еврей: «Что вы мне подражаете? Вы ему подражайте!» «И знаете, – удивляется Георгий Константинович, – есть некоторые евреи, которые сами сочиняют о себе разные анекдоты, в которых они как-то смешно выглядят». «Георгий Константинович! – отвечаю я. – Это говорит только об уме народа, потому что лишь умный человек позволяет относиться к себе с юмором. Дурак к собственной персоне относится очень серьезно…«Нет!» – сказал Жуков. – Не это я имел в виду. Я всю войну прошел рядом с генерал-полковником Соломоном Бескиным. Он все время рассказывал анекдоты, которые казались мне антисемитскими, и этим не нравились. Например: «В городе поставили памятник, а на нем надпись: «Неизвестному солдату Рабиновичу». Все очень удивляются: «Почему неизвестному, если известна фамилия?» «Понимаете, неизвестно, был Рабинович солдатом или нет». Вот тут маршал Жуков побагровел и сказал: «Рабинович солдатом был, и дрался он героически». Все недруги Израиля должны об этом помнить.

*****

Нас с Кассилем исподволь как бы подвёрстывали к «банде убийц в белых халатах». Недавно, прочитав книгу Аркадия Ваксберга «Сталин против евреев», я узнал, что после «дела евреев» Сталин намеревался раскрутить «дело писателей-сионистов»…И если бы пятого марта пятьдесят третьего года «вождь и учитель» не освободил бы по Божьей воле нас всех от себя, надежна спасение не было никаких. Вновь скажу то, что не раз доводилось мне утверждать: когда дьявол в форме генералиссимуса поднял руку, а точнее, топор на врачей, которые десятки лет лечили его, Господь уже не выдержал, не вытерпел – и сразил сатану. А мы с Львом Абрамовичем не стали жертвами предполагавшейся вакханалии. Теперь о классическом мужестве…Незадолго до описанных мною событий его вызвали в редакцию газеты «Правда». В вестибюле он был встречен «чёрным гением» газеты, фельетонистом-пасквилянтом Давидом Заславским и генеральным директором ТАСС Хавинсоном. В тот день необходимо было, чтоб встречали и провожали именно евреи. Льва Абрамовича провели в кабинет главного редактора, которого там не оказалось. Зато оказались самые знаменитые (по заслугам уважаемые!) евреи: учёные, артисты, режиссёры, композиторы…Поскольку «литература – мать всех искусств», обойтись без писателей было никак нельзя. На зелёном сукне, словно хищные крылья, распахнулись два огромных бумажных листа. А в них был как бы вколочен, вбит текст обращения главных представителей гонимого народа к товарищу Сталину. «Представители» просили предоставить евреям неведомо что «искупить», а заодно уж и «оградить» их от народного гнева. Под обращением были, увы, невнятные, стыдившиеся самих себя подписи…Но Кассиль, как и некоторые другие бесстрашные ( да, бесстрашные!), своей подписи не поставил.

*****

Горький утверждал, что «евреи – это дрожжи человечества: их мало, но них исходит многое». В министерстве же принялись изучать, кому – в смысле национальном – доверили создавать совместный советско-чехословацкий фильм, и обнаружили, что, несмотря на наши с Лиозновой абсолютно славянские имена, отчества и фамилии, оба мы, к несчастью, евреи. И Таню от фильма отключили: она внезапно оказалась остро необходимой на родной советской земле…Так впервые я, обвинённый на кровавой заре пятидесятых в попытке создать, вместе с Кассилем, сионистский центр в Союзе писателей, столкнулся с государственным антисемитизмом хрущёвских времён, уже после ХХ съезда. Снимать фильм перепоручили Льву Кулиджанову: армянин оказался предпочтительней еврейки. Лев Александрович, впоследствии многолетний первый секретарь Союза кинематографистов, презиравший черносотенцев, начал возмущаться, отказываться. Но Таня Лиознова сама его попросила: ” Лучше вы, чем какой-нибудь юдофоб! Меня всё равно не пошлют…” Потом уж Лиознова прославилась «Семнадцатью мгновениями весны», «Тремя тополями на Плещихе» – и мы с ней вспоминали о той истории с юмором. Но тогда юмора в нашем настроении не наблюдалось.

******

Я благодарен судьбе, за которой следовал и оказался в Америке, за то, что муза меня здесь не покинула и несколько своих сочинений я начирикал с настроением и вдохновением, это теперь уже ясно…Я как болел за судьбу своей родины – первой – так и болею. Хотя у меня есть ещё одна историческая родина, за судьбу которой я тоже болею: Израиль. Судьба Израиля мне гораздо ближе, чем история Франции, скажем.

               Комментарий: Юз в 1950 г., во время прохождения службы в армии (на флоте) был осужден на 4 года за нарушение военной дисциплины. После освобождения в 1953 г. работал шофером. В Москве — с 1955 г. Писал для детей, сценарии для кино и телевидения. Огромную неофициальную популярность приобрели его песни лагерного цикла (правда, мало кто знал их истинного автора). С 1970 г. пишет прозу. Повесть «Николай Николаевич» стала классикой самиздата. С 1979 г. живет в США. Лауреат Пушкинской премии Фонда Альфреда Тёпфера (2001). Песни пишет с 1959 г. на свои стихи. Самая известная — “Товарищ Сталин, вы большой ученый.”

****

Когда я начал печататься в «Литературке», мне сразу сделали обрезание фамилии: Альтшулера сократили до Альта. Потом они же добавили две буквы, и получился Альтов. Сказали: «Так будет смешнее для читателя. И спокойнее для тебя». А поскольку начались проблемы с получением переводов на почте и с документами, псевдоним я сделал фамилией… Моя мать, Залесская Любовь Наумовна, была архитектором по специальности, но занималась домом, детьми, при мне уже не работала. Отец, Альтшуллер Теодор Семенович, преподавал в Кораблестроительном институте. Первая девочка у них умерла во время войны, не прожив и года. Я родился в Свердловске во время эвакуации. Провел там первые шесть месяцев своей жизни, после чего уехал в Ленинград, где и живу по сей день. Говорят, новорожденным я за неимением кроватки спал в эмалированном тазу и вместо соски сосал хвост селедки. Возможно, это и определило мое будущее юмориста. Родители, когда хотели что-то от нас, детей, скрыть, переходили на еврейский, но вставляли в предложения только отдельные слова. Из-за их раздраженного тона казалось, что они сами плохо понимают друг друга. Хотя оба родом из еврейских местечек: мать — из Кременчуга, отец — из Нежина. Но если языком не пользоваться ежедневно, он стирается из памяти. Как можно не чувствовать себя евреем? Если забудешь, тебе напомнят… Сталкивался ли с антисемитизмом? В детстве наверняка что-то было, потому что во втором классе, заполняя формуляр в библиотеке, в графе «национальность» я написал «ленинградец»… Чем тяжелее жить, тем более отточенным становится юмор. Как известно из истории, евреям постоянно создавали условия для совершенствования их чувства юмора. В лучших своих проявлениях еврейский юмор тонкий и грустный. А это граничит с мудростью… Анекдот7 Расскажу единственный, который помню. Еврейская набожная семья. Купили детям попугая. С гарантией, что ничего лишнего он при детях не ляпнет. Оказалось, что это не самец, а самочка. Каждые полчаса она падает на пол и вопит: «Сара хочет секса! Сара хочет секса!..» Перепуганные родители притащили попугаиху обратно в магазин. Продавец посоветовал отнести птичку к Хаймовичу: «Набожная семья. В клетке у них два попугая целыми днями читают Тору. Она перевоспитается мигом!» Подсадили попугаиху в клетку к мудрым попугаям, а та опять за свое: «Сара хочет секса!..» Один попугай шепчет другому: «Бог услышал наши молитвы!»… В Израиле? Был пару раз. Не скажу, что гастроли были хорошо организованы, но публика принимала так же, как в России. У меня юмор осмысленный, что, конечно, сужает аудиторию. Зато повышает ее уровень. Этой весной вроде бы организуют гастроли четверых юмористов. Так что, Б-г даст, увидимся!.. Уехать на свою историческую родину? Нет, таких мыслей не было. Тем более что сегодня на земном шаре не отыщешь местечка, где было бы гарантированно тихо. Планету трясет, как в лихорадке. Те, кто уехал из России в Израиль, считают себя умнее тех, кто остался. И наоборот. Очень хочется, чтобы и эти, и те оказались умнее. (Из интервью на сайте jewish.ru 21.01.2015 – А.З.)

*****

Свое еврейство я никогда не скрывал, тем более, это бесполезно – при случае вам напомнят. Но просуществовал всю жизнь безболезненно, если не считать детских кличек. Поэтому, приношу извинения евреям, практически ничего на еврейскую тему нет … Я вообще стараюсь писать про то, что может случиться с любым человеком на этой земле, вне зависимо от национальности. Юмор должен объединять, а разделять. Настали не самые простые времена, все национальности в одной и той же заднице. А это сближает… Пару месяцев назад придумал фразу: «Похоже, россиянам опять придется потуже на горле затянуть пояса»… Еврейские воспоминания в жизни? Мой дядя Захар, Зелик Персиц, был не последним человеком в Синагоге и чем-то руководил на кладбище. Он угощал харейшесом (смесь из яблок и орехов с красным вином, атрибут пасхального седера – ред.) – его намазывали и ели с мацой. Это было безумно вкусно. Прошло 60 лет, я бывал в еврейских семьях в разных странах и в Израиле – никто не мог сделать харейшес! Вот я с вами говорю – аж слюнки текут! Сладкая слюна детства… Это моя нереализованная мечта. Хотите, чтобы у меня никакой мечты не осталось, – угостите харейшесом! (Из интервью на сайте jeps.ru   /Еврейские новости Петербурга/ 24.01.2015 – А.З.)

****

Когда я начал печататься в “Литературке”, мне сразу сделали обрезание фамилии: Альтшулера сократили до Альта. Потом они же добавили две буквы, и получился Альтов. Сказали: “Так будет смешнее для читателя. И спокойнее для тебя”. А поскольку начались проблемы с получением переводов на почте и с документами, псевдоним я сделал фамилией… Моя мать, Залесская Любовь Наумовна, была архитектором по специальности, но занималась домом, детьми, при мне уже не работала. Отец, Альтшуллер Теодор Семенович, преподавал в Кораблестроительном институте. Первая девочка у них умерла во время войны, не прожив и года. Я родился в Свердловске во время эвакуации. Провел там первые шесть месяцев своей жизни, после чего уехал в Ленинград, где и живу по сей день. Говорят, новорожденным я за неимением кроватки спал в эмалированном тазу и вместо соски сосал хвост селедки. Возможно, это и определило мое будущее юмориста…  Родители, когда хотели что-то от нас, детей, скрыть, переходили на еврейский, но вставляли в предложения только отдельные слова. Из-за их раздраженного тона казалось, что они сами плохо понимают друг друга. Хотя оба родом из еврейских местечек: мать – из Кременчуга, отец – из Нежина. Но если языком не пользоваться ежедневно, он стирается из памяти…   Как можно не чувствовать себя евреем? Если забудешь, тебе напомнят. Сталкивался ли с антисемитизмом?.. В детстве наверняка что-то было, потому что во втором классе, заполняя формуляр в библиотеке, в графе “национальность” я написал “ленинградец”… Чем тяжелее жить, тем более отточенным становится юмор. Как известно из истории, евреям постоянно создавали условия для совершенствования их чувства юмора. В лучших своих проявлениях еврейский юмор тонкий и грустный. А это граничит с мудростью… Расскажу единственный, который помню. Еврейская набожная семья. Купили детям попугая. С гарантией, что ничего лишнего он при детях не ляпнет. Оказалось, что это не самец, а самочка. Каждые полчаса она падает на пол и вопит: “Сара хочет секса! Сара хочет секса!..” Перепуганные родители притащили попугаиху обратно в магазин. Продавец посоветовал отнести птичку к Хаймовичу: “Набожная семья. В клетке у них два попугая целыми днями читают Тору. Она перевоспитается мигом!” Подсадили попугаиху в клетку к мудрым попугаям, а та опять за свое: “Сара хочет секса!..” Один попугай шепчет другому: “Бог услышал наши молитвы!”  (Из интервью на сайте jewish.ru 21.01.2015 – А.З.)

****

Мой дядя Захар, Зелик Персиц, был не последним человеком в Синагоге и чем-то руководил на кладбище. Он угощал харейшесом (смесь из яблок и орехов с красным вином, атрибут пасхального седера – ред.) – его намазывали и ели с мацой. Это было безумно вкусно. Прошло 60 лет, я бывал в еврейских семьях в разных странах и в Израиле – никто не мог сделать харейшес! Вот я с вами говорю – аж слюнки текут! Сладкая слюна детства… Это моя нереализованная мечта. Хотите, чтобы у меня никакой мечты не осталось, – угостите харейшесом!.. Свое еврейство я никогда не скрывал, тем более, это бесполезно – при случае вам напомнят. Но просуществовал всю жизнь безболезненно, если не считать детских кличек. Поэтому, приношу извинения евреям, практически ничего на еврейскую тему нет … Я вообще стараюсь писать про то, что может случиться с любым человеком на этой земле, вне зависимо от национальности. Юмор должен объединять, а разделять. Настали не самые простые времена, все национальности в одной и той же заднице. А это сближает. (Из интервью на сайте «Еврейские новосто Петербурга», 16 февраля 2015 / 27 швата 5775 – А.З.)

           Поколение за поколением стремились новые репатрианты говорить на иврите, читать и писать на иврите, жить на иврите. Быть ИЗРАИЛЬТЯНАМИ. Но… Сны они видели на русском, мечтали, смеялись, плакали, бранились на русском… Эта “русская экспансия”, проникшая в самые сокровенные уголки, в наши ткани и клетки — одно из слагающих трагедии еврейско-русского романа.

На протяжении последних ста — ста пятидесяти лет евреи России предпринимали гигантские усилия, чтобы “вписаться”, стать “самыми русскими”. Еврейские либералы, коммунисты, антикоммунисты, диссиденты — все хотели принести максимальную пользу России, быть, в первых рядах. При этом, думается, ими двигало одно желание — слиться с русским народом, быть принятыми им. Но цель эта оставалась недостижимой…

И были, конечно, евреи, которые это осознавали… Назову, к примеру Оскара Грузенберга (1886-1940) — замечательного адвоката, добившегося оправдания Менделя Бейлиса на печально знаменитом процессе в 1913 году. (В том же году именем Грузенберга была названа улица в Тель-Авиве, а в 1951 году его прах был перенесен из Ниццы и захоронен в Израиле). Этот незаурядный человек, немало сделавший для защиты чести и достоинства еврейства, беззаветно любил Россию. И все-таки, когда ему предложили преподавать в Киевском университете при условии, что он примет христианство, Оскар Грузенберг это предложение отверг. Я думаю, он понимал, что даже принятие христианства не сделает его своим в России, которая всегда одной рукой приближала евреев, а другой отталкивала.

По-видимому, это не изменилось и по сей день. Мы виноваты всегда и во всем. И ничто нам не поможет…

           Все наши попытки совместного проживания с народом России успехом не увенчались. Пожалуй, это квинтэссенция нашего исторического опыта, из которого сионизм сделал, надлежащие выводы. И русско-еврейский опыт не уникален. Совместное проживание евреев с другими народами ни в одном уголке земного шара нельзя назвать гармоничным. И вовсе не потому, что евреи не стремились вписаться, приобщиться, усвоить, изучить, внести свой вклад! Кто был большим французом, чем Альфред Дрейфус, офицер французского генерального штаба? И кому не известно “дело Дрейфуса” — та разнузданная антисемитская кампания, которая была развернута в связи с ложным обвинением его в шпионаже в пользу Германии? А в Германии нашлись свои “предатели-евреи”… Любовь русских евреев к России — их вовлеченность в ее литературу, историю, философию, науку, политику, промышленность — подобна еврейско-немецкому симбиозу, еврейско-французскому, еврейско-польскому… Примеры можно множить до бесконечности.

У меня нет рационального объяснения, почему все наши попытки сближения с другими народами оказались обреченными на провал. И не это — наша тема. Важным мне представляется другое: сегодня мы на пороге новых еврейско-русских отношений. Я бы сказал так: завершен их пролог.

Что я имею в виду? То, что в еврейско-русском диалоге наступил период РАВНОПРАВНОГО партнерства. И это равноправие обусловлено не тем, что численно два этих народа равны, а прежде всего историческими переменами, в результате которых каждый из нас САМ распоряжается своей судьбой. И русские и евреи вольны выбирать свой путь и свое будущее. Сегодня — это СВОБОДНЫЕ народы, и тем положен конец ДЕМОНИЗАЦИИ. Россия — не наш демон. И я очень надеюсь, что и мы навсегда перестали быть демоном России.

Покончено и с той невероятной АНОМАЛИЕЙ, когда евреи постоянно жили “в гостях”. Случалось, что мы были желанными гостями, иногда — непрошенными. Бывало, что наши старания “быть, как все” вызывали смех. Происходили с нами вещи и похуже. Из своей длинной истории человечество вынесло один существенный урок, который усвоили еще первобытные люди, обитавшие в пещерах: человек не создан для того, чтобы быть вечным ГОСТЕМ. Вечный гость — состояние парадоксальное, и многие века евреи пребывали в этом состоянии.

         Но теперь у нас есть Израиль. Сюда евреи России привезли накопленные ими духовные богатства. Но хочу особо подчеркнуть: наш Израиль — отнюдь не “реплика” России. Слава Богу, есть у нас и другие “гены” высокого качества, без которых наш национальный организм не смог бы успешно функционировать. Евреи — уроженцы Германии, Британии, США, Франции, Центральной и Восточной Европы, Северной Африки и иных стран прибыли сюда со своими традициями, и все этнические общины создают ПОЛИФОНИЧЕСКОЕ общество. В этой ПОЛИФОНИИ русская СКРИПКА — не балалайка! — русская еврейская скрипка — все еще ведущий инструмент, и я думаю, что так будет долго.

Но — и это крайне валено помнить: эта скрипка — не сольный инструмент. Мы — симфонический ОРКЕСТР. И в звучании этого оркестра у каждого своя значительная партия.

Наше общество унаследовало идеи Моше Мендельсона (1729-1786), еврейско-немецкого философа, и взгляды рабби Моше Хаима Луццатто (1707-1747), каббалиста, драматурга, поэта, уроженца Падуи, прибывшего в Эрец-Исраэль в 1743 году, и философскую глубину средневековой еврейской поэзии, расцветшей в Испании и Провансе, и сложную символику произведений Шмуэля Иосефа Агнона (1888-1970), классика ивритской литературы, лауреата Нобелевской премии, родившегося в Галиции, долго жившего в Германии, свои лучшие произведения написавшего в Эрец-Исраэль…

Все это — и многое, многое другое, не поддающееся даже краткому перечислению, — все это и создает ту полифонию, в которой — повторю это снова — “русской” скрипке отведена хотя и доминантная, но не исключительная партия.

       Полифония — это плодотворный парадокс нашего национального бытия.

Немало земель обошли мы в наших странствиях, и то, что почерпнули в скитаниях, внесли мы в национальную сокровищницу. Порою нам самим трудно очертить параметры нашей личностной самоидентификации, и внутренний мир многих из нас — поле сражений “гражданской войны”. Пламя этой войны охватывает не только душу израильтянина, чей отец прибыл в страну, скажем, из Марокко, а мать — из Галиции, или того, чей отец — уроженец Йемена, а мать — “россиянка”. Даже человек, просто прибывший из той же России (Англии, Франции и любой другой страны), ощущает это внутреннее борение, которое я и называю “гражданской войной”.

Еврей, уроженец России, чувствует себя евреем среди русских, но стоит ему попасть в среду евреев, выходцев из Северной Африки, к примеру, — и он тут же почувствует свою “русскость” так остро, как он и предположить не мог: ему будет недоставать русского языка, русских песен, и он вдруг ощутит свою связь с Россией до боли в сердце. Видимо, такова наша судьба: и через тысячелетия проносим мы любовь к тем местам, где родились, сохраняем незримую связь с ними. Такова наша общая судьба. Такова и судьба русского еврейства. Но сегодня — я хочу это повторить снова — во взаимоотношениях евреев с Россией, в нашем “несчастном романе” завершен пролог. Отныне мы больше не живем в тени России.

Что же начнется отныне? Будущее покажет…Арад, 1994 г. ( Из эссе “Опаленные Россией”. Источник: isrageo.com, а также газета «В новом свете» 4-10.01.2019 – А.З.)

P.S. Смотрите интервью в программе “Познер” за две недели до кончины
 

*****

В еврейском «вопросе» нет никакого вопроса, – я, русский интеллигент, счастливый представитель державного племени, чувствовал себя бессильным и обреченным лишь на бесплоднейшее томление духа…Сожительствуя с евреями как их согражданин, находясь с ними в постоянных сношениях, личных, деловых, товарищеских на почве совместной общественной работы, я таким образом каждый день буквально лицом к лицу становился перед еврейским «вопросом» – и каждый день с невыносимой остротой испытывал всю фальшь и жалкую двусмысленность моего положения как угнетателя поневоле.

*****

Но все-таки о евреях ты что-то выдумываешь, тут у тебя — литература. Я не люблю их, они меня стесняют. Я чувствую себя обязанным говорить им комплименты, относиться к ним с осторожностью. Это возбуждает у меня охоту рассказывать им веселые еврейские анекдоты, в которых всегда лестно и хвастливо подчеркнуто остроумие евреев. Но я не умею рассказывать анекдоты и мне всегда трудно с евреями. (Из письма М.Горькому)

P.S. Прочитайте статью Леонида Андреева ”Первая ступень”

Слава Богу, кончается эта история. Всё: нет больше в России евреев. Действительно, нелегко “быть евреем еврею”. Вот тут-то и неизбежен вопрос: а это что такое? Что такое “быть евреем”?..Эмоциональный подтекст его исповеди: еврей, чтобы быть евреем, должен идти на колоссальные жертвы. Он должен отказаться от массы соблазнов. Он должен стерпеть массу ограничений. Что же будет на другой чаше весов и перевесит все эти неудобства, запреты, самоограничения? Только одно: готовность “быть евреем”. Но что значит “быть евреем”, если все ощутимое может быть принесено в жертву? Что такое “опыт диаспоры” и чему он может научить людей, вроде бы не побывавших в диаспоре? Что значит быть евреем в галуте, когда — ни земли, ни государства? Что остается? Язык, вера, традиция? Голос крови? С “голосом крови” разобраться проще всего: достаточно взглянуть на китайского еврея, потом на эфиопского, на германского, русского или испанского, чтобы раз навсегда оставить в покое бабушек и прабабушек на предмет того, от кого они рожали своих еврейских детей. А уж интернациональная эпоха вообще похерила “голос крови”, отдав все — совести и убеждениям. Так что оставалось у евреев к середине ХХ века? Ни языка, ни веры, ни традиции… А если взять крайний случай — революционную Россию, — так вообще ничего. Кроме слова “еврей”. За которым тоже “ничего”. Один звук. И вот из этого “звука” на глазах у изумленного человечества возродилось все: язык, вера, традиция и, наконец, — возвращенная земля и возрожденное государство…

Это вовсе не значит, что проблема решена и цель достигнута. Та цель, которая при этом достигнута, может вернуть еврею сумму жизненных прав и благ, но может и убить в нем того еврея, который преподал миру урок духовного выживания…

У человека можно отнять все. Родину, историю, язык, веру. У него можно отнять даже систему внешних имен — вместе с гражданством, исповеданием, фамилией предков. У него останется только одно: внутреннее имя. Он может стать по паспорту германцем, россиянином, аргентинцем, он может ходить в костел, в церковь, в мечеть или в партком, он может сменить фамилию на “Иванова”, а потом еще раз сменить — на “Петрова” и еще раз — на “Сидорова”, чтобы не докопались. У него останется только память “неизвестно о чем”, только дуновение духа, вздох: “я еврей” — слово, ничего уже не значащее, ни к чему не обязывающее, никому не слышное. Кроме самого человека, который может даже не отдавать себе отчета, зачем он это о себе помнит. Просто знак памяти наперекор беспамятству. Знак прочности среди непрочности. Наконец — просто ЗНАК среди беззначности. Остальное, как говорится, в руке божией. Повернется ось мироздания — и бесплотный знак отяжелеет. И проступят сначала линии: границы, проходы; затем ощутится подпор бытийной материи, знающей, ЧТО подпирать и наполнять. Русские стонут: дайте национальную идею! (Из статьи ”Быть евреем еврею сложно” в журнале ”Дружба народов” № 6 – 1997г. – А.З.)

******

Русско-еврейский диалог завершается. Жаль, грустно всякое расставание, хотя это, казалось бы, должно обрадовать обе стороны. Евреи, проведшие в „Утробе Империи“ двести лет, уходят наконец за её рубежи. И сама эта страна должна, кажется, вздохнуть с облегчением: беспокойное племя покидает её пределы; бесы, совратившие простодушных русских людей в революцию и коммунизм, исчезают за горизонтом.