Archive for February 27th, 2010
*****
Мой отец из Мазуров, моя мать Б.Маевская из крещеных евреев. Я уродился наполовину поляком и наполовину евреем, и я горжусь этим. ( Из беседы с графом Браницким – А.З.).
*****
Народ Израиля наиболее духовный из всех и способен проникнуться наиболее возвышенным в человечестве. Легионеры-евреи отличились отвагой и героизмом, заслужили почёт и уважение всех борцов за свободу. ( Из доклада о сражении польских легионеров в борьбе с Австрией, 1848 г. – А.З.).
*****
Свободная Польша будет родным домом для всех её граждан без различия вероисповедования и традиций. Старшему брату Израилю – уважение и братство, помощь на пути к вечному и земному счастью. Равные со всеми права!
( Из написанного им ”Обращения-манифеста” к полякам и евреям – А.З.).
*****
Мессианизм один может решить самый важный и самый старый из всех вопросов – еврейский вопрос. Недаром евреи избрали своим отечеством Польшу. Будучи самым духовным народом на земном шаре, способным понять, что есть наиболее возвышенного в человечестве, но остановленным в своем развитии и бессильным исполнить свою задачу, он, этот разжалованный народ, не перестает надеяться на пришествие мессии, и эта надежда, вероятно, не могла не оказать влияния на характер польского мессианизма. Подобно тому, как некоторые польские писатели со временем будут включены в число чешских, придунайских или русских писателей, так есть и те, которые по характеру своих сочинений займут свое место рядом с еврейскими поэтами. Напрасно до сих пор старались заинтересовать еврейский народ в польском вопросе, суля ему собственность и материальное благосостояние. Как может Израиль забыть бедствия и продать всё свое славное прошлое за клочок земли? И каким несчастьем было бы для мира, если б этот народ, единственный остаток древних народов, никогда не сомневающийся в Провидении, впал в вероотступничество!» (Текст из его лекций по славянской литературе для студентов – А.З.)
Комментарий: По свидетельству представителя знатного польского рода Ксаверия Браницкого, много общавшегося с поэтом, Мицкевич неоднократно говорил ему следующее: «Мой отец из мазуров (население одной из исторических областей Польши. – Прим. ред.), мать моя, Маевска, из выкрестов. Так что я наполовину лях, наполовину израэлит, чем горжусь». Профессор Калифонийского университета Роман Коропецкий, автор единственной биографии Мицкевича на английском языке, утверждает в своей книге, что ему не удалось найти никаких документальных доказательств того, что мать поэта, Барбара Маевска, имела отношение к известному роду Маевских – последователей Якова Франка, создателя еврейской миссионерской секты. Массовое крещение евреев-последователей Франка произошло в 1759 году. Барбара Маевска, мать поэта, родилась восемь лет спустя.
Русская поэтесса Каролина Павлова, урожденная Яниш, которую Мицкевич во время своего пребывания в Москве обучал польскому языку и даже, по некоторым сведениям, сделал ей предложение, уже после смерти поэта сказала: «Мицкевич был евреем». Впрочем, известно это с чужих слов – немецкого биографа и мемуариста Карла Августа Варнхагена фон Энзе. Был ли он действительно евреем по матери?
Так или иначе, поэт выступал против антисемитизма и в своём творчестве проявлял симпатии к евреям ( музыкант в поэме ”Пан Тадеуш”). В 1845 году выступил с речью в синагоге Парижа с выражением сочувствия к страданиям еврейского народа. Во время Крымской войны предложил организовать еврейский легион для борьбы с Россией, рассматривая это как первый шаг к возрождению евреев. Но судьбе было угодно, чтобы Мицкевич не пролил русской крови, так как он скоропостижно скончался от холеры.
*****
Над еврейским населением бывшего Русского государства снова нависла черная туча. За последние месяцы с юга приходят вести о погромах… К великому несчастью для евреев, дело не только в погромах. Страшны, бесчеловечны и невыносимы для нормального человеческого чувства эти проявления зверства, бесконечно жалки их несчастные и невинные жертвы, – но всякому понятно, что при теперешних условиях нет и не может быть такой организованной власти, которая сознательно допускала бы расправу с частью населения и не признавала бы первой своей задачей обеспечить жизнь и безопасность всего этого населения. Идеологов лозунга «бей жидов» можно найти только в темных низах, откуда вербуются махновцы, григорьевцы и проч. И только среди людей, находящихся с этими низами на одном моральном уровне, кровавые побоища воспринимаются. Опасность в распространении той психологии, которая и сводится не к оправданию погромов, а к «объяснению» их. И результатом такого «объяснения» является другая психология – психология пассивного отношения к вздымающейся волне антисемитизма. Ни один уважающий себя политический деятель, ни один достойный уважения публицист не станет требовать пересмотра еврейского вопроса, возвращения к черте оседлости, восстановления других ограничений. Всякому просто здравомыслящему человеку понятно, что все эти атрибуты старого режима исчезли навсегда и бесследно вместе с самим режимом, коего они были ярким воплощением. Эта перспектива не страшна евреям. Их должно страшить другое: перспектива нравственной изолированности в новой, восстановленной России. Если те чувства, которые приходится теперь сплошь и рядом констатировать в самых неожиданных сочетаниях, будут развиваться, не встречая отпора, положение еврея – подлинного гражданина, любящего родину, желающего ей служить, – сделается по истине трагическим, безвыходным…Массы еврейские, и среди них все лучшие элементы еврейства, расплачиваются за грехи других. Пусть большевистская революция ничего не дала еврейству, всё же в первых ее рядах мозолит глаза целая плеяда еврейских имен. В «Совнаркоме», «Совнархозе» и других большевистских учреждениях евреи играют видную, часто господствующую роль. Ими в значительной мере комплектуются всякие комиссариаты на местах, чрезвычайки и т. д., и в исполнение своих обязанностей они вносят некоторые из худших черт, свойственных худшим представителям их национальности, оскорбляя и озлобляя русских людей. Пусть они насчитываются только десятками, сотнями, хотя бы даже тысячами, среди многомиллионного еврейского населения, по существу им совершенно чуждого, ненавидящего и боящегося их, страдающего от их диких социальных экспериментов, от бесправия, возведенного в систему, от грабительства, не щадящего ни эллина, ни иудея, – они дают психологическое основание представлению о еврейском колорите большевистского режима, и это представление не может быть поколеблено даже тем фактом, что Урицкий погиб, а Ленину грозила гибель от еврейской руки. Где же выход? Увы, его легче указать на словах, чем найти на деле. Та пагубная психология, порожденная всем недавним прошлым, должна быть преодолена. Задача каждого из нас, кто дорожит своим политическим миросозерцанием, общественными своими идеалами, кто хочет сохранить чистоту своей политической совести и кто вместе с тем понимает, во что может превратиться и к каким последствиям привести рецидив воинствующего антисемитизма, задача каждого – всеми силами и доступными ему способами разрушать эту психологию. И одновременно задача евреев – истинных граждан и патриотов – участвовать в общей борьбе за восстановление России и противопоставить гнусной оргии большевистских насильников неуклонную и неустанную работу, исполненную жертв и самоотречения, не падая духом и не теряя уверенности в конечном торжестве истинно-человеческих начал. (Из статьи ”Больной вопрос”, журнал «Еврейская Трибуна», №1, 1920 – А.З.)
Комментарий: Еврейская тема так или иначе проходит через все творчество Набокова. Писатель одним из первых в послевоенной литературе заговорил прямым текстом и во весь голос о грядущих попытках отрицания и фальсификации Холокоста («Образчик разговора», 1945). К литературному осмыслению темы массового уничтожения евреев Набоков обращается и в романе «Пнин» (1957). Трагедию целого народа писатель показывает сквозь призму воспоминаний профессора Пнина, преподающего русский язык в американском колледже. Главный герой узнает, что его бывшая невеста Мирра Белочкина, которую он очень любил и с которой его разлучила Гражданская война, погибла в нацистском лагере смерти. Присутствуют в набоковской прозе и персонажи-евреи. Это Зильберман и Евгения Гринштейн в «Истинной жизни Себастьяна Найта» (1939), герои рассказа «Оповещение» (1934).
Беды и чаяния народа-изгнанника были близки и понятны Набокову, человеку, который был вписан русскими фашистами в предвоенном Берлине в список подлежащих уничтожению деятелей искусства еврейского происхождения, человеку, который бежал из Европы с еврейкой-женой и евреем-сыном в 1940 году, человеку, близкие и друзья которого погибли в нацистских концлагерях.
*****
За что так ненавидят евреев? За казнь Христа? Но ведь большинство ненавидящих — безбожники, им нет дела до Христа, к тому же еврея. Казнив Христа, евреи дали миру новую религию, которая стала и религией русских… Еврейский нос, картавость, развязность — все это чепуха. В моем широкоскулом, чисто русском лице если и есть подмес, то татарский; и в моем произношении и во всей повадке не было ни следа еврейства, а разве это мне помогло? Есть еще много объяснений, по-моему, иные из них, скрыто хвастливые, придуманы самими евреями: зависть к уму, ловкости, нахрапу, деловой сметке сынов Израиля. Это случается порой, и тогда на свет извлекаются старые штампы: гешефтмахеры, ловкачи, проныры. Но ведь русские люди куда сильнее завидуют друг другу…Бездомность евреев — но разве это повод для ненависти? Скорее уж для сочувствия. Нечто тайное генетическое, заложенное в неевреях? Опять же нет.С какой охотой отдают должное музыкантам-евреям, шахматистам-евреям, певцам-евреям, артистам-евреям и евреям — зубным врачам. Остается одно –беззащитность. Беззащитность — значит, ничтожность. Это дарует сознанием своего дарового преимущества. Любой подонок, любая мразь, ни в чем не преуспевшая, любой обсевок жизни рядом с евреем чувствует себя гордо. Он король, орел, умница и красавец. Он исходит соком превосходства. Последний из последних среди своих, и вдруг без всякого старания, на которое он и не способен, некая подъемная сила возносит его выспрь. Эта подъемная сила идет от беззащитности евреев, пасынков его законной родины. Нет лучше карты для дурных правителей, чем играть на жидофобии низших слоев населения. А население в своей массе принадлежит к низам, даже те, кому светит семейная люстра, а не трущобная лампочка-сопля. Людей высшего качества ничтожно мало, они не образуют слоя, так, прозрачная пленка.
*****
На Западе существует мнение, что Сталин видел в евреях “пятую” колонну. Он мог им полностью доверять во время войны с Гитлером, для евреев, в отличие от русских, не существовало плена, но не мог испытывать того же доверия, когда главным врагом стала насквозь проевреенная Америка. А на этот грунт накладывалось личное отношение. Воистину зоологическая ненависть не мешала ему держать в личном приближении омерзительного еврея Кагановича. Он был ему нужен? Наверное, но Сталин легко жертвовал и более нужными и куда более ценными людьми. Каганович удостоверял в глазах мира его лояльность к евреям. Да, Сталин умел, когда требовалось, наступать на горло собственной песне. А евреям он не доверял в той же мере, что и всем остальным народам советской державы, включая русских, не больше. Он не мог серьезно относиться к еврейской “пятой” колонне, ибо хорошо знал, что все заговоры и злоумышления против советской власти, равно вредительство и шпионаж, рождаются в его собственном воображении на предмет профилактической чистки и утверждения себя единствен-ного… Ничего существенного дать народу, предназначенному на беспрерывное заклание, Сталин не мог: ни земли, ни жилища, ни еды, ни одежды, ни предметов быта, ни тем паче свободы, да и кому она нужна? Но он мог дать нечто большее, довлеющее самой глубинной сути русского народа, такое желанное и сладимое, что с ним и водка становится крепче, и хлеб вкуснее, и душа горячее, — антисемитизм…Компания борьбы с космополитизмом была глупа по изначальной формулировке. Но при всей глупости и смехотворности компания эта была предельно, трагически серьёзна, что тогда мало кто понял, ибо означала решительный поворот к фашизму. Отныне между идеологиями коммунизма и национал-социализма можно было поставить знак равенства.Как бы потом ни колебалась линия партии, какие бы оттепели и перестройки ни тревожили стоячих вод нашего бытия, лишённого действительности, отношение к евреям – лакмусовая бумажка любой политики – не менялось, ибо неизменной оставалась основа – русский шовинизм. И никакой другой эта страна быть не может.
*****
Но никто нас (русских – А.З.) не любит, кроме евреев, которые, даже оказавшись в безопасности, на земле своих предков, продолжают изнывать от неразделённой любви к России. Эта преданная, до стона и до бормотания, не то бабья, не то рабья любовь было единственным, что меня раздражало в Израиле.
*****
Есть замечательное высказывание: еврей – тот, кто на это согласен…Есть одно общее свойство, которое превращает население в нечто общее… Это свойство – антисемитизм… Господи, прости меня и помилуй, не так хотелось бы мне говорить о моей стране и моем народе! Неужели об этом мечтала душа, неужели отсюда звучал мне таинственный и завораживающий зов? И ради этого я столько лет мучился! Мне пришлось выстрадать, выболеть то, что дано от рождения. А сейчас я стыжусь столь желанного наследства. Я хочу назад в евреи: там светлее и человечнее… Истинная вера не требует доказательств. А что может быть истиннее, чище и незыблемее веры антисемита: все зло от евреев…Как хочется поверить, что есть выход! Как хочется поверить в свою страну! Трудно быть евреем в России. Но куда труднее быть русским. (Из повести “Тьма в конце туннеля”, М.,1994 – А.З.)
*****
И всё же есть одно общее свойство, которое превращает население России в некое целое, я не произношу слова “народ”, ибо, повторяю, народ без демократии — чернь. Это свойство — антисемитизм. Только не надо говорить: позвольте, а такой-то?! Это ничего не означает, кроме того, что такой-то по причинам, неведомым ему самому, не антисемит… Антисемитизму не препятствует ни высокий интеллектуальный, духовный и душевный уровень — антисемитами были Достоевский, Чехов, З. Гиппиус, ни искреннее отвращение к черносотенцам, погромам и слову “жид”, такому же короткому и общеупотребительному, как самое любимое слово русского народа… С него, как с гуся вода, стекли все ужасы века: кровавая война, печи гитлеровских лагерей, Бабий Яр и варшавское гетто, Колыма и Воркута и… стоп, надоело брызгать слюной, всем и так хорошо известны грязь и кровь гитлеризма и сталинщины. Но вот разрядилась мгла, “встала младая с перстами пурпурными Эос”, продрал очи народ после тяжелого похмельного сна, потянулся и… начал расчищать поле для строительства другой, разумной, опрятной, достаточной жизни — ничуть не бывало, — потянулся богатырь и кинулся добивать евреев. А надо бы, перекрестясь, признаться в соучастии в великом преступлении и покаяться перед миром. Но он же вечно безвинен, мой народ, младенчик-убийца. А виноватые — вот они. На свет извлекается старое, дореволюционное, давно иступившееся, проржавевшее — да иного нету! — оружие: жандармская липа — протоколы сионских мудрецов, мировой жидомасонский заговор, ритуальные убийства… Всё это было, было, но не прошло. Черносотенец-охотнорядец поднимается во весь свой исполинский рост. Тот, что возник в конце сороковых — начале пятидесятых, был карликом в сравнении с ним. Послеперестроечный антисемитизм взял на вооружение весь тухлый бред из своих затхлых закромов: давно разоблаченные фальшивки, поддельные документы, лжесвидетельства, — ничем не брезгуя, ничего не стесняясь, ибо всё это не очень-то и нужно. Истинная вера не требует доказательств. А что может быть истиннее, чище и незыблемее веры антисемита: всё зло от евреев. (Из повести “Тьма в конце туннеля”, М.,1994 – А.З.)
Комментарий: Удивительная метаморфоза произошла с писателем, рассказанная им в автобиографической повести “Тьма в конце туннеля”. Большую часть своей сознательной жизни Юрий Маркович считал себя полукровкой, сыном еврея и русской. И поэтому постоянно, и в детстве, и в зрелые годы, чувствовал себя изгоем среди представителей “коренной национальности”. И ничего: ни слова матери “…я предпочитаю евреев, они веселее, умнее и воспитаннее”, ни “благополучная” запись в “пятой графе”, ни славянская стать, ни манера поведения в стиле “удалого Кирибеевича”, не говоря уже об успехах на поприще русской литературы и кинематографии – ничего не могло вытравить из Ю.Нагибина комплекса неполноценности. Этому способствовали откровенное проявление антисемитизма и оскорбительные намеки на принадлежность писателя к сынам израилевым. И неожиданно он узнает, что его биологическим отцом является некий русский дворянин, зверски убитый в первые годы революции (кстати, не еврейскими комиссарами, а наоборот, местными мужиками), а тот, которого Юрий всю жизнь считал отцом, Марк (Мара, как его называли в семье), усыновил его, чуть ли ни при рождении. Стало быть, конец душевным терзаниям: ты теперь стопроцентный русский, да еще дворянских кровей в придачу! Но это открытие, которое, казалось бы, должно было привести писателя в лагерь самых оголтелых русофилов и потенциальных или активных юдофобов, имело совершенно неожиданные последствия: именно сейчас Юрий Нагибин яростно возненавидел антисемитизм и начал рассматривать свой родной русский народ в качестве носителя этого позорного начала.
*****
Есть вещи, которые нельзя компенсировать. Это какая-то несправедливость библейского масштаба. Потому что я саму смерть считаю несправедливостью, к которой никогда не привыкну. Я не думаю, что Катастрофа – это что-то в прошлом. Мне кажется, повернись что-то сейчас в истории – все будет снова воспроизведено. Пусть не в тех же подробностях, но похоже. Хотя бы из-за того, как Европа относится к арабо-еврейской проблеме. У них, видите ли, такие проарабские настроения! Что это значит: проарабские? Какое французскому фабриканту или лавочнику дело до арабов? Сказали бы честно: антисемитские настроения. Я читал “200 лет вместе” Солженицына. С трудом одолел первый том, хотя у меня потрясающая дисциплина чтения. Я не могу вспомнить, чтобы бросил книгу недочитанной. Но здесь не смог всего осилить даже не потому, что написано скучно – а это написано очень скучно, – а потому, что меня раздражала сама постановка вопроса: двести лет вместе – читай: рядом – с евреями. Как с животными какими-то. Солженицыну не пришло в голову, и никому бы не пришло, писать: “500 лет с башкирами”. Потому что, спрашивается, с какого такого перепугу надо специально замечать башкиров? Вот и я бы хотел, чтобы нас тоже не замечали. Просто оставили в покое.
*****
В Думе говорят про евреев, в церкви говорят про евреев. Русские, американцы, иракцы, теперь уже и чукчи говорят про евреев. Негры и китайцы выступают со своим мнением об евреях. Государственные чиновники, киноартисты и бомжи предлагают своё решение еврейского вопроса. Услышав: «Сдались вам эти евреи!», все они, кроме идеологов и профессионалов этого дела, отвечают, как правило: «Да в гробу я их видал, просто к слову пришлось, так-то я про них не думаю». Единственные, кто не стесняется признаться, что они о евреях думают, это евреи, и на густом фоне такого недуманья о них со стороны это более или менее понятно. Таким образом, тема является универсальной – как погода или воспитание детей – пожалуй, только более захватывающей.
*****
Знаете мой критерий антисемитизма? Есть антисемитические страны и не антисемитические – я вам скажу разницу. Если вы ничего не знаете о каком-нибудь человеке, который живёт в этой стране, о каком-то господине про которого вы не знаете прямо, что он не антисемит, и если вы считаете, что он, вероятно, антисемит, эта страна антисемитская. В общем. Если про такого человека, опять-таки при условии, что вы не знаете, не можете знать прямо, что он да – антисемит, вы думаете: он не антисемит, тогда не антисемитская. В этом отношении, Англия не антисемитская страна. Скандинавия не антисемитская страна. Италия не антисемитская. Франция – да. Россия – да. Восточная Европа, в общем, за исключением Болгарии – в Болгарии спасли всех болгарских евреев….Сама мысль о том, не антисемит ли человек, приходит в голову, главным образом, когда он упоминает о евреях, когда можно не упоминать. Невпопад. Или когда упоминает излишне оживлённо, или излишне отвлечённо, или излишне уровновешенно, или излишне обоснованно – словом излишне. Не как, например, о татарах.
*****
Это идёт от Средних веков. Послушайте, если вы меня спрашиваете о главной причине, то есть начале антисемитизма, оно находится в Евангелии. Отсюда всё идёт. Нельзя не быть антисемитом, если вы верите в Евангелие, это невозможно. Вы должны сделать что-то специальное психологическое над собой, чтобы не быть. Вы – ребёнок, скажем, в Англии, ваши родители никогда не говорят о евреях, вы никогда не слышали о евреях, вы не знаете, что такое евреи. Слово вам, в общем, не так уж известно. Вы идёте в воскресную школу, там бы читаете Евангелие. Там стоит, что некие «евреи» убили Бога. Вы не знаете, что это означает, но какая-то тень накладывается на это слово. Какая-то искорка появляется внутри этого слова. Она не должна расти, но есть разные ветры – социальные, экономические, политические, религиозные, которые раздувают её в пожар. Без этой искорки не было бы пожара. Мусульмане не антисемиты в этом смысле, никто. Ну конечно, они – низшая раса, евреи, они низшее общество, потому что они не мусульмане. Как и христиане. Но мусульмане не верят, что евреи существуют для того, чтоб подрывать, чтоб быть врагами, чтобы, понимаете ли, отравлять эти ручьи – как думали в Средних веках…Они ненавидят евреев из-за политических резонов, из-за Израиля всё это – это понятно… В Испании, когда евреям и арабам жилось хорошо, знаете, в начале ХI, в ХII столетии, когда они перемешались между собой, там евреев никто не преследовал…Если б я мог превратить всех евреев в каких-то других, неевреев, я бы это, может быть, и сделал. Но! Так как это невозможно, тогда только один ответ: мы не должны быть такими, мы должны жить нормальную жизнь, где-то. Где они, евреи, не чувствуют себя неуютно. Нету еврея в мире, в котором нет капли неуюта, чувства неуюта. Они не совсем как другие. Им нужно быть «специальными», нужно завести «хорошего» еврея – иначе «они» нас будут преследовать…Так что я не говорю: ассимиляция – нет. Я за ассимиляцию принципиально, я не антиассимилянт. Но совершенно явно, что этому не быть.
Да, в Бабьем Яру расстреливали всех, но только евреев расстреливали потому, что они – евреи… Бабий Яр превратился в понятие нарицательное. Как Варфоломеевская ночь, ГУЛаг, Хиросима, Чернобыль… Массовое убийство – вот смысл этих слов, названий, понятий. Какое из этих понятий страшнее – вряд ли стоит в этом разбираться. Но каждое из них имело свой оттенок…С Бабьим Яром – выяснилось после первой пулеметной очереди. Евреев надо уничтожать – и все! Три дня их уничтожали – 29 сентября, 30 сентября и 1 октября 1941 года. Говорят, что в эти три дня было расстреляно 70 тысяч человек… Из них только один человек спасся – актриса Киевского театра кукол Дина Мироновна Проничева, мать двоих детей. Единственный человек на весь мир, который мог и рассказал о том, что же происходило в этом глубоком овраге на окраине Киева в те страшные три дня. Подробный, леденящий кровь рассказ ее полностью приводится в известной книге Анатолия Кузнецова «Бабий Яр». Читая его, задаешь себе тысячу вопросов. Но главный из них – какая сила, какая мера злобы может довести человека, людей, которые принимали участие в этом убийстве, до того, что свершилось? Как могло родиться выражение «человек-зверь», «зверская расправа», «звериная ненависть»? Ни один зверь, самый лютый, не издевается над своей жертвой так, как человек над человеком… Зверь хочет есть, защитить своего детеныша, садизм ему неведом. Евреев Бабьего Яра, стариков и детей, перед тем, как расстрелять, били палками, раздев донага…В последующие два года в Бабьем Яру расстреливали не только евреев. Приводят цифру – 30 тысяч. Били ли их, раздевали ли их – неизвестно. Но первые три дня и били, и раздевали людей, только потому, что они были евреями. На языке Гитлера это называлось «окончательное решение еврейского вопроса». И, вот, кончилась война. Киев освободили. На Нюрнбергском процессе вспоминали Бабий Яр, приводили цифры. А в самом Киеве? Когда я, почти двадцать лет спустя, пытался заикнуться о памятнике на месте расстрела (чуть не написал «зверского», но тут же спохватился), на меня смотрели, как на полоумного: «Какой памятник? Кому? Памятник ставят героям. А здесь – люди добровольно пошли, как кролики в пасть удава…» И тут же был отдан приказ – Бабий Яр замыть. Чтоб следа его не осталось…Не мне защищать фашизм. Но там было сказано – евреи – нелюди, их надо уничтожить! Ясно! У нас же – братская семья народов – все равны! Ну, а трагедия Бабьего Яра? Какая трагедия? Никакой трагедии. Забудьте! И переименовали его в Сырецкий Яр. А потом замыли. Насосами, пульпой – смесью глины с песком. И превратился овраг в пустырь, заросший бурьяном…В 1961 году произошла катастрофа. Прорвало дамбу, сдерживавшую намытую часть Бабьего Яра. Миллионы тонн пульпы устремились на Куреневку. Десятиметровый вал жидкого песка и глины затопил трамвайный парк, снес прилепившиеся к откосам домишки, усадьбы. Было много жертв… Об этом через месяц появились три строчки в «Вечернем Киеве». Как известно, логика – не самая сильная черта коммунистической идеологии. Сначала решили забыть и замыть Бабий Яр. Потом уничтожили старое Еврейское кладбище, соседствовавшее с Бабьим Яром. Осквернили и разбили памятники… Затем разогнали людей, которые в день 25-й годовщины расстрела собрались на том месте, где погибли их отцы, братья, сестры. Участников этого якобы «сионистского сборища» стали прорабатывать, вызывать на партбюро. В том числе и меня. (Из статьи «Бабий Яр, 45 лет», написанной за год до смерти писателя. Впервые напечатано в газете «Новое русское слово», Нью-Йорк 28. 09. 1986 – А.З.)
*****
Пели молитву. Тоже чужую, непонятную мне, как и многое в этой стране. И горы окружали меня чужие, невысокие, складчатые, сухие над вечерним озером. Но себя я не чувствовал чужим. За те немногие дни, что я пробыл в этой маленькой, изрезанной границами, окруженной врагами, обуреваемой страстями, верной чуждым мне традициям стране, я понял, что я ей не чужой, как и то, что она близка мне. Чем же? Чем может быть близка мне страна, язык которой я никогда не выучу, религиозный уклад которой мне далек и мирты не похожи на березы? Я стоял у Стены Плача в черной ермолке на макушке и смотрел на старых евреев с длинными пейсами и в белых чулках и на бледных мальчиков с такими же пейсами, на молодого светловолосого парня в солдатской форме, на нем тоже была ермолка, и губы его что-то шептали. И глядя на него, в запыленной форме, и на тех, на автобусных остановках, голосующих на дорогах, чтоб подвезли на субботу домой («Мерзавцы, а кто же в лавке остался?»), я думал о том, что, может быть, это единственные сейчас в мире солдаты, которые, стреляя, знают, во имя чего они стреляют и что защищают. Свою страну, свое право жить в этой стране. ( О мероприятях к 35-летию трагедии Бабьего Яра, проводимых 29 сентября 1976 года в израильском поселении Галилея бывшими киевлянами. Писатель приехал к ним из Парижа – А.З.)
Комментарий: От словосочетания «Бабий яр» веет холодом и смертельным ужасом. Из всех кровавых страниц Второй мировой – эта, безусловно, одна из самых страшных. И не в том дело, что в Освенциме или в Дахау убили больше людей, чем за пять осенних дней на окраине Киева. Трагическое величие Бабьего яра состоит в том, что это была не простая акция по уничтожению евреев: это был эксперимент, первая организованная акция «очищения Европы от жидов» – не погром и не медленное умирание в гетто. Немцев волновало все, что было связано с этой «операцией», но прежде всего, как отнесется к происходящему местное население. Важно было еще и то, что провести массовые убийства решено было руками коренных жителей, а не представителями «высшей расы». Уже ни для кого не секрет, что из 1200 палачей Бабьего яра подавляющее большинство составляли украинцы, русские и так называемые «синерубашечники» (польско-литовские полицаи). Надо сказать, что «местные кадры» не подвели – справились с поставленной задачей в полном объеме. По самым скромным подсчетам за пять дней в Бабьем яру было уничтожено 150 000 евреев. И только после этого, когда эффективность подобного подхода к решению еврейского вопроса стала очевидна, нацисты стали применять его в других местах.
*****
Евреи добиваются превосходства лишь потому ,что им отказано в равенстве.
*****
Если вы решили утопить собаку, сначала объявите её бешеной. Люди приписывают евреям всевозможные пороки, чтобы оправдать свою ненависть к ним. Но главным чувством здесь всё же является ненависть.( Из речи на первом сионистском конгрессе в 1897 г. – А.З.)
*****
Таково положение эмансипированного еврея в Западной Европе: он отказался от еврейской самобытности, а прочие народы объявляют ему, что их самобытности он не усвоил. Он отделяется от представителей своей расы, ибо антисемитизм запятнал их даже в его глазах, а местное население отталкивает его…Он потерял свою родину-гетто, а страна, где он родился, отказывается быть ему родиной. Под его ногами нет почвы, он не принадлежит к какому-то ни было обществу, в которое он мог бы войти как желанный и полноправный гражданин. (Из книги ”Евреи и кризис Запада”, изд. Иерусалим – Москва, 2004 – А.З.)
*****
Мы прежде осветили положение еврейского народа среди других народов. Мы показали, что его везде считают чужим, его ненавидят, как нежданного гостя, несмотря на то, что многие сыны нашего народа стараются, действительно, забыть о своем еврействe, или по крайней мере публично отречься него и понемногу слиться с окружающими. Мы установили, что неправду говорят те, кто хочет оправдать эту ненависть к еврейскому народу, это отвратительное равнодушие к его страданиям, его мнимыми пороками. Наши недостатки – это недостатки всякого человека, живущего в подобных общественных и исторических условиях, и мы их совершенно не склонны отрицать. Но наряду с этими недостатками мы можем похвалиться и очень многими достоинствами, которых нет у других народов. Из всего этого мы вывели заключение, что нас преследуют потому, что мы представляем легко заметное меньшинство, что над нами тяготеют изуверские легенды средних веков; и поэтому наша судьба – это судьба всякого меньшинства, не обладающего ни силой, ни престижем…
Нами установлена картина еврейской действительности в ее общих контурах; маленькие события дня не могут повлиять, на их изменения; право, на этих мелких событиях не стоить останавливаться со стонами и вздохами. Вчера в чешском фабричном городе толпа рабочих разорила еврейские лавки. Сегодня грабят и бьют наших братьев в Яссах; на следующий день в Николаеве происходит погром; далее, в Чикаго толпа нападает на мелких Разнощиков – наших соплеменников. Что же все это доказывает? То, что нас везде окружает ненависть, что повсюду только тонкая стена общественного порядка и полицейских правил нас ограждает от злых народных страстей, постоянно готовых обрушиться на нас…
Мы не убаюкиваем себя никакими надеждами, когда случайно в течете года нигде на земном шар не бьют, не оскорбляют и не грабят евреев, но мы и не издаем никаких криков негодования, когда неожиданно над нашими братьями учинят какое-либо насилие. Когда же их не бывает, мы принимаем это за чудо, так как мы горячо принимаем к сердцу страдания каждого еврея в отдельности, хотя и не выставляем нашего отчаяния на показ. Когда же насилия случаются, мы их отмечаем с горечью, но без удивления, как неизбежное следствие того положения, которое мы ясно сознаем и раскрываем перед всеми без всякого самообмана…
Еврейский народ, благодаря своим неиссякаемым жизненным силам вышел бы невредимым из всех потрясений, даже самых чувствительных, если бы в промежутках между этими потрясениями у него оказались бы те же условия, как у других народов. Но этого не было. Мы живем, как пещерные звери в вечном мраке – нам никогда не светит солнце законности. Мы живем, как глубоководный животные под неимоверным давлением – нас прижимает тысяче-атмосферная тяжесть недоверия и презрения. Мы уже сотни лет живем в эпоху ледников – нас окружает жестокая стужа ненависти. Вот те силы, которые постоянно действуют на нас без шума, без сенсационных случайностей, и под этими силами мы неудержимо все более и более погибаем. Я заявляю открыто, что не верю в повторение ужасных картин нашего прошлого, хотя события последнего времени, по-видимому, не исключают возможности поголовного истребления целого народа. Мне представляется мало вероятным, чтобы в настоящее время десятки тысяч наших соплеменников погибли от кровожадных соседей, хотя отдельный зверства еще возможны.(Спустя 45 лет гитлеровские нелюди опровергли это высказывание – А.З.)
По моему, невероятно, чтобы изгнали всех евреев какой-либо страны, хотя десятки и сотни тысяч людей и принуждаются к «добровольному» выселению, благодаря невыносимым условиям существования. В настоящее время существует европейское общественное мнение, существует человеческая совесть. Она еще не так сильна, но она все же предписывает некоторые, хотя бы и внешние, приличия и не терпит массовых преступлений. Но если я не верю в повальную еврейскую резню, в повальные изгнания евреев, то с другой стороны убежден, что наш ледниковый период еще продолжится очень долго, гораздо дольше, чем этого могут вынести наши силы, несмотря на нашу прославленную жизнеспособность…Освободить еврейский народ от этого длительного, постепенного, разрушительного гнета – вот задача, которую себе поставил сионизм…
Воля народа, хотя и рассеянного по всему земному шару, воля 10 миллионов людей есть такая внушительная сила, с которой должны будут считаться наиболее реально-настроенные государственные деятели. Но первым условием является, конечно, чтобы воля народа действительно была налицо и недвусмысленно проявила свое существование. Для того, чтобы весь мир серьезно отнесся к нам, необходимо, чтобы мы отнеслись серьезно к самим себе. Чтобы рано или поздно достигнуть цели, народ должен прежде всего заявить о своих требованиях…Мы, наверное, достигнем того, что громадное большинство еврейского народа громко перед всем миром заявить о своих сионистских чувствах, о своем стремлении к национальному существованию.
Но для этого необходимо, чтобы каждый отдельный сионист всегда и везде сознавал свои апостольские обязанности. Пассивные, созерцательные сионисты, рантьеры – сионисты, сионисты покоя должны исчезнуть. Мы должны без отдыха проповедовать, поучать, вербовать. Лозунг нашего знамени, который мы и провозглашаем для нашего священного войска, есть лозунг Нельсона в день Трафальгарской битвы: «Israel expects everybody to do his duty» – «Израиль ждет, что каждый исполнить свой долг»! ( Из речи, произнесенной на третьем конгрессе в Базеле, 1899г. – А. З.)
Комментарий: В 1895 году Макс Нордау впервые познакомился с идеей Теодора Герцля о праве еврейского народа на национальное самоопределение и независимое государство.Он с энтузиазмом поддержал эту идею. Нордау был избран вице- президентом, а затем и президентом нескольких сионистских конгрессов. Он стал одним из лидеров раннего сионистского движения и был убеждён в необходимости репатриации большинства евреев диаспоры в Эрец Исраэль. Нордау верил, что как только еврейское население в Палестине возобладает, политическая и государственная независимость станут лишь вопросом времени.
P.S. Прочитайте. Макс Нордау о положении евреев (1897)
Могила Макса Нордау. Тель-Авив
*****
На чем держится антисемитизм, чем он питается? Он держится на четырех китах: на пережитках враждебных евреям чувств, унаследованных от исторического прошлого… когда евреев преследовали и истребляли за веру; на суеверном предрассудке, будто бы евреи составляют одно солидарное целое, “кагал”, фатально враждебный и мифически опасный тем народам, среди которых они живут; на бесправии евреев; на слабом развитии правового сознания (народов), чувства справедливости и гуманности. (Из статьи “Два слова об антисемитизме”, Сб. “Щит”, М., 1915 – А.З.)
*****
Антисемитизм окружал евреев со дня рождения и до смерти, часто насильственной и нелепой. Евреи и шага не могли ступить без нарушения ограничительных законов, указов и распоряжений чиновников Российской империи. Русские националисты часто обвиняли евреев в стремлении к изоляции, но сами строго следили за раздельным проживанием и несмешением русского и еврейского населения. Евреев обвиняли в нежелании заниматься физическим трудом, но сами русские чиновники лишали их этой возможности и переселяли из деревень в места, где не было ни работы, ни жилья. Евреев обвиняли в порабощении русского народа, хотя сами русские погромщики грабили и убивали евреев во время погромов и в промежутках между ними, превратили их в людей второго сорта. Евреев обвиняли в нежелании служить в армии, но сами власти превращали военную службу в жестокую систему угнетения и издевательств над человеческим достоинством еврейских рекрутов. Евреев обвиняли в убийстве христианских мальчиков в ритуальных целях, хотя сами русские уголовники были убийцами собственных детей…H. Карамзин, один из первых известных русских историков, оправдывал убийство мирных граждан. Г. Державин возвёл клевету на евреев, обвиняя их в спаивании крестьян, Лютостанский и В. Розанов изложили теорию обвинения евреев в убийстве христианских мальчиков в ритуальных целях, Н. Гоголь воспел в художественной литературе еврейские погромы, совершённые бандами Хмельницкого, Ф. Достоевский первым высказал вздорную мысль, что “от жидов погибнет Россия”, А. Чехов показывал евреев только ничтожными и отвратительными, В. Шульгин оправдывал еврейские погромы 1905 года участием евреев в революционном движении. А. Солженицын собрал все эти материалы вместе и издал их в виде полного пособия для многих поколений антисемитов. В течение долгой истории менялись имена русских антисемитов, придумывались новые обвинения, однако сущность рассуждений и самих наукообразных теорий оставалась прежней, антисемитской. Видимо, в характере русского человека имеется некая национальная особенность и существует крайняя потребность в этих теориях. Многочисленные представители русской интеллигенции безуспешно пытались в течение тысячи лет и пытаются сегодня решить вечную, с их точки зрения, еврейскую проблему. То есть они занимались этой проблемой с момента пленения первых евреев русскими князьями в 10-м веке и до 21 века, но решить её никак не могут, видимо, занятие это не по силам их интеллекту. Кто бы этой темы ни касался – Карамзин, Гоголь, Достоевский, Розанов, Шульгин или вот Солженицын – ничего у них не получается, а воз и ныне там. И никогда не получится, потому что все они подменяют проблемы собственного народа надуманными теориями о зловредности других народов. Их бесплодные теории иссушают национальные силы, обесценивают их же таланты и делают саму жизнь бессмысленной и бесцельной. Разве можно на ненависти вырастить плодоносящее дерево, разве можно на зависти построить добротный дом, разве можно на диких противоречиях воспитать молодое поколение здоровым и жизнелюбивым? Нет, нельзя! Поэтому и истощаются собственные силы, уходит энергия в песок, не оставляя на поверхности даже следа от прожитой жизни, а русский народ в своей массе продолжает жить в бедности и лишениях, жаловаться на горькую судьбу и веками, вместе с интеллигенцией, занимается бесплодными поисками виновников собственных бед среди инородцев и иноверцев. И трудно представить какую-либо перспективу, чтобы улучшить жизнь народа в ближайшем будущем, пока владеют умами людей такие лжекумиры как Солженицын. (Из статьи ”Александр Солженицын как зеркало русского антисемитизма”, Седьмой канал – 5 декабря 2003 года . Текст продублирован автором в его книге ”Двести лет затяжного погрома”, том I – А.З.)
*****
Можно бесконечно удивляться, как так случилось, что у большого народа, который постоянно гордиться своей благородной миссией на земле, не оказалось минимального чувства справедливости и благодарности, а преобладают злоба и ненависть к народу малому за всё доброе, что за прошедшие два века совместного проживания на одной территории евреи принесли России и российскому народу. Такое впечатление, что эти чувства начисто отсутствуют у большинства представителей народа, которые на протяжении длительного исторического периода продолжают клеветать на евреев и создавать вздорные, нелепые мифы, и никак не могут успокоиться. Каким нужно быть слепцом, чтобы не заметит на войне, во всех его боевых частях – среди пехоты, танкистов, артиллеристов, среди моряков и летчиков, в инженерных войсках, в разных должностях – от рядовых до командующих фронтами – полмиллиона евреев, как можно было распространять эту чудовищную ложь и не сгореть от стыда на этом и том свете! В огромной стране никто не заметил кощунственных фраз Солженицына и не высказал ему упёка, не запретил распространения лжи. Да, многие русские интеллигенты не смогли понять преимуществ, связанных с пребыванием еврейского населения в стране, им не хватило ни ума, ни интеллекта, чтобы извлечь максимальную для себя и своей истории выгоду от проживания евреев в России. Евреев часто и много попрекали в том, что они едят чужой хлеб, что они чужие в стране, что они не любят эту страну, которой отдавали свой талант и жизни. Если же отойти от огульных обвинений, а обратить внимание на тысячи, десятки тысяч биографий конкретных еврейских семей, то можно невооружённым глазом, свободным от бельма ненависти, увидеть совершенно иную правду. Поэтому тысячи еврейских семей уехали из страны, как только появилась такая возможность, оставив на российской земле братские могилы и захоронения своих родителей, дорогие воспоминания о своей юности. Чтобы заставить целый народ уехать из страны, нужно было очень здорово постараться. Русские националисты постарались, до сих пор стараются, навряд ли когда-нибудь успокоятся. (Из статьи ”Герой планеты земля” в газете русскоязычной Америки ”Еврейский мир” 8 декабря 2010 года – А.З.)
Комментарий: Всем любителям книги и особенно евреям с повышенным чувством национального самосознания советую прочесть книги В.Опендика ”Двести лет затяжного погрома” (семь томов, более двух тысяч страниц), которые можно приобрести в магазине ”Чёрное море”(на Брайтоне) и у автора, прислав чеки по адресу: Vladimir Opendik, PO BOX 740214 Rego Park, NY 11374 – 0214. Стоимость комплекта книг – 90 долларов плюс почтовые расходы, в пределах США – 10$.
P.S. Подробней о книге ”Двести лет затяжного погрома” можно прочитать на сайте в ”Еврейском мире”- http://www.evreimir.com/article.php?id=3290
Когда я слышу и читаю о том, что антисемитизм если и есть в России, то исключительно бытовой, да и тот идет на убыль, — всегда вспоминаю злую шутку, какую сыграли антисемиты с главным раввином России Берлом Лазаром. Дважды — может быть, и чаще, но на моей памяти дважды — он публично заявлял: «Бытовой российский антисемитизм трусливо отступает». И почти сразу за его победным заявлениям пару лет назад прогремел взрыв мины под плакатом «Смерть жидам!» на Киевском шоссе, а совсем недавно нашумело Обращение депутатов Государственной думы от фракций «Родина» и КПРФ к Генеральному прокурору о запрете «всех религиозных и национальных еврейских объединений как экстремистских». В таком фатальном невезении есть своя жестокая логика.
Антисемитизм в России не просто «имеет место быть», но яростно проявляет свою агрессию. Более того: бытовыми рамками его нахрап не ограничен. Личное бытовое дело питерского антисемита, некоего члена Союза писателей России Александра Андрюшкина не любить евреев, но тиражировать в издательстве «Витязь» его мерзостную книгу «Иудеи в русской литературе XX века» (СПб., 2003), где антисемитским дегтем вымазано наследие Бабеля и Мандельштама, Платонова и Зощенко, Ахматовой и Твардовского, вопрос не его собственного бесчестия, а нравственного, духовного нездоровья современного российского общества.
Или упомянутое Обращение к Генеральному прокурору. Оно называется депутатским, коль скоро его подписали два десятка думских депутатов, включая таких одиозных, как кубанский батька Николай Кондратенко и генерал Альберт Макашов. Но под обращением не только депутатские подписи, а более 500 подписей так называемых представителей общественности. Среди них журналисты и издатели патриотистских газет и журналов ксенофобской направленности, мастера культуры вроде народного художника России Клыкова и — к стыду и позору российской словесности — писатели типа стихотворца Валерия Хатюшина. Ничего не меняется оттого, что подписанты посчитали за благо отозвать свое позорное обращение: отзыв не отменяет самого этого факта как массовой антисемитской акции. И можно понять президента России, откровенно признавшего, что эта акция вызвала в нем чувство стыда за соотечественников. Думается, однако, что эмоциональное изъявление такого праведного чувства не лишне было бы сопроводить и решениями административными.
Антисемитизм — реальность российской жизни, имеющая свои исторические корни. Но, разумеется, только к нему современные ксенофобские умонастроения не сводятся. Сегодня его явно опережает кавказофобия, следом за ней идут американофобия, полонофобия и др. Но оттого, что он не одинок, не становится не проще, не легче: национальная нетерпимость лишь псевдоним расизма, нацизма и прочих фашизоидных «измов».
*****
Свои, русские, мне гораздо ближе по духу, по чистоте языка и говора, по специфическим национальным достоинствам и недостаткам. Иметь их моими единомышленниками и соратниками мне ценнее, просто даже удобнее и приятнее. В многоплеменной, вовсе не русской России я умел уважать и еврея, и татарина, и поляка и за всеми ими признаю совершенно одинаковое со мной право на Россию, нашу общую и нашу родную мать: но сам я из русской группы… из той духовно влиятельной группы, которая дала основной тон российской культуре». Однако теперь «русский за рубежом захирел и сдался, уступив общественные посты иноплеменной энергии… Еврей акклиматизируется легче… – его счастье! Зависти не испытываю, готов за него радоваться… Но есть одна область, где “еврейское засилье” решительно бьет меня по сердцу: область благотворительности… Обращаться к богатым русским – бесполезная и унизительная трата времени». Другое дело – «отзывчивое еврейство»…Для меня представляется несомненным, что Толстой не мог быть антисемитом в обычном значении этого слова: это противоречило бы его душевному складу и его идеям. Не сомневаюсь и в том, что погромы, а особенно те, в которых было явно прямое или косвенное участие властей, были ему отвратительны и его возмущали. Но вряд ли он мог быть и “филосемитом”, т. е. человеком, особенно остро скорбевшим о печальном положении евреев в России. Толстой не любил лицемерия, а филосемитизм русской интеллигенции был почти столь же театрален, как и “любовь к мужику”. Он всегда был подсахаренным, потому что евреи не были равноправными, значит, и относиться к ним спокойно и критически было невозможно; порядочный человек был обязан им сострадать, а любовь по чувству долга – не настоящая любовь. …Допускаю и то, что евреи как нация не были ему привлекательны. Это не антисемитизм, не преступное отношение к угнетенной нации, а просто реальное отношение, основанное на чувстве взаимного притяжения и отталкивания. Вам ближе еврей, мне ближе русский… Есть чувства, с которыми не справишься, – да вряд ли и браться следует. …Участвовать в театральных выступлениях “филосемитов” по чувству долга Л. Толстой не мог. Я ведь лично не верю в искренность филосемитизма тех многих, которые пишут и говорят вам, евреям, пламенные слова, и вам верить не советую. Гораздо дороже должно быть простое признание: “Свои мне, конечно, гораздо ближе, и за своих я буду ратовать горячее, но я человек и по человечеству принимаю к сердцу и ваши национальные страдания; за своих я положу душу, вам же предлагаю, например, мое честное перо”… Я понимаю и ценю, что для вас, как евреев, нет ничего важнее и трепетнее еврейского вопроса. Но в картине мира и общечеловеческого бытия судьба еврейства – лишь страничка обычного размера. Невозможно требовать от всех такого страстного отношения к этому вопросу, какое естественно для вас, – а особенно после того, как евреи в России уравнены со всеми гражданами, если не в правах, то в бесправии.( Из статей ”Русское одоночество” и ”Был ли Толстой антисемитом” в газете ”Рассвет” . Париж, 1925 – 1929 г.г. – А.З.)
Комментарий: В Италии Осоргин знакомится с семнадцатилетней Рахилью Гинцберг, дочерью киевского раввина, активного сионистского деятеля. Молодые люди полюбили друг друга. Но как жениться? Различие в вероисповеданиях в те времена было препятствием непреодолимым. И Михаил Андреевич принимает решение, руководствуясь, как всегда, только собственной совестью: он проходит гиюр и принимает иудейство. Нет, он не стал верующим иудеем; в те времена он называл себя «веселым безбожником». Он был убежден, что человеческая жизнь не должна быть принесена в жертву идее – ни политической, ни религиозной. Однако отказ от брака, основанного на еврейских законах, убил бы отца Рахили. Пойти на это Осоргин не мог. (Брак длился около десяти лет, и после развода он, скорее всего, просто забыл, что когда-то принял иудаизм.) В 1922 году он был выслан на знаменитом «философском пароходе», увозившем из страны лучших философов, ученых и литераторов. По воспоминаниям современников, Осоргин на пароходе плакал: внутреннее чутье подсказывало ему, что никогда больше не увидит он родину.