Евреи глазами именитых друзей и недругов

Archive for the ‘.6. Деятели искусств, артисты, спортсмены’ Category

 *****

Вы знаете, еврейский вопрос – на сегодняшний день очень болезненный во всем мире. Но я считаю, что в России – это явно раздутое явление. Тот якобы русский антисемитизм, который является оскорбительным для русского человека и который распространен в определенных безграмотных кругах, – это явление явно преувеличенное и чаще всего лживое. (Из выступления на выставке ”Еврейские коллекции Российского этнографического музея” 30.04.2004 – А.З.)

*****

Я очень много изучал и до сих пор изучаю трагедию Холокоста. У меня много работ, связанных с ней.

Проект выставлялся в Вашингтоне. Он рассчитан на шесть пирамид. И в каждой пирамиде должно быть по миллиону имен погибших евреев, а устанавливаться он должен в тех странах, где были те праведники, которые спасли наибольшее количество людей. Я думаю, возможно, это Норвегия. Нашли японского “Шиндлера”, который спас десятки тысяч евреев. Там, где он родился, должна стоять пирамида…

Когда я встречался с главным раввином России Берлом Лазаром, который увидел фотографии “Врат ада” и самой пирамиды, он сказал, что это “самый интересный, самый четкий и самый ясный проект”, который он видел. Он сказал, что это – проект необычайного трагизма и необычайной “нужности”, как он выразился. Но он сказал, что в России очень трудно найти деньги для воплощения этого проекта…

В Израиле?  В “Яд ва-Шем” есть моя работа, и в Музее в Тель-Авиве – работа, посвященная польским еврейским детям и учителю, шагнувшему с ними вместе в газовую камеру, Янушу Корчаку. Вторая моя работа в этом музее – это трансформация Марка Шагала “Скрипач на крыше”. У меня это – скрипач, который играет на крыше крематория. (Из интервью на сайте peoples.ru в августе  2005 – А.З.)

             P.S. Посмотрите. Шемякину 65 лет.

*****

*****

Родился я тогда, когда еврейства и всего с ним связанного как бы не существовало. Недавно у Бродского в его замечательном эссе “Меньше единицы” нашел близкую мне мысль: слово “еврей” было вообще неупотребительно в русской речи того времени. Оно было почти ругательством, чем-то стыдным. Конечно, в анкетах, метриках это слово присутствовало, однако порождало не самые приятные ассоциации.
Мое настоящее имя “Нахим”. От него нет уменьшительного, поэтому в школе, институте меня звали “Фима”. Имя это как-то само закрепилось за мной, что очень огорчало папу. В письмах ко мне он всегда называл меня Нахимом. Казалось, вкладывал в это свою особую интонацию. Он всегда подчеркнуто следовал имени, данному при рождении. Например, его брат, из Гесселя стал Григорием, другой из Моисея – Михаилом, но папа упрямо называл их Гесселем и Моше. И ничто, никакой “новояз” не могли его в этом поколебать».
«Среди людей моего возраста, живущих в нашей стране, я, может быть, последний, кто говорит на идише и понимает его. Ему обучил меня отец. Да и среди знакомых родителей, когда мы жили на Колыме, в основном, были освободившиеся из лагерей евреи, все они говорили на идише. Так этот язык стал мне родным с детства, правда, сейчас я уже не могу свободно читать и писать на нем».
«Мама очень хорошо пела на идише. Много лет спустя после ее кончины я стал петь на эстраде фольклорную песню “Машке”, которую слышал только от нее. Мама пела ее на всех семейных праздниках.

*****

Не кричу на каждом углу, что я – еврей, но никогда и не скрываю, да в этом уже и нет нужды.
http://www.allabout.ru/a14411.html

*****

А у меня родной язык – русский. Судьба нашего народа сложилась так, что мы свое еврейство обнаруживаем в красках, линиях, во взгляде, в особой интонации, но не в письме, не в речи, не в литературе. Я не меньше еврей, чем еврей, говорящий на “ладино”  (Смесь испанского с ивритом, язык испанских и португальских евреев).  Не меньше еврей, чем говорящие на иврите. Ведь как бы мы не ежились, услышав обидный анекдот, еврей – это и вправду диагноз. И в этом нет ничего обидного. В анекдоте звучит пошло, но для жизни – очень верно. Это судьба, это призвание. Поэтому, повешу ли я, как некая модная певица, крест на шею, или прилюдно буду делиться рецептами творожной пасты, надену ли кафтан или бурку – ничего со мной не поделаешь! Я носитель определенного мистического свойства, которым меня наделили, не спросив. Но я бесконечно благодарен за эту наделенность и счастлив, что именно так со мной случилось на небесном распределении.
http://www.peoples.ru/art/literature/prose/humor/shifrin/interview.html

*****

Сейчас, отправляясь на заграничные гастроли и сталкиваясь с вопросом: “Как там еврейский вопрос?”, я говорю: “Вопрос закрыт”. Другое дело, что “еврейский вопрос” существует благодаря Макашову и его товарищам. Но я действительно считаю тему забитого еврейского меньшинства в России исчерпанной. В Израиле живет около трех миллионов бывших русских евреев. А всего там пять миллионов человек. Почти все евреи уехали из России. Для обывательских баек образы учительницы Софьи Моисеевны и участкового врача Веры Аркадьевны уже неактуальны. Нет больше этих близоруких, спрятанных за очками печальных глаз. К сожалению. К сожалению – потому что это составило фон моего детства и юности.

*****

Критики сетуют на речь моих героев, и я сокрушаюсь вместе с ними. Но сегодня так говорят – и кто же обратит на это внимание, как не человек, занимающийся искусством смешного? Судя по Интернету, это раздражает и ” патриотическую ” часть электората. Таково злокозненное свойство моего племени: мы хотим извести русский народ всеми доступными средствами. ”Патриотическая” общественность чувствует дистанцию между мной и персонажем и считает, что я её намеренно подчёркиваю – чтобы поиздеваться над народом.

*****

“Избранному” народу нет нужды выпендриваться. Это не единственная гласная, которую евреи опускают при письме. Их алфавит возник задолго до возникновения того алфавита, посредством которого мы сейчас с Вами общаемся. Они давно сочли, что и без гласных все будет понятно (Встреча в гостинной ”Аргументы и факты” 22.12.2003. Ответ на вопрос: Скажите, пожалуйста, почему евреи в слове “Бог” опускают букву “о”? Никто толком объяснить не может и создается впечатление, что это ещё один выпендрёж “избранного народа“).

*****

Не знаю, может быть, сегодня и звонил кто-нибудь – мы путешествовали. Как я ни убеждаю Мири в том, что Израиль – это маленькая
Америка, убедить не могу.  Законная гордость дочери первооткрывателей самого необычного государства на Земле. Но ведь и лукавлю – раз маленькая Америка, значит уже не Америка, потому что Америка не может быть маленькой. Здесь люди ведут себя так, как воспитанные люди ведут себя на пятачке. И поди упрекни израильтян в отсутствии равнодушия. Фермы у израильтян  –  упрёк нашим лигачёвым и стародубцевым.  Полдня мы провели на одной из таких ферм, общей собственности нескольких хозяев. Культурный центр выстроен тоже на общие деньги и включает в себя ясли, детский сад, торговый зал, маленькую синагогу и кабинет для врача. А за чудесными домиками – громады теплиц с цветами, овощами и фруктами, с хитрой регулировкой полива, экономной и рассчитанной до мелочей. Отсюда и на столах такие яства, отсюда и сад, цветущий посреди пустыни, – маленькая страна моих родичей, земля, политая потом»э «ленивых» и «хитрых»,  «трусливых» и «непорядочных», несчастных моих братьев, оболганных в веках. Мир вашему дому, Евреи.  Счастья вашим детям, так непохожим на наших закомплексованных жидят/ 5 января  1991 года .  (Из автобиографической книги «Течёт река Лета…», 2010 –  А.З.)
P.S. Посмотрите. Песня “Шолом”. Исполняют Шифрин и Жасмин
P.S. Посмотрите. Шифрин – Наедине со всеми.

 *****

Я начал чувствовать себя евреем с начала войны. Вернее, как только началась война, я себя сразу почувствовал одновременно и евреем, и немцем. Антисемитизм возродился у нас с началом войны. Я не помню, чтобы меня раньше обзывали евреем на улице. Впервые это случилось осенью 1941 года. Странная, иррациональная вещь! Реальность поместила меня, не имеющего ни капли русской крови, но говорящего и мыслящего по-русски, жить здесь. Половина моей крови по-настоящему и не проросла во мне. Я не знаю еврейского языка. И я, испытав в связи с моей физиономией и рядом других признаков все неудобства, связанные с этим, никаких преимуществ не ощутил. Причины антисемитизма в России разнообразны. Тут есть древние причины – ну, чужой, да еще еврей, да еще распявший Христа, да еще устроивший революцию… Ведь революцию-то “провернул” Троцкий! Именно он был здесь с самого начала революции. Один мой коллега, с которым я вместе учился, обосновывая свой антисемитизм (как-то у меня был с ним многочасовой разговор на эту тему), ссылался на протоколы сионских мудрецов, о которых я, честно говоря, и до сих пор имею самое смутное представление. Во всяком случае, это что-то такое, на что все антисемиты ссылались и ссылаются, их главный козырь. Я читал, что это – фальшивка, появившаяся где-то на рубеже прошлого и нашего века. Такая черносотенная фальшивка, которая тут же и была изобличена как фальшивка. И тем не менее этим до сих пор козыряют как доказанным. Протокол сионских мудрецов якобы изобличает евреев в заговоре против человечества. Война – как бы вопреки прямой логике – разбудила всего, что народ подсознательно из себя изгонял, в частности, антисемитизм. А для меня война определила ощущение двойной неугодности: я был неугоден как еврей, и я же был неугоден как немец. Причем я не ощутил больших неудобств оттого, что я имел немецкую фамилию и мог считаться немцем,-чем оттого, что я был евреем. Война шла с немцами, но почему-то не приводила к дикой антинемецкости! Вот это – иррационально! Я стал ощущать двойную чужеродность – как полунемец и как полуеврей. Внешне это выражалось в том, что я – жид, каждый мальчишка на улице видел, что я – жид. Но я бывал и немцем в этих уличных ситуациях. Когда война закончилась, я в общем-то немцем вроде бы перестал быть, но евреем продолжал оставаться. И это не прошло, а сильно развилось, несмотря на отсутствие официального антисемитизма. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, это было в 1950 году, надо было получать паспорт. Я сам должен был решать, кем мне назваться. И тогда, помню, мама была обижена, что я назвался не немцем, а евреем. Но я не мог поступить иначе. Назваться немцем, чтобы “отмыться” от своего еврейства, я считал позором. И с тех пор я числюсь евреем – по отцу. Странная вещь, но я испытываю чувство половинного контакта и половинного неконтакта с евреями. Потому что я многое понимаю, но многого не принимаю. В частности, среди того, чего я не принимаю в евреях, – легкость в контактах, легкость одного, второго, третьего, четвертого поворота, восприятия. Легкость восприятия новой идеи, мгновенное понимание всякой новой мысли, внимание ко всему новому, что появляется. Все это для меня неприемлемо. И не из-за моральных соображений. Просто есть что-то, что продолжает сохранять незыблемо свое качество, а что-то, что никогда его не обретает. В то время как в евреях я вижу начальное расположение ко всему новому, что появляется, – я имею в виду интеллектуалов, конечно. (Из интервью на музыкальном сайте mellotron.ru 20.07.2003 – А.З.)

 *****

Думаю, что, если говорить о музыкальных впечатлениях, то самое сильное произвела на меня еврейская народная музыка. Я не устаю восхищаться ею, ее многогранностью: она может казаться радостной, будучи трагичной. Почти всегда в ней – смех сквозь слезы

Это качество еврейской народной музыки близко моему пониманию того, какой должна быть музыка вообще. В ней всегда должны присутствовать два слоя. Евреев мучили так долго, что они научились скрывать свое отчаяние. Они выражают свое отчаяние танцевальной музыкой.

Вся народная музыка прекрасна, но могу сказать, что еврейская – уникальна. Много композиторов впитывали ее, в том числе русские композиторы, например, Мусоргский. Он тщательно записывал еврейские народные песни. Многие из моих вещей отражают впечатления от еврейской музыки.

Это не чисто музыкальная, но также и моральная проблема. Я часто проверяю человека по его отношению к евреям. В наше время ни один человек с претензией на порядочность не имеет права быть антисемитом. Все это кажется настолько очевидным, что не нуждается в доказательствах, но я вынужден был отстаивать эту точку зрения по крайней мере в течение тридцати лет.

Однажды, после войны, я проходил мимо книжного магазина и увидел томик с еврейскими песнями. Я всегда интересовался еврейским фольклором и подумал, что в книге будут мелодии, но она содержала только текст. Я подумал, что можно было бы рассказать о судьбе еврейского народа, выбрав несколько песен и положив их на музыку. Это показалось мне важным, потому что я видел, как разрастается вокруг меня антисемитизм. Но я не мог исполнить цикл в то время, его впервые исполнили гораздо позже, и гораздо позже я сделал оркестровую версию этой вещи.

Мои родители считали антисемитизм постыдным пережитком, и в этом смысле мне было дано исключительное воспитание. В юности я столкнулся с антисемитизмом среди сверстников, которые считали, что евреи получают некие преимущества. Они не помнили о погромах, гетто или процентной норме. В те времена насмехаться над евреями считалось почти что хорошим тоном. Это была своего рода оппозиция властям.

Я никогда не потакал антисемитскому тону, даже тогда, не пересказывал антисемитских анекдотов, которые были в ходу в то те годы. Но все же я был гораздо снисходительней к этому гадкому явлению, чем теперь. Позже я порывал отношения даже с близкими друзьями, если замечал у них проявление каких-то антисемитских взглядов.

Уже перед войной отношение к евреям решительно изменилось. Оказалось, что нам до братства еще очень далеко. Евреи оказались самым преследуемым и беззащитным народом Европы. Это был возврат к Средневековью. Евреи стали для меня своего рода символом. В них сосредоточилась вся беззащитность человечества. После войны я пытался передать это чувство музыкой. Для евреев это было тяжкое время. Хотя, по правде сказать, для них любое время – тяжкое.

Несмотря на то, что множество евреев погибли в лагерях, все, что я слышал, было: “Жиды воевали в Ташкенте”. И если видели еврея с военными наградами, то ему вслед кричали: “Жид, где купил медали?” В тот момент я и написал Концерт для скрипки, “Еврейский цикл” и Четвертый квартет.

Ни одна из этих вещей в то время не была исполнена. Их услышали только после смерти Сталина. Я все еще не могу привыкнуть к этому. Четвертую симфонию исполнили спустя двадцать пять лет после того, как я ее написал! Есть вещи, которые до сих пор так и не исполнены, и никто не знает, когда их можно будет услышать.

Меня очень воодушевляет то, как молодежь откликается на мои чувства по еврейскому вопросу. Я вижу, что русская интеллигенция упорно остается в оппозиции к антисемитизму и что многолетние попытки навязать его сверху не дали видимых результатов. Это относится и к простому народу. Недавно я поехал на станцию Репино купить лимонаду. Там есть небольшой магазинчик, скорее даже ларек, в котором продается всякая всячина. Была очередь, в ней стояла женщина с ярко выраженной еврейскую внешностью и акцентом, она начала громко возмущаться: почему такая большая очередь, почему зеленый горошек продается только в нагрузку к чему-то еще, и так далее.

Тогда молодой продавец сказал что-то вроде: “Гражданка, если вам здесь не нравится, почему бы вам не уехать в Израиль? Там нет очередей и, наверно, вы сможете купить горошек не хуже нашего”.

В общем, Израиль был представлен в положительном свете, как страна без очередей и с зеленым горошком. Это – мечта советского обывателя, и очередь посмотрела с интересом на гражданку, у которой есть возможность уехать в страну, где нет очередей, а зеленого горошка – сколько угодно.

Когда я в последний раз был в Америке, то видел фильм “Скрипач на крыше”, и вот что меня в нем поразило: главное чувство – ностальгия, вы ощущаете ее в музыке, танце, цвете. Пусть родина – такая-сякая, плохая, нелюбящяя, скорее мачеха, чем мать, но люди все равно тоскуют по ней, и во всем ощущается одиночество. Я чувствую, что это одиночество было самым важным моментом. Как бы было хорошо, если бы евреи могли жить мирно и счастливо в России, там, где они родились. Но никогда не надо забывать об опасности антисемитизма, и мы должны продолжать напоминать об этом другим, потому что зараза жива, и кто знает, исчезнет ли она когда-нибудь.

Именно поэтому я был вне себя от радости, когда прочитал стихотворение Евтушенко “Бабий Яр”, оно меня потрясло. Оно потрясло тысячи людей.

Многие слышали о Бабьем Яре, но понадобились стихи Евтушенко, чтобы люди о нем узнали по-настоящему. Были попытки стереть память о Бабьем Яре, сначала со стороны немцев, а затем – украинского руководства. Но после стихов Евтушенко стало ясно, что он никогда не будет забыт. Такова сила искусства. Люди знали о Бабьем Яре и до Евтушенко, но молчали. А когда они прочитали стихи, молчание было нарушено. Искусство разрушает тишину.

.—————————
*Соломон Волков. Мемуары Шостаковича (The Memoirs of Dmitri Shostakovich. As Related to and Edited by Solomon Volkov)

             Комментарий: В 1962 г. Шостакович позволил себе выступить с открытым манифестом и напоминанием о Катастрофе: первая часть Тринадцатой симфонии написана на текст стихотворения Е. Евтушенко «Бабий Яр». Симфония вызвала гнев властей, ее премьере чинили препятствия, но тем не менее она была исполнена под управлением дирижера К. Кондрашина и имела огромный общественный резонанс. Тринадцатая симфония — величайший музыкальный памятник миллионам погибших евреев. Для Шостаковича, воспитанного в семье, где презирали антисемитизм, учившегося в Петроградской (Ленинградской) консерватории, директор которой, А. Глазунов, всячески помогал евреям, отношение к евреям было мерилом оценки людей. Выход книги «Свидетельства Дмитрия Шостаковича» в 1979 г. в Нью-Йорке вызвал негодование в официальной советской прессе, поскольку в книге содержались откровенные высказывания Шостаковича о советской власти, о ее политике в искусстве, о преследованиях интеллигенции, об антисемитизме советского руководства. Шостакович, создатель вокального цикла «Из еврейской поэзии», музыки удивительно еврейской, был потомком не очень знатного польского дворянского рода, а вовсе не евреем, как многие думают из-за окончания его фамилии.
P.S. Прочитайте. ”Еврейские мотивы в русской музыке”

 *****

К сожалению, в то время еврейские праздники открыто не отмечались. Но, замечу, что тогда, как ни странно, не чувствовалось антисемитизма. По крайней мере, на себе я этого не ощущал. В моём детстве не было принято культивировать национальность, но между тем моя бабушка знала все еврейские праздники, говорила на идише и немного на иврите. Она правильно готовила, была мастерицей кошерной кухни. К сожалению, я был слишком маленький, чтобы всё это понимать…Я всегда это (то, что он еврей – А.З.) знал и понимал. Ещё со школы это было пощёчиной на моём лице, как и у многих других евреев. Все эти обиды были на детском, школьном, дворовом уровне. Я не переживал такие вещи серьёзно, потому что не понимал национальных различий…Когда я учился в музыкальном училище, на моём курсе было довольно много евреев. У меня был близкий товарищ Натан Пенсон, который позже стал контрабасистом и работал в оркестрах. Мы с ним дружили, а иногда писали на стенах антисоветские лозунги. После шестидневной войны в Израиле у нас проснулся небывалый патриотизм. Мы очень много разговаривали на эту тему, обсуждали прошедшие события, анализировали их. К тому времени уже начали ходить в синагогу, отмечали еврейские праздники. Впоследствии Натан пытался перейти границу, его поймали, посадили в тюрьму на два или три года. В 1972 году он уехал в Израиль. Через много лет мы встретились в Балтиморе. Натан женат, у него с супругой четверо детей. Он ортодокс, хасид.

*****

Знаете, меня даже жидовской мордой ни разу не обозвали. Так получилось, что я рос в нормальном дворе, где все были одинаковы. Антисемитизм в этой стране существовал, но он был не народный, а государственный. Для простого народа никогда не имело значения, кто ты по национальности, я не говорю сейчас об отморозках и моральных уродах. Друзья в детстве называли меня “Шуфута”, производное от моей фамилии. Не такой уж большой я был фигурой, чтобы меня травить или гноить. Но все понимали, что слово “еврей” в этой стране было горячей пощечиной. Наверное, поэтому, в моей семье не говорили по-еврейски. Я не испытывал на себе открытого антисемитизма, но то, что он существовал тайно, я знал. Например, меня никогда не выпускали в заграничные гастроли, даже в Польшу и Болгарию. Я был зрелым человеком и руководил популярным тогда ансамблем “Лейся, песня”, который много раз получал приглашения от западных импресарио…Этому явлению (антисемитизму – А.З.) свойственно несколько форм. Народный антисемитизм – для России явление естественное. Российская глубинка осталась такой же, как и много лет назад. В этой стране совсем недавно в порядке вещей была черта оседлости. Поэтому здесь не может измениться сознание людей даже через два, три поколения. Государственный антисемитизм в наши дни не проявляется, поскольку в правительство пришли люди разных национальностей. Это позволил Б. Н. Ельцин. Именно при нём на многие политические посты были назначены евреи. Что касается Америки, то там действительно нет народного антисемитизма. И национальность по паспорту у меня не еврей, а американец. В США могут обозначать религию: еврей, православный, мусульманин и так далее. Поэтому там антисемитизм не проявляется.

******

Стало ли  сейчас антисемитизма в стране меньше?  Истинный семитизм, наверное, разного. Вот есть государственный, он всегда здесь был. И есть народный, который есть везде и всегда. Это как бы один из видов расизма. Так же как есть у многих людей, допустим, в России, они не приемлют негритянское, не любят афроамериканцев. Почему, не понятно. Потому что любят только самим себе подобных. Так же и антисемитизм – это такая вещь, искоренить ее невозможно. Это глубоко засело в корнях, и церковь этому потворствовала в свое время сильно очень. Поэтому я на эту тему не говорю. Знаете, ну, слово “еврей” в этой стране до моей эмиграции, оно всегда было пощечиной на моем лице. Я никогда… Я рос в московской семье. Поэтому здесь вообще об этом молчали. Никто сильно не говорил. Просто подсознательно было политикой этой страны. Политикой партии и правительства. Это было часть их созидательной работы огромной. Потом это как-то нивелировалось. Это как-то сейчас другое время совершенно. (Из интервью на ”Эхо Москвы” 12.09.2009 – А.З.)

             Комментарий: В 1981 году преуспевающий музыкант Михаил Шуфутинский покинул Советский Союз. Купив билеты в один конец, он отбыл вместе с семьей по проторенному тысячами эмигрантов третьей волны маршруту Москва – Вена – Рим – Нью-Йорк. В стране, которая жила, отгородившись от остального мира железным занавесом, охочих к перемене мест власти предавали анафеме, вымарывали из титров. Пытались и из нашей памяти вычеркнуть, но, судя по тому, с каким триумфом встречали Шуфутинского на родине десятилетие спустя, тщетно… У него бесполезно спрашивать, где лучше – здесь или там. “Все, – отшутится он, – зависит от того, где задан вопрос”. Михаил Захарович научился вести с женой семейную бухгалтерию, приобрел коммерческий опыт и гражданство США, но стопроцентным американцем так и не стал. В эмиграции он долго искал себя, играл в ресторанах “во всех тональностях для всех национальностей”, однако, услышав слова сочувствия, немедленно принимал боевую стойку: “Зато теперь моих детей никто не попрекнет тем, что они евреи”. Что ж, это немало значило, особенно для музыканта, которому в бытность художественным руководителем суперпопулярного ВИА “Лейся, песня!” дорога на телевидение была закрыта лишь из-за ярко выраженной семитской внешности (доморощенные остряки даже прозвали его ансамбль “Взвейся, пейса!”).

*****

В конце 70-х годов один очень известный композитор хотел со мной работать. Я тогда был начинающим хореографом, а он уже – корифеем. Он мне сказал: “Мы бы поставили спектакль в Большом театре, но как я могу написать на афише Большого – Эйфман? Пожалуйста, смени фамилию, и мы с тобой это сделаем!” Я, долго не размышляя, оставил себе свою фамилию, и мы с ним не сделали спектакль в Большом театре. Но теперь моя фамилия на афише Большого театра есть, а его – нет. Я был слишком одиозной фигурой. В нашем искусстве трудно остаться незамеченным – и не быть раздавленным. Мы ставили спектакли, которые выходили за классические рамки советского балета, и это вызывало раздражение властей. Любить меня они не могли безусловно, а уважать себя я заставлял. Мое еврейское происхождение мне, конечно, мешало, но на бытовом уровне. Там я встречал и сопротивление, и неприятие…  Я мало задумываюсь о своем еврействе…  Нет, скорее так – я русский интеллигент еврейского происхождения, это определяет меня как личность и художника, и мне не приходится думать, что я и кто я. Все это есть в моем творчестве. Я счастлив находиться тут, среди соплеменников, и счастлив от того, что меня здесь понимают и принимают.  Израиль – теплая, красивая и совершенно европейская страна. Она находится в опасности – ей угрожают арабы, исламисты. Но весь мир сегодня сидит на пороховой бочке – 11 сентября в Америке, теракты в России. Израиль не один – он разделяет судьбы мира и вполне в этот мир вписан… Я бы не смог здесь реализовать себя, потому что в Израиле нет балетной почвы, традиций балетного театра, на которые я бы мог опереться, чтобы реализовать свои планы. Мне кажется, что я гораздо больше делаю для израильского зрителя, приезжая сюда почти ежегодно со своим театром. Я не знаю, смог ли бы я дать израильскому зрителю достойный уровень искусства, проживая здесь постоянно. ( Из интервью, Mignews.com.15.07.2004 – А.З.)

*****

Московские критики объявили мне войну? Это не война. Война предполагает противоборство двух сторон. Я же не могу запустить в них те же снаряды грязи и несправедливости. А они пользуются своей безнаказанностью и бьют ниже пояса. Поражает не то, что целый ряд критиков в Москве не принимают мое искусство. Поражает та ненависть, с которой они относятся ко мне и к моему творчеству. Война — это борьба, а здесь просто геноцид. И если бы в ряду этих критиков не было бы процентов пятьдесят евреев, я бы подумал, что это антисемитизм. Но это другое. (Из интервью в ”Московском Комсомольце” 20.01.2011 – А.З.)

Комментарий: Родители с самого начала относились к его выбору профессии крайне прохладно. Хореограф, считали они, не профессия для еврейского мальчика, который должен обеспечить себе стабильный кусок хлеба, желательно с маслом. Однако в 1966 году Борис Эйфман был принят на хореографическое отделение при Ленинградской консерватории. По собственному признанию маэстро, он никогда не испытывал на себе каких бы то ни было проявлений антисемитизма: практически без конкурса поступил в консерваторию, окончил ее с отличием, а потом получил возможность «не меняя фамилии и не изменяя своей личности» в 1977 году, в пик застоя и консерватизма, создать собственный театр. Творчество Бориса Эйфмана, конечно, необычно. Не разрушая классических канонов танца, он смог создать новое направление, которое органично впитало в себя драму, мистерию, глубокий психологический анализ и саму философию своего автора. В его хореографии перемешано всё – высокое и низкое, классика и элементы современного танца, акробатика, художественная гимнастика, драма, кино, цвет, свет и даже слово. В 1980-х Борис Эйфман уже считался новатором и властителем «балетных дум». Он первым стал переводить на язык танца русскую классику, однако, к ужасу пуристов, всегда достаточно вольно обращался с литературными первоисточниками. Он наполнил свои спектакли эротикой и страстью, воспитал новый тип танцовщика-универсала, который умеет всё, создал редкий по синхронности, выразительности и отточенности движения кордебалет.

 *****

Вторым браком мой отец женился на еврейке Софье Михайловне. Она меня воспитала. Ее и только ее я считаю своей настоящей матерью. Она звала меня Мойша. И когда в 1944 году чеченцев выселяли с Кавказа, она могла остаться, но она сказала: “Мойша, я еду с тобой, без меня ты там пропадешь”. У нее я выучил идиш и говорил на нем лучше многих евреев. Мы жили во Фрунзе, теперь – Бишкек. Очень голодали. Я уже танцевал и пел еврейскую песню “Варнечкес”, любимую песню мамы. Она меня и научила. И когда у местных богатых евреев был какой-либо праздник, маму и меня приглашали. Мама говорила: “Завтра мы идем на свадьбу к Меламедам. Там ты покушаешь гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше”. На свадьбе я, конечно, танцевал. А потом мама просила: “Мойша, а теперь пой”. Я становился против нее и пел “Варнечкес”. Маме говорили: “Спасибо Вам, Софья Михайловна, что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика, другие же, как русские, ничего не знают по- еврейски”. Они и не подозревали, что я чеченец. Когда меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета, мама не пропускала ни одного спектакля с моим участием. Я танцевал во многих балетах. Однажды она сказала: – Мойша, ты танцуешь лучше всех. Почему же другим дарят цветы, а тебе нет? – Потому что у нас здесь нет родственников. – А разве цветы приносят родственники? – Родственники или близкие знакомые. Вечером я танцую в “Раймонде” Абдурахмана. Я появляюсь под занавес в первом акте, делаю прыжок и замираю. Идет занавес. И тут администратор приносит мне большой букет цветов. Тогда зрители передавали цветы через администраторов. В конце второго акта – еще один букет, в конце третьего – еще цветы, и большой букет после окончания спектакля. Я сразу понял – от кого цветы. Однажды она заболела и лежала. А мне принесли цветы. Я прихожу домой, она лежит. Я говорю: – Мама, зачем ты приходила в театр? Ты же больна! Она отвечает: – Сыночек, я никуда не ходила, я не могу встать. – Откуда же цветы? – Люди поняли, что ты заслуживаешь цветов и принесли их тебе. Как-то она спросила: – Мойша, скажи: евреи – это народ? – Конечно, народ, мама. – А почему ты танцуешь танцы разных народов, а еврейского у тебя нет? – Мама, а кто мне покажет, как его танцуют? – Я. – Как? – Руками. Она показала мне движения в еврейском танце. Я прочитал Шолом Алейхема и сделал танец “А юнгер шнайдер”. Этот танец стал у меня бисовкой. Мне приходилось его повторять три-четыре раза. А в те годы все еврейское на сцене запрещалось. Приезжаю в Белоруссию, танцую своего “Портняжку”. Оглушительный успех. После концерта какой-то начальник спрашивает: – А кто вам разрешил танцевать еврейский танец? – Я сам себе разрешил, – ответил я.( Из книги Е. Захарова и Э. Менашевского “Еврейские штучки” – А.З. )

            Комментарий: В 1995-м году Махмуд в присутствии “сильных мира сего” проклял разжигателей чеченской войны. Такую историю рассказал чеченский литератор и журналист Руслан Наршхоев. “После спектакля в Большом театре в Москве фуршет был. Махмуд в шапке, галстуке, как всегда, подтянутый, грустный был, в очень депрессивном состоянии. “Скажи?” Махмуд не решался. В конце концов, когда его доняли, а там был Лужков, там были министры, он сказал: “Я скажу”, и он сказал очень грубые, но точные слова: “Пусть сдохнут все, кто начал войну”. Передохнул и сказал: “И все, кто за это не выпьет”. И все выпили“.

 *****

P.S. Посмотрите фильм к 85-летию Владимира Этуша.

 Впервые слышу об этом (ответ на вопрос – как его имя попало в Российскую еврейскую энциклопедию – А.З.), но не скрою – рад. Каким образом? Может быть, из-за внешности? Она дает повод для такого предположения. Но внешность у меня отцовская, а он евреем не был (отец – Юрий Сергеевич Жихарев, который стал Юрским, взяв псевдоним – А.З.). Среди его предков были дворяне, священники. И все же за еврея меня принимали не однажды. Искать в заметных людях евреев или хотя бы какую-то “евреинку” – это особенность России. Так как интеллигент и еврей – это если не абсолютное равенство, то большое сходство. Поэтому люди, которые никак не могли быть заподозрены в этом, все равно подозревались. Пример тому – Олег Ефремов, тем более после выступления на открытии мемориальной доски Михоэлса. Или Евгений Евтушенко, который “Бабьим Яром” не оставил сомнений в своем “еврейском” происхождении…Идентифицирую ли я себя с евреем? Никогда не задумывался над этим. Наверное, никогда не считал себя частью еврейского народа, но всегда жил судьбой еврея. Моего отца в период борьбы с космополитизмом подвергли гонениям. Это был один из мелких разгромов, отголосок большой войны с космополитизмом. Это касалось и науки, и критики, прежде всего театральной. Почему взялись за руководство цирка, где работал мой отец? Могу лишь предположить: потому что, скажем, клоуны почти всегда носили нерусские имена и колпаки – это все воспринималось как признаки Запада. Костюмы акробатов и гимнастов хоть и были русскими, в них присутствовали признаки стиля кабаре, варьете, что тоже, по мнению воевавших с космополитизмом, являлось низкопоклонничеством перед Западом. Когда отец руководил цирком, музыку для джазового оркестра писал Дунаевский, именно тогда были созданы замечательные цирковые марши и оформлены роскошные ковры. Словом, для увольнения с работы всего руководства цирка во главе с моим отцом “причины” были…Ощутил ли я на себе когда-нибудь антисемитизм? В бытовом смысле нет. В смысле стесненности, скажем, в карьерном продвижении – тоже нет: я не принадлежу и никогда не принадлежал к чиновничьей ветви. Никогда не был главным режиссером. Я был лицедеем и режиссером. В юные, молодые годы было намерение создать свой театр, но меня ударили по рукам. Вот, пожалуй, ответ на ваш вопрос. В конце 60-х – начале 70-х годов у меня был план заняться режиссурой с благословения или даже по приказу Товстоногова, но я получил такой резкий отказ… Отношение ко мне партийных властей Ленинграда было, мягко говоря, не очень доброжелательным. С тех пор я никогда больше не делал попыток что-либо возглавить. Хотя и были возможности, но я ими не воспользовался. Давление властей я испытал не раз. Как говорил Остап Бендер: “Обязательно задается вопрос: еврей ли вы?” Мне этот вопрос не задавали, но друг друга, видимо, спрашивали. А раз этот вопрос возникал, то этого было достаточно.

        Собираюсь ли я на гастроли в Израиль? У меня сейчас нет ничего нового, а в Израиль, как и в Ленинград, я везу только новые вещи. В мой последний приезд в страну не было ни одного теракта. Когда мы с одной журналисткой сидели на спектакле, она говорила, что пока здесь тихо, это обнадеживает. Я написал в “Новую газету” о том, что приехал утешать, успокаивать людей, а получается так, что они меня утешают и успокаивают. Мол, у нас-то тут тихо, а как вы-то там живете?! И действительно, это была неделя тишины, но через неделю после нашего возвращения там случился новый теракт. И еще. На мои выступления в Израиле приезжает самый мой близкий друг Симон Маркиш. С ним мы друзья, мы – как братья. Уже в зрелом возрасте в нем вдруг стали просыпаться еврейское самосознание, еврейская культура. Сейчас он крупный специалист по идишистской культуре. Я, читая его книги, статьи, проверял себя на пробуждение каких-нибудь корней, воспоминаний, но они пока не проснулись. (Из беседы в ежемесячном международном еврейском журнале ”Алеф” № 969, январь 2008 года – А.З.)

*****

Во мне есть еврейская кровь. Но я человек русский и всегда себя считал русским. Будучи и наследственно православным, и постепенно сам придя к православию как религии родителей. Еврейские корни есть со стороны матери, но и там это были крещеные евреи. Может быть, насильно крещеные, не знаю. Фамилия матери Романова. Возможно, эту фамилию дали ее предкам по царю. Во всяком случае, это было где-то далеко, потому что мама по рождению петербурженка. Испытал ли я все эти проблемы и чувствовал ли, что не хочу быть евреем, потому что ничего хорошего это не принесет? Да, испытал, и очень серьезно. Но я могу гордиться одним. Что ни разу в те времена не закричал: «Я русский! У меня папа православный!» Никогда. Я говорю об этом только сейчас, когда отмечаю столетие отца. И когда выгоднее, скорее, быть евреем. А тогда что было делать? Паспорт все время предъявлять? Как-то неловко. Пришлось просто помалкивать. Терпеть…

P.S. Посмотрите: Юрский о хорошем воспитании.