Евреи глазами именитых друзей и недругов

Archive for March 9th, 2010

*****

В принципе, вопрос антисемитизма решить затруднительно. Не хотелось бы сейчас углубляться в длинную и болезненную историю вопроса, когда сначала российская власть дискриминационными законами загоняла еврейскую молодежь в революционное движение. Потом эта молодежь отомстила за брата. “И так восемь раз”. Хочется заметить, что бытовой антисемитизм на рубеже веков – прошлых, конечно, прошлых, – считался хорошим тоном в аристократических домах всей цивилизованной Европы. И не только. Что народы отдельные, кичащиеся своей европейскостью, в момент, когда “карта легла так”, отметились таким зверским антисемитизмом, который в России не снился и не приснится никогда и никому. Вот когда сейчас на постсоветском пространстве реабилитируют всяческих борцов “национально-освободительных движений”, цивилизованная Европа предпочитает не вспоминать, что у этих ребяток были определенные недостатки. Ну, например, с евреями пошаливали”.

*****

Для России эта ситуация может быть выгодной. Если только мы не будем вмешиваться в процесс и периодически кричать, что мы – ко-спонсоры и пытаемся кого-то помирить. Потому что средств для примирения Палестины и Израиля у нас нет, а острое желание разгребать чужое дерьмо противоестественно и никому никаких благ не сулит. Выгода есть в том, что это проблема для нашего противника. США являются нашим политическим, геополитическим и экономическим противником. Их тупик – для нас возможность вздохнуть и поразыгрывать эту карту. Только не надо ни в чем им там помогать – все, что там есть, они сделали сами, и они полностью несут ответственность за все. Я хочу напомнить, что по некоторым апокрифическим сведениям, когда И.Сталин узнал, что принята резолюция о создании еврейского государства в Палестине, о двух государствах, что было, безусловно, в первую очередь, инициативой Советского Союза, он удовлетворенно ухмыльнулся и сказал: «Долго там не будет мира». Он знал, что делал… В арабском мире – масса столкновений интересов и культур. В некоторых странах еще действует авторитет Советского Союза и есть спрос на Россию. Если бы у нашей страны осталась хотя бы половина влияния Союза, то для ряда стран – к примеру, для Израиля – мы были бы серьезным партнером. А сейчас от индивидуальных отношений с Россией Израиль не получит никакой выгоды. Мы не имеем большого влияния на арабские страны. Участие в урегулировании арабско-израильского конфликта у нашей страны очень ущербное. Ход событий не зависит от России, мы пока не имеем должного авторитета для того, чтобы помочь урегулировать конфликт. И не всякое урегулирование нам выгодно.

*****

Если мир хочет жить бок о бок с исламским миром, то он должен понимать, что для исламского мира вопрос об Израиле – это вопрос идеологический, фундаментальный. В свою очередь, мусульмане могут воздержаться от громких высказываний, а могут и не воздержаться от подобных публичных выступлений. Но отказаться от занимаемой позиции в отношении Израиля они не могут. Отречься от нее они смогут только тогда, когда Израиль перестанет существовать как государство.

*****

Источник в администрации Обамы сообщил о том, что новый президент США готовит решение о предоставлении Израилю «ядерного зонтика» на случай возможной атаки со стороны Ирана. По-моему, Голда Меир в свое время в беседе с кем-то из американских президентов сказала примерно следующее: «Если вы к нам относитесь хорошо, то, ради Бога, не назначайте, пожалуйста, послами в Израиль евреев». Она имела в виду, что любой еврей, назначенный послом в Израиль, естественным образом пытается показать, что он – американский посол, а не просто еврей. В нынешнем же случае ситуация выглядит прямо противоположным образом. Барак Хусейнович Обама будет на протяжении всего своего президентского срока (сколько ему достанется) выступать (публично, во всяком случае) с позиции такого «израилелюбия», которого вы не могли бы дождаться даже от Рамсфельда с Вулфовицем…Я думаю, что если бы обстоятельства не складывались таким образом, что Обаме, скорее всего, будет просто не до этого (а так, похоже, и будет), то он большую часть своего президентства проходил бы в кипе, не снимая. И, может быть, даже отрастил бы пейсы. Потому что в рамках американской политической традиции Обама – это самый подозрительный в этом смысле товарищ. Все прогнозисты говорят о том, что при нем «уж точно будет охлаждение отношений с Израилем» и налаживание отношений с палестинцами. Но не надо забывать, что Обама – это американский президент. А то, что у него кликуха «Обама», – это все было в прошлом. Как говорится, превращение «Савла в Павла». Так что его позиционирование в отношении Израиля, еврейской темы и еврейского лобби в Америке абсолютно очевидно. Все американские президенты занимали жесткую произраильскую позицию. (Из интервью на сайте КМ.RU 15.12.2008 – А.З.)

*****

Когда мама была жива, мы составили с ней генеологическое древо нашей семьи. Она очень многих помнила. В годы Великой Отечественной войны многие наши родственники погибли в Бабьем Яре. Моя мама родом из Киева. Обе ее бабушки погибли в Бабьем Яре, а дедушку, как рассказывали соседи, застрелил во дворе немец. Он хотел у него что-то отнять: то ли кошелек, то ли что-то еще. Дед кажется плюнул ему в лицо, и немец его застрелил. Мамин двоюродный брат Иосиф Альперин (в семье его называли Зютой) погиб в Сталинграде. Пришла похоронка, в которой было написано, что он погиб, защищая такую-то высоту. Что касается рода бабушки по отцовской линии, то там вся родня погибла в Бабьем Яре: бабушкин брат Яша, сестра Феня, подпольщица, которую выдали гестаповцам соседи, и многие другие. Война очень сильно затронула жизнь моей семьи. Наверное, нет такой еврейской семьи, которой бы она не коснулась.

Экзотическая история связана с двоюродным братом моей бабушки, Исааком Лазаревичем Фельдманом. Он был земским врачом, жил в Броварах на Украине. Когда пришли немцы, местные крестьяне каким-то образом упросили немецкую комендатуру, чтобы его не убивали. Какое-то время его не трогали, но потом оказалось, что он то ли прятал партизан, то ли помогал раненым, и тогда его расстреляли. Это было в 1943 году. Таких историй много…  Еврейского воспитания, как и мои родители, я не получил. Бабушки и дедушки говорили на идиш, родители — нет. Они принадлежали к советскому поколению, которое, возможно, и веровало в Б-га, но было совсем не религиозным…  Мне повезло. Я не могу сказать, что из-за своего еврейского происхождения я не получил того, что мог бы получить, будучи неевреем. На уровне общественного транспорта — конечно, приходилось. Если говорить о серьезных жизненных вещах, то — нет… В Израиле бывал. Израиль для меня страна симпатичная, но не родная. Есть люди, которые, приезжая туда, ощущают какие-то особые токи, я же ничего этого не чувствую… К эмиграции я отношусь, как к большой беде, хотя когда к власти приходит, например, фашизм, ее не избежать. В Германии многие евреи не поняли, что представляет из себя Гитлер, а ведь времени на это было достаточно. Думали, что все пройдет. Как понять, что нужно уехать? Это очень сложная психологическая проблема. Если говорить о России, то сегодня эмиграция приняла несколько иной характер. Уезжают те, кто, к примеру, не имеют возможности заниматься здесь наукой. Среди тех ученых, что работают на Западе, очень много выходцев из России, не обязательно евреев.

Что касается еврейской эмиграции, то остроты еврейского вопроса в нашей нынешней жизни я не вижу. Вопрос, связанный с миграцией выходцев из бывших республик СССР, сегодня стоит намного острее. Руководителей последних лет можно упрекнуть во многом — но точно не в антисемитизме. Кроме того, евреев в стране становится все меньше и меньше. У меня детей нет, но все мои племянники — неевреи. Все они рождены в смешанных браках и носят нееврейские фамилии. Графы «национальность» уже не существует. Когда была перепись населения, можно было сказать что угодно: я назвал себя евреем. Я российский еврей, и эти составляющие для меня неразделимы. Я не забываю о том, что я еврей. Я не считаю себя русским, но, в то же время, Россия — моя родина, язык, на котором я говорю, русский, и культура, которую я впитал, тоже русская. Я не являюсь религиозным человеком и с равным уважением отношусь ко всем религиям. (Из интервью на сайте  Jewish.ru  06.05.2011 – А.З.)

*****

Еврейский антисемитизм есть везде, и не только в России. Обычно это касается нечистокровных евреев, т.е. тех, которые колеблются между двумя или несколькими вариантами национального самоотождествления. Но быть или не быть евреем в России — ты выбираешь не сам. В нашей стране ты становишься евреем лишь после того, как тебя им называют…Что же касается самого Путина, то собравшимся в этом зале, думаю, вообще грех жаловаться. Никогда глава российского государства так откровенно не выражал свою симпатию к евреям. Я думаю, что особую роль в формировании такого отношения сыграл тренер Путина по дзюдо… Представьте себе трудную жизнь в питерских трущобах и маленького щуплого паренька, стремящегося утвердиться в этой жизни. И отличной возможностью для самоутверждения был спорт, в частности дзюдо. Его тренер, который был евреем, очень много дал ему тогда. Может, этим все и объясняется…Исламский мир никогда не примирится с фактом существования еврейского государства в Палестине. Но, с другой стороны, в истории существует немало примеров, когда какие-то страны чудовищно ненавидели друг друга, однако через сотни лет эта ненависть угасала. ( Из интервью в Московском общинном центре. 11.03.2004 – А.З.)

*****

По своему существу мои родители и даже их родители были абсолютными атеистами. Никто не знал и не соблюдал никаких еврейских праздников. Кухни еврейской у нас дома как таковой не было. Иногда приезжали родственники и угощали нас еврейскими блюдами. Вот все, что я помню, а специально мои родители ничего не готовили. Мой дедушка в детстве говорил на идиш, потому что он вырос в Витебске. Однако он очень рано ушел из дома и перешел на русский язык. К сожалению, я мало чем могу похвастаться, рассказывая о своем еврейском происхождении… Конечно я себя ощущаю евреем. Я думаю, что сначала это было в значительной степени продиктовано вторичной самоидентификацией — когда тебе говорят, что ты еврей и таким образом ты об этом узнаешь. Я являюсь атеистом, что страшно не модно сейчас. Может быть мои убеждения когда-нибудь и изменятся, но в данный момент я думаю именно так. Что касается всего остального, то я думаю, что для полноты ощущений необходимо находиться в окружении, где соблюдается еврейский образ жизни. Зато к еврейскому юмору я отношусь очень хорошо. Естественно, я ощущаю себя евреем. Теперь уже не только вторичным. Я пришел к этому… Я учился в МГУ. К евреям относились совершенно нормально, потому что на факультете журналистики, благодаря его декану, никаких проблем такого рода действительно не существовало и никогда ничего такого я там не ощущал… Если говорить о решении ближневосточного конфликта, то для меня горизонт вообще не просматривается. В данный момент не только я, но и никто, по-моему, его не видит. Для его разрешения должно произойти что-то драматическое, причем не обязательно в плохом смысле, как скажем решение Садата, когда-то. Что-то драматическое должно измениться, чтобы возможность разрешения конфликта возникла. Может быть в конце концов у палестинцев когда-нибудь появится лидер, который захочет это решить. Этого исключать нельзя. В марте 1985 года мы не могли предположить, что Горбачев изменит лицо нашей страны. Должно произойти нечто, что кажется сегодня немыслимым. (Идентификация Млечина. Из интервью на сайте jewish.ru 3.04.2009 – А.З.)

*****

Я думаю, что если бы не Сталин, еврейское государство в Палестине могло бы вообще не появиться. Это, действительно, так. Потому что ни одно другое государство создания еврейского государства в Палестине не хотело. Великобритания была всячески против…Франция как великая держава не существовала в ту пору, США формально были на уровне слов, были «за» создание еврейского государства, за раздел Палестины и создание там двух государств – давайте говорить точнее – государство палестинских арабов и государство палестинских евреев. Но только формально. Потому что ключевые фигуры американского правительства, государственный секретарь, то есть министр иностранных дел, Маршалл, Джордж Маршалл, автор плана Маршалла и военный министр Форрестол были категорически против. Маршалл сказал президенту Труману, что если тот настоит на разделе Палестины и создании там еврейского государства, он уйдет в отставку…И в эту минуту сионистов поддержал только один человек – Сталин. И он поддержал сионистов так, как не поддерживал никто и никогда. Две речи советского представителя в ООН Андрея Андреевича Громыко, написанные, конечно, в Москве в форме тезисов, одобренные Сталиным и отправленные ему для доработки – это, пожалуй, самая сильная речь в защиту сионистского дела, которая вообще произносилась на Земле. Никогда сами сионисты так точно, четко и ясно не обосновывали свои права на возвращение в Палестину…Сионисты – люди, которые считают, что евреи должны вернуться. Жить там, откуда они произошли. Я говорю, что в те годы лучшего друга сионистов чем Сталин просто не было на Земле…Там вся аргументация, которая отвечает и на сегодняшние вопросы. Когда говорят, что «вы не имеете права вернуться». «Нет, имеете», – объяснял Громыко. Что вы угнетаете права арабов – нет, этого ничего нет. Вообще говоря, вы знаете, даже можно сейчас читать, поскольку эти документы существуют, это производит оглушительное впечатление. Причем, Громыко произнес на сессии Генеральной ассамблеи ООН, когда никто этого не ожидал. Его речь произвела такой эффект, что она заставила американского президента Трумана предпринять тоже какие-то усилия. Меньшие чем Сталин, но, тем не менее…

Советский Союз сразу высказался за раздел Палестины. А основой было положение беженцев. Дело в том, что всех евреев немцам не удалось уничтожить, и на территории Европы с 1945 года находилось огромное число евреев-беженцев, которым некуда было деваться. Они не хотели возвращаться в те места, где соседи их убивали вместе с немцами. Они не хотели, они не могли вернуться. Это огромное число беженцев скопилось на территории разрушенной Европы, и кто-то должен был о них позаботиться. И об этом говорил Громыко. Это бы упрек Западу, он говорил: «Вы не смогли защитить этих людей, но хотя бы давайте позаботимся сейчас о них. Куда их отправить? Кто может их принять?».. Сталин  увидел в создании еврейского государства в Палестине возможность, во-первых, вытеснить с Ближнего Востока Англию, ослабшую и ненавидимую им. А во-вторых, возможность получить там базу. Ему рисовалось, вы знаете, что-то вроде республиканской Испании, в которой власть в определенный момент принадлежала уже не испанскому республиканскому правительству, а интербригадам и представительству НКВД. Власть над территорией республиканской Испании была не в руках правительства. И ему рисовалось нечто подобное – что он отправит туда европейских евреев, которые будут, естественно, ориентироваться на него, на Советский Союз… Но из Советского Союза Сталин никого не отпустил. Но он разрешил – и это было большое делo – отправиться туда польским евреям, которые составляли костяк польской армии, вот той, которая сражалась вместе с Красной армией. Я прошу прощения, но в польской армии, которая формировалась на территории Советского Союза, было огромное количество евреев, польских евреев. Вот, им Сталин разрешил отправиться.  Кроме того, он разрешил дать оружие. Трофейное оружие, в первую очередь, с территории Чехословакии, отправлялось туда в Палестину в нарушение эмбарго, введенного ООН. Сталин нарушил эмбарго. США добились введения эмбарго на поставки оружия в этот регион. Англия снабжала арабские страны, а Израилю, еврейским поселенцам никто помогать не собирался. Кроме Сталина. Через Чехословакию отправлялось трофейное немецкое оружие. Летали самолеты частных авиакомпаний, с американцами, летчиками Второй мировой войны. Они тайно взлетали, тайно садились на территории нынешнего Ливана, разгружали оружие и улетали… На территории Чехословакии обучались отряды. Там обучалась бригада имени Климента Готвальда, там где-то связисты, где-то летчики, где-то еще что-то. И их перебрасывали туда. И если бы… Это Голда Меир сказала, не очень любившая Советский Союз и Сталина: «И если бы не оружие, не военная поддержка Советского Союза, Израиль мог бы не выстоять в первой войне»…

Знаете, тут надо одну важную вещь сказать. Что, ведь, решение было о создании двух государств. Государство не возникает на пустом месте – его надо готовить. Нужно подумать, как ты будешь кормить людей, как ты их будешь учить, какие у тебя будут законы, кто у тебя будет управлять, какая у тебя будет валюта. Палестинские евреи делали все, что могли, на протяжении тех месяцев предстоявших, там, от осенней сессии Генассамблеи до майского, до того момента, как британский мандат закончится. Они сделали все, чтобы подготовить создание своего государства.  А палестинским арабам даже не дали такой возможности. Просто не дали такой возможности подготовиться к созданию государства. В арабском мире никто и не собирался создавать государство палестинских арабов. Потому что арабские государства сразу договорились между собой, что они просто поделят Палестину – как только англичане уйдут, они поделят эту территорию и все, и там не будет никаких ни палестинского государства, ни еврейского. И 7 государств через несколько минут после провозглашения Израиля напали на территорию нынешнего Израиля…

Сталин исходил из того, что гражданин социалистического государства любит социализм. И ничего другого он не любит, для него существует только социалистическая родина. А когда выяснилось, что один народ, оказывается, больше любит представителя своего народа и что евреи готовы покинуть социалистический рай и отправиться в Палестину сражаться за новое государство, это для него было невыносимо – это же разрушало идеологические догмы… Тут тоже надо иметь в виду, что здоровье Сталина, ведь, становилось все хуже и хуже, он минимум один инсульт пережил, а, может быть, и два. Он страдал от высокого давления. Лекарств тогда хороших не было. Вот, представьте себе такого, знаете, не очень молодого человека с высоким давлением, довольно злобная фигура обычно. И, вот, некая злоба его переполняла. И постепенно ему стало казаться, что тут дело не только в том, что они хотят, что они могут покинуть социалистическое государство и подорвать все идеологические догмы. Это значит, что между ними всеми существует какая-то связь. А Израиль стал понемногу ориентироваться на США… Значит, они все агенты США. И он сказал это на заседании президиума ЦК. И Малышев, такой зампред Совмина это записал – мы это знаем, это есть документ. Он записывал за Сталиным эти слова.  «Всякий еврей – агент американского империализма», – вот к чему свелись эти сталинские размышления…

Американцы были твердо уверены, что создание Израиля – это акция Советского Союза, что власть в Израиле взяли леваки и коммунисты, что там возникает коммунистическое государство, опасное для США – то, что донесения американской разведки из Иерусалима тоже рассекречены. Поэтому поддерживать Израиль ни в коем случае нельзя и так далее. И они не поддерживали много лет.  Сталин промахнулся. В отличие от интербригадовцев, приехавших в Испанию сражаться за идеалы мирового коммунизма, евреи приехали в Израиль сражаться за свое государство. И тем самым его надежды на то, что это будет его база, рухнули. Эти люди хотели сражаться за свое государство.
Потом и отношение к Советскому Союзу все эти первые годы было фантастическим. Оно испортилось под влиянием антисемитских процессов, кстати говоря, начавшихся в Праге, а потом и в Советском Союзе. Но политически у власти там не было, конечно, никаких коммунистов и никаких леваков. Там были, ну, такие социалисты европейского образца, что ли, демократически настроенные. Конечно, они стали политически ориентироваться на США, более понятную им политическую структуру. (Сказано на ”Эхе Москвы”  24.07.2010  в цикле передач ”Именем Сталина” – А.З.)

*****

Александр Аронович Печерский не мог быть героем, потому что началась антисемитская кампания. Есть эти данные по количеству награжденных, отмеченных боевыми наградами и звездами Героев Советского Союза, евреи были среди первых этнических групп в Советском Союзе. Говорили (иронично): вот, евреи в Ташкенте воюют. Это были беженцы, это были жены, это были матери, это были дети. Ушло на фронт непропорционально много евреев, очень много погибло, очень много заслужили боевые награды. Но не хотели этого вспоминать. И Печерский пал жертвой этой кампании… Я хорошо представляю себе настроения в Польше, где существует классический антисемитизм без евреев, потому что евреев в Польше не осталось, а антисемитизм есть и по сей день… После того, как исчезла коммунистическая власть, как появилась другая власть, они сделали, что могли – они поставили памятник, они организовали музей, там существуют стенды, которые об этом рассказывают и люди, которые приезжают. Не так много, но люди приезжают узнать и посмотреть, что это такое. Нынешняя польская власть делает то, что может… В любом польском городе, в Люблине мы были, потому что это был центр, откуда руководили уничтожением евреев, там ты везде видишь два вида памятников: первый – это то, что сотворили коммунисты при поддержке советской власти и что сотворили немцы при оккупации. Это два врага, которые их мучили. И они, конечно, себя рассматривают как жертвы, не другие народы. Они себя видят как жертву, которую делили, мучили со всех сторон на протяжении долгого времени. Они заняты собой. Их можно понять, хотя…  У них есть свой учебник, у них хорошо развита историческая наука. Они, кстати, выяснили судьбу красноармейцев, которые погибли после того, как попали в польский плен, а не наши историки, которые не озаботились этим совершенно. Это мученическое сознание народа, который постоянно делили и мучили с разных сторон. Это все надо понимать. Но это не искупает соучастия в уничтожении евреев. Евреев поляки убивали до прихода немцев и после их ухода – это описано в литературе, просто потому, что они тоже хотели кого-нибудь замучить. Я не говорю, что все, но там было этого много. Чудовищную сложность и трагичность того, что происходило в эти годы, надо хорошо понимать – это и есть урок основной.  (Из интервью на радио «Свобода» 14.10.2013. 15 октября у Леонида Млечина состоялась премьера на канале ТВЦ, его нового фильма  “Лейтенант Печерский из “Собибора”. Это лагерь смерти в Польше.  70 лет назад случилось первое восстание военнопленных в этом лагере смерти, которое закончилось успехом – А.З.)

****

Польские законодатели приняли закон, который позволит наказывать тех, кто обвинит поляков в пособничестве нацистам в годы Второй мировой войны, в соучастии в уничтожении евреев. Польша — не единственная страна, которая пытается улучшить свою историю. Но — давайте разбираться.

Да, поляки мужественно сражались с немцами осенью 1939 года, когда другие хотели дружить с Гитлером, помогали ему, поздравляли со взятием Варшавы и устраивали совместные парады. Поляки воевали смело и достойно, поубивали немцев, сколько смогли. А после поражения в войне поляки уходили в антифашистское сопротивление. И они действительно сражались против оккупантов. Так происходило отнюдь не во всех странах, которые были оккупированы немцами.

Но невозможно забыть и другое. В Польше в довоенное, военное и в послевоенное время полыхал злобный антисемитизм. Не по этой ли причине во вторую мировую практически все лагеря уничтожения, начиная с Аушвица (Освенцима), были устроены на территории Польши? Нацисты знали, что поляки возражать не станут. Нацисты предполагали покончить с еврейским народом именно на польской территории. Сюда свозили евреев со всей Европы.

Сотни тысяч людей жили рядом с лагерями смерти. Они шли пешком на работу, вдыхая запах горящего человеческого мяса. Когда они смотрели в ту сторону, то видели нескончаемые клубы дыма, поднимавшиеся в небеса. Дома их соседей опустели – исчезли люди, которые жили рядом с ними. Они стояли и смотрели, как избивали евреев, как их штыками загоняли в вагоны, везли за сотни километров без воды и пищи. Видели, как их заставляли – полумертвых – бежать в газовые камеры.

Что чувствовали эти свидетели террора? За малым исключением они оставались равнодушны к происходившему. Или даже были благодарны эсэсовцам:

– Евреи сами во всем виноваты. Разве они не были богатыми? Разве они не контролировали весь капитал? Разве они не эксплуатировали нас?

Даже верующие, набожные люди увидели в нацистах инструмент, избавивший мир от “народа, распявшего Христа”. Вполголоса говорили друг другу:

– После войны поставим памятник Адольфу за то, что он нас избавил от этих.

Принято считать, что жители оккупированных территорий помогали немцам вынужденно, спасая собственную жизнь. Нет, это делалось без принуждения, по доброй воле.

Мы снимали фильм о нацистском лагере уничтожения Собибор, который тоже существовал на территории оккупированной Польши. Там, в Собиборе узники восстали во главе с лейтенантом Красной армии Александром Ароновичем Печерским, уничтожили эсэсовскую охрану и вырвались на свободу. Это единственный случай за всю историю третьего рейха, когда антифашистское лагерное восстание в октябре 1943 года увенчалось успехом, и сотни заключенных могли бежать.

А вот, что происходили с ними дальше. Кто добрался до территории соседней Белоруссии — тот спасся. Оставшимся на польской территории пришлось хуже. В лесах воевали друг с другом польская Армия Крайова и Украинская повстанческая армия. И те, и другие убивали бежавших из Собибора. Вырвавшиеся на свободу слишком поздно понимали, что опасность исходит не только от немцев.

Поляки выдавали узников Собибора немцам.

Один из узников вспоминал, как вели колонну евреев: «Вдоль дороги стояли польские крестьяне. Увидев в колонне хорошо одетого человека, указывали на него немецкому или украинскому охраннику и давали ему бутылку водки. Тот вытаскивал из колонны указанного человека и убивал – будто за попытку к бегству. Крестьянин, заплативший бутылку, стаскивал с трупа и забирал понравившуюся ему одежду и обувь».

До войны в Варшаве жили полмиллиона евреев. Ещё двести тысяч добавились после начала войны – это были беженцы. В октябре 1940 года всех еще живых нацисты согнали в гетто – огромный квартал, огороженный высокой кирпичной стеной. Все должны были работать, оккупационный режим неплохо наживался на бесплатной рабочей силе. От голода в год умирает примерно семьдесят тысяч человек.

Люди в Варшавском гетто были обречены. Но не опускали руки. Создавали подпольные боевые организации. Но где взять оружие? Искали помощи у польского сопротивления. Партизаны из Армии Крайовой двойственно относились к еврейским подпольным организациям. С одной стороны, союзники в борьбе против немецких оккупантов. С другой стороны, традиционный антисемитизм в войну стал еще сильнее.

В апреле 1943 года эсэсовские батальоны приступили к уничтожению варшавского гетто. Но в гетто эсэсовцев ожидал неприятный сюрприз. Вспыхнуло восстание, его узники сражались отчаянно. В немцев полетели бутылки с зажигательной смесью, и эсэсовцы отступили, а потом вернулись, поддержанные артиллерией и минометами.

«На наши силы, – жаловался в Берлин растерявшийся начальник службы безопасности и полиции группенфюрер СС Юрген Штроп, – обрушился точный и хорошо согласованный огневой удар. Сейчас же стали поступать рапорты о потерях. Бомбы и бутылки с зажигательной смесью останавливали любое продвижение. Пока мы прочесывали один блок, они укреплялись в соседнем. В некоторых местах мы вынуждены были применять зенитные орудия. Подземные позиции давали повстанцам возможность быть невидимыми и позволяли им постоянно менять свое местонахождение».

У страха глаза велики! О каком «огневом ударе» можно было говорить, когда речь шла о плохо вооруженных людях… Они подняли восстание, понимая, что нет ни единого шанса выжить! Но сражались за каждый дом, за каждый метр улицы. Гетто защищалось почти месяц. Противостояло эсэсовским частям, которые использовали бронетехнику и артиллерию, вызвали себе на помощь украинских и литовских националистов… Все они чувствовали себя уверенно, убивая безоружных женщин и детей. Столкнувшись с вооруженным сопротивлением, сплоховали.

28 апреля 1943 года один из участников сопротивления написал в своем завещании: «Еврейское гетто умирает в бою, в пламени, под звуки выстрелов, но без воплей – евреи не кричат от ужаса». Погибли в боях семь тысяч защитников гетто и еще шесть тысяч сгорели заживо, когда эсэсовцы поджигали дома.

А вот, что нельзя забыть: толпы поляков собирались поглазеть, как идет ликвидация гетто. С интересом наблюдали за тем, как с крыш подожженных эсэсовцами домов падают горящие люди. Если кому-то удавалось вырваться из гетто, варшавяне загоняли евреев назад.

После войны, когда немцев уже изгнали, поляки устраивали еврейские погромы уже по собственной инициативе. И польские евреи, уцелевшие в нацистских концлагерях, не захотели, не смогли вернуться в родные места. В послевоенной Польше осталось совсем немного евреев. И они раздражали. После шестидневной войны 1967 года, когда Израиль разгромил арабские армии, польское руководство под предлогом борьбы с сионизмом изгнало из страны всех евреев. В Польше не осталось евреев. А ненависть осталась. В Польше существует антисемитизм без евреев. (Статья   ” Антисемитизм без евреев “. Источник: сайт Млечина, февраль 2018 года – А.З.)

P.S. Посмотрите фильм Млечина “Зачем Сталин создал Израиль”

*****

Снимать такой фильм было чрезвычайно тяжело. Я слушал воспоминания узников гетто, и мне казалось, будто я сам прохожу через этот кромешный ад…Там, в гетто, как вспоминали узники, часто звучала музыка — отсюда и название фильма ”Мелодии Рижского гетто”. Обитатели гетто играли на скрипке еврейские мелодии, они жили и наивно надеялись, что им удастся спастись… В фильме звучит очень много еврейской музыки. Мне эти мелодии знакомы с детства, ведь отца, композитора Кирилла Молчанова, все время окружали еврейские друзья. Их в композиторской среде всегда было много. И они играли эти старинные мелодии. В самом фильме участвуют звезды мировой величины — бывший рижанин, скрипач Гидон Кремер — сын узника Рижского гетто, оперная певица Инесса Галант…В один из вечеров в Риге мы с супругой пили чай в доме у Евгения Гомберга. И в какой–то момент беседы Евгений заговорил о трагедии латвийских евреев в годы нацистской оккупации, он упомянул Рижское гетто, которое было расположено в Московском форштадте. Мне захотелось посмотреть те места, и мы тут же сели в машину и поехали. То, что я увидел, меня поразило — сегодня, в начале XXI века, Рижское гетто выглядит точно так же, как и 65 лет назад! Те же домики, те же дворы, те же узенькие улочки, по которым евреев гнали на расстрел… Потом Евгений повез нас в Румбулу: когда мы туда приехали, уже было темно и дорогу освещали фары автомобиля. Ощущения жуткие, когда в темноте вдруг лучик света освещает эту поляну, на которой расстреливали тысячи ни в чем не повинных людей. Тогда я решил, что нужно снять фильм. Фильм о жизни узников Рижского гетто. Фильм о трагедии латвийского еврейства. Мы начали собирать материалы — долго беседовали с директором Еврейского музея Латвии Маргером Вестерманом, который тоже прошел через Рижское гетто, в работе нам помогали и сотрудники латвийского архива кинофотодокументов. В фильме воспоминания пяти чудом уцелевших и доживших до наших дней узников сопровождаются кадрами кинохроники. Конечно, я отдаю себе отчет в том, что фильм придется не по вкусу разного рода антисемитам, которых хватает и в России, и в Латвии. Этот фильм не для них, а для людей цивилизованных, для людей, понимающих, что такое Холокост. В нашей съемочной бригаде был только один еврей, я — русский, моя жена — испанка, главный оператор — чуваш… У нас была интернациональная бригада, но мы искренне сочувствовали этой трагедии евреев. Хочу подчеркнуть, что мы не пытались фокусироваться на национальностях тех, кто повинен в Холокосте. Простите за банальность, но фашизм не имеет национальности. Это лейтмотив фильма.(Из интервью на сайте Jewish.ru 15.05.2006 – A.З.)

*****

Я вообще узнал, что есть евреи, довольно поздно, потому что среди них жил и вырос. Кто был вокруг меня? Ну, композиторы, музыканты – это ж евреи в основном. И первая моя влюбленность – Женя Фрадкина, дочь композитора, которой я написал записку с ошибками – объяснение в любви. Я ж не понимал, что она еврейка, а я русский. И Володя Фельцман, сын Оскара Фельцмана, нынче выдающийся пианист, – с ним дружили с самого детства – я никогда не думал, что мы разные. Павлик Коган и его сестра Нина – дети гениального скрипача Леонида Когана, с которым мой папа дружил, – это все еврейские дети, что меня тогда совершенно не занимало. В нашей деревне, Старой Рузе, летом собирались грузинские, армянские, азербайджанские композиторы. И все дети были смешаны в одной компании. Девочка, в которую я влюбился в Риге, – Марика, вот она мне впервые рассказала про евреев и показала место, где их расстреливали. Трагическую историю с Михоэлсом родители рассказали, когда я уже что-то соображал. И она на меня страшное впечатление произвела, особенно, может быть, потому, что я дружил с Виктошей Вайнберг, внучкой Михоэлса. Мы жили в одном подъезде… Когда я стал узнавать про антисемитизм через проблемы, с которыми сталкивались мои друзья и многие друзья родителей, – меня это доставало, бесило… Мой ближайший друг – Сергей Бокариус. Мы знакомы с семнадцати лет, он ленинградец, но приезжал в Москву, ухаживал за одной девчонкой с нашего курса. Я о нем сделал документальный фильм «У меня еще есть адреса». Фильм в виде письма – Сергей эмигрировал в Америку. Он окончил Военно-медицинскую Академию. Отправили его на подлодки в Североморск. И тут стали ему припоминать национальность мамы – называлось это тогда «борьба с сионизмом». А ведь все питерские врачи учились либо у его деда, либо у отца. Он внук одного из основателей русской судебно-медицинской экспертизы, профессора Бокариуса. И эти же политруки, которые его третировали, небось лечили триппер у его мамы, она была главный лаборант-венеролог города Ленинграда. А Сергей парень очень крутой. Ну и были проблемы, серьезные. В общем, он решил валить из страны. Он тогда комиссовался, но семь лет не мог уехать – военная секретность. Сидел на берегу, делал пункции спинно-мозговые, потом уехал. Я отговаривал… Я очень его любил и продолжаю любить – в том году летал к нему в гости в Сан-Франциско. В Ленинграде антисемитизм был сильнее, чем в Москве. Пожалуй, я столкнулся в первый раз с антисемитизмом именно там, на премьере оперы моего отца «Ромео, Джульетта и тьма» по знаменитой повести Яна Отченашека. Мне было лет тринадцать. Сюжет оперы простой: оккупация Праги, еврейка Эстер встречает чеха Павла, вспыхивает любовь, он ее прячет у себя. Но на него настучали, и она, чтобы его спасти, ночью тихо уходит в гетто, на гибель. Он просыпается – ее нет. Мы поехали на первый спектакль. Очередь стояла километра на полтора – впервые что-то на запретную тему, про евреев, в питерском театре. Премьера – дикий успех. На второй спектакль пришел секретарь обкома Василий Толстиков со своей камарильей. Он пришел после спектакля на сцену, всех поздравил, но сказал, что… еврейку надо заменить на партизанку. На этом оперу закрыли. Словом, стал я понимать, что это такое, начал много читать на эту тему. А поскольку учил в университете голландский язык, с четвертого курса ездил в Голландию на переводы. Голландия тогда представляла Израиль в Москве, эмиграция происходила через их посольство. И я читал материалы с этим связанные, узнавал о еврейских проблемах… Где бы я ни выступал, обязательно спрашивали: «Не еврей ли вы?» Я отвечал: «К сожалению, нет». Эту поговорку придумал себе в Израиле на выступлениях. После чего, конечно, следовал вопрос: «Почему “к сожалению”?» Тогда я говорил: «Была бы у меня хоть капля еврейской крови, может, поумнее был бы». (Из беседы в журнале ”Лехаим” № 1/213 / 2010 – А.З.)

P.S. Посмотрите фильм “Мелодии рижского гетто”

 *****

Антисемитизм, к сожалению, хоть и щеголяет сегодня в шутовском колпаке, но периодически бубенчики на этом колпаке мажутся кровью. И это не сегодня появилась. Это давняя традиция, увы, она подпитывалась всегда, и властью тоже. Если вы хорошо помните решение конституционного департамента правительствующего Сената за 904 год, то это та самая Россия, которую мы потеряли, о которой мы столько скорбим. Россия до 17-го года принимала законы, к примеру, да, запрещающие евреям иметь русскую прислугу. Или давайте вспомним безобразные шуточки великого Столыпина, который, узнав о погромах в Киеве и убийствах евреев, сказал: “Это хорошо, что евреев, но плохо, что убивают”. К сожалению, то, что происходит сейчас – это уже вопрос технический. Это вопрос работы ФСБ, которая должна вычислить и уничтожить. Но это не решает в принципе вопрос антисемитизма в России.

******

Для меня любая религиозность – это все равно абсолютная глупость и загадка, абсолютно любая. Это не важно — культ ли Осириса или чукотского бога, или раввина, с вертикальным взлетом из устройства печати. Для меня это абсолютно единые вещи. Я действительно в этом, что называется, очень хорошо разбираюсь и могу вычислить родственности культов одного от другого, поэтому я не делаю разницы между религиями. А что касается вот этой фразы, о том, что подлинно русским человеком может быть только тот, кто поклоняется и заявляет о своей верности еврейскому богу…  но гуси и дураки, как говорил Лев Давидович Ландау, существуют специально для того, чтобы их дразнили. И вот эта фраза приводит русских черносотенцев в абсолютное неистовство. Вот тут они не знают, что отвечать. Ну традиционным ответ будет то, что Христос либо родился в Смоленской области, либо что вообще все это придумали евреи и на самом деле это был русский человек. И его русская мама бежала из Израиля в Россию. Ну, у нас же дремучесть необыкновенная. Поэтому, это дразниловка. Эта фраза –  чистая дразниловка… Опять-таки мы возвращаемся к дуракам и гусям. И когда черносотенцам объясняешь, что в основе так называемой русской духовности лежит еврейский фольклор, это опять-таки, что называется, взрывает им мозги. И не наблюдать за этим было бы большой ошибкой…

Вы спрашиваете – сегодня в России для евреев существует ли опасность  «чемодан, вокзал, Израиль»? Существует. Она везде существует для них, потому что они должны расплачиваться за свою тенденцию к исключительности. Они должны пожинать плоды того, что они хотят быть очень особыми, очень отдельными. Они должны быть ответственными за ту репутацию, которую имеет еврейский народ. Я имею в виду не в скверном смысле слова, а в хорошем смысле. (То есть избранный богом? Как евреи любят сами себя называть. Реплика журналиста – А.З.) Избраны Эйнштейном, скорее. Ну неужели вы думаете, что вам простят всех нобелевских лауреатов, которых вы дали миру? Я понимаю, что это не заслуга еврейского народа как такового, это просто умение евреев исключительно точно воспользоваться самыми последними достижениями.  И их невиданным упорством, которое связано, прежде всего с тем, что их долго унижали, с тем, что их долго гнали, их долго преследовали. Поэтому в самых сложных областях они вынуждены совершать чудеса самопожертвования. Ведь на самом деле нет никаких гениев, есть трудяги. И практически любой человек может стать нобелевским лауреатом по физике. Важно очень хотеть этого и быть вынужденным к этому. И вот уже с последствиями этого никто мириться не хочет. А сейчас, не забывайте, что, в России, да, действительно, очень сильные черносотенные настроения…. Это абсолютное меньшинство. Но это меньшинство, как вы знаете, способно инфицировать своими идеями если не большинство, то, по крайней мере, значительную часть. То есть они снова сделали такой вот бытовой антисемитизм. Перевели его из разряда чего-то, что было в последние годы просто дурным тоном, просто чем-то совершенно неприличным, они снова перевели это во что-то, что может быть… Это опять-таки просто спущенный с поводка тот самый примитивный русский, бытовой, жлобский антисемитизм, который всегда незримо присутствовал и в царской России. Естественно, да, и в Советской России, и немножечко подугас где-то в 1991-1995 годах… И вот сейчас снова поднял голову именно за счет того, что уж очень много этих бредящих величием России, которым очень нужны враги. Поскольку враги американцы — это уже общее место. Теперь уже есть и отчасти евреи…

Израиль занимает некую нейтральную позицию. Цитируя российских антисемитов, пытаются сидеть на двух стульях, и вашим и нашим… Потому что Израиль государство формирующееся, находящееся в огромной зависимости от всех мировых процессов. Очень сильное оно наукой, очень сильное своей тенденцией в будущие устремления. Но оно еще просто очень слабое, потому что еще маленькое и недооформившееся. Поэтому вам надо вести себя предельно хитро и предельно осторожно, и предельно аккуратно… Израиль объявил о нейтралитете, но это не мешает Нетаньягу летать к Путину на поклон. Как это воспринимается? У вас пока нет другого выхода, ребята. Спокойно надо к этому относиться.

Израиль всегда был союзником США. Вы же  понимаете, что Израиль — это часть запада. Кстати, на Западе  говорят: когда вы хотите помощи — помощь Израилю оказывает Америка. А когда надо, вы едете в Москву на встречу с российским руководством и там вы рассказываете, что Путин — сильный лидер. Давайте не будем в этом разбираться, потому что от того, что мы с вами поговорим на эту тему, ничего не изменится… И вообще  здесь обстановка  очень душевная. В этом очень много СССР. У вас очень много от СССР, и в хорошем, и в плохом смысле этого слова. Я подозреваю, что вы это вытравливаете, но у вас пока не очень получается. (Из интервью в студии программы «Израиль за неделю», RTVI 26.05.2016 – А.З.)

P.S. Посмотрите. Интервью с Невзоровым в Израиле

Первая волна эмиграции просто бежали от верной гибели. И это были люди, которые оставили цветущую, мощную страну, оставили свои поместья какие-то, накопления, привилегированное положение, потому их ломало так, как никого. И отсюда страшная ностальгия и легенда о той самой ностальгии, которую мы приписываем всем. Люди на концертах Вертинского, говорят, один человек стрелялся обязательно. Потому что это был слом страшный, и люди мечтали, потом они выехали, их лагеря пересажали после войны. Вторая волна вот эта еврейская, она уезжала просто от полной безнадежности жизни. Я здесь попробовал уже две профессии, и по еврейской линии уезжал, хотя туда не поехал, поскольку мамка русская, и мне там делать нечего. Я воспитан в русской среде, и себя евреем считаю только поскольку там какие-то крови текут. И я оказался в Италии, оттуда меня забрали в Лондон, и все остальное уже известно. А третья волна, эти люди не должны занимать какую-то политическую или этическую позицию, как мы вынуждены были сделать. Мы были вынуждены отказаться от страны, потому что эта обстановка на по каким-то понятиям не подходит… Сейчас, еврейский вопрос в России, с моей точки зрения, утерял актуальность, потому что появились другие национальности, и раскрылась, так сказать, вся палитра. И потом мы поняли, что с отъездом миллиона или полутора миллионов евреев жизнь не стала ни веселей, ни богаче. Ну хорошо там, патриоты упертые избавились от какого-то элемента ну и что, стало ли от этого лучше? Я не уверен. Зато, конечно, появилась целая прослойка людей, скажем, в дружественном государстве Израиль. А сейчас едут уже без всякого различия. Понятия “еврей” в Англии не существует, это понятие религиозное. Когда человека спрашивают: “Вы еврей?”, он отвечает: “Нет, я католик”… На самом деле, все так и есть, потому что если ты в еврейскую веру крещен, ты еврей, если нет, то нет. ( Из интервью на радио ”Эхо Москвы”  6.07.2010 – А.З.)

****

Конечно, имея фамилию Левенштейн сложно уйти от этого вопроса. Хотя я всю жизнь прожил с этой фамилией, не зная, что слово «Левенштейн» означает, пока семь лет назад мы не поехали путешествовать на машине по Европе и не заехали в Баварию, где есть замечательный город Левенштайн. Город этот, центр виноделия, оказывается, на 40 лет старше Москвы. Мой день рождения, который регулярно празднуется группой фанов, в следующем году будет проходить в Левенштайне.
А что касается еврейства, то я считаю, что у нас в Советском Союзе, с его антисемитским душком, было две примерно равных по численности группы людей, имеющих этнически смешанное происхождение. Во-первых, полукровки с русскими мамами, вроде меня или Ходорковского, которых наделили русским воспитанием и еврейской фамилией. А были другие люди, которых очень много, от Швыдкого и дальше, там наверху, наверное, треть такого народа, у которых русский папа и еврейская мама. Поскольку ребенок с матерью проводит все первые сознательные годы, он, естественно, впитывает всю психологическую модель восприятия мира, психоз материнский, если он есть, а он у еврейских мам часто встречается, и я этих людей, конечно, распознаю сразу.
Фамилия мне не то чтобы мешала, но создавала некий выталкивающий момент. Для тех, кто тебя знает, это нормально, но когда ты в первый раз с кем-то встречаешься, то фамилия звучит как кол в грязи. Я воспитывался и провел все детство с матерью и со всеми ее славянскими предками. Отец матери, мой дед, был дьякон, продукт тысячелетия христианства, добродушнейший совершенно человек, со своим особым чувством юмора и придуманным языком. Он никогда никого не осуждал — просто не мог. В этом добродушии и всепрощении я и вырос. Это во многом определило дальнейшую мою жизнь…

Отца я видел редко, он был ответственным работником, заместителем начальника Балтийского пароходства, постоянно на работе пропадал, а время тогда было лихое, послевоенное, пошла антиеврейская волна, и он пострадал. Но по-настоящему я со своим отцом познакомился лишь перед его смертью. Когда он приезжал в Лондон, был уже пожилым человеком, никаким не ответственным работником, не начальником. И тогда в нем проснулось еврейство! Я его видел молящимся, чего никак от ответственного партийного работника ожидать не мог. Его изначальные корни проросли к старости. Когда встал вопрос о мироздании и о вечности, он решил уйти в эту вечность евреем. А еврейского деда я видел только в первые семь лет своей жизни. Он был похож на Чарли Чаплина: маленький, живой, с совершенно неистребимым чувством юмора. Семья Левенштейнов раздробилась. Мои предки родом из Либавы (Лиепаи). Половина семьи уехала в Америку, в Цинцинатти, а мой дед решил, что нечего там, в Америке, делать, и приехал в Петербург. Обосновался в Кронштадте при минной школе. У деда была швейная мастерская, они шили мундиры и кители на всю минную школу. А дед, поскольку был очень живой, по-моему, к портнихам лазил. Но бабка, его жена, такая суровая еврейка, из новгородских, говорила: «Ничего, не карандаш, не сточится»… А отец рос в конце 20-х — начале 30-х годов, когда еще антисемитизма у Сталина не было. Наоборот, была положительная дискриминация, настоящий интернационализм. Кстати говоря, уже в Лондоне я встретился с представителями российской аристократии, последними осколками самодержавия. Это просто были психически больные люди, от слова «еврей» их трясло, как будто там чумовая крыса какая-то пробежала…

В оркестре Иосифа Вайнштейна, в котором я играл, говорят, каждый второй был евреем. А ведь это известный закон, что когда евреи вместе собираются, они создают бурлящую среду, начинаются разговоры. Никакого сионизма у Вайнштейна не было, там все евреи были ленинградские, цивильные, ну мало ли, с фамилией не повезло. Наш оркестр за глаза называли: «На пяти камнях». Там было пять Штейнов (штейн — это камень на идише): сам Вайнштейн, Гена Гольдштейн, я, Левенштейн, Петя Бланштейн и еще кто-то. Вайнштейн был военно-морским дирижером. У него джаз был еще до войны, а во время войны он много выступал на фронтах, хорошо себя зарекомендовал. После войны, в антисемитскую кампанию его посадили за какие-то липовые дела. Он отсидел несколько лет, намучился. Но после выхода на свободу он был капельмейстером в нахимовском училище.  Вайнштейн был удивительно живой человек, как атомный котел. Он говорил: «Мальчики, звоните мне днем и ночью, я никогда не сплю». К себе в оркестр он взял очень многих талантливых музыкантов и прикрывал их, как курица защищает своих цыплят…

В рамках оркестра Вайнштейна я старался продвигать молодых. Организовали первый ансамбль, я им делал простенькие оркестровки, а ленинградский режиссер Шарф придумал им название: «Добры молодцы». И вот как-то мы выходим на сцену в Астрахани. Объявляют: Антипин, Петров, Соколов. И — руководитель ансамбля Всеволод Левенштейн. Я почувствовал, как по залу рябь такая прошла. Потом, проанализировав, понял: ну, не было в былинной Руси никаких Левенштейнов, никак это не вяжется. И принял мгновенное решение: для сцены надо назваться иначе. У нас на флоте был такой помполит Новгородцев, хороший человек, вот я и взял его фамилию. Потом с этим много курьезов было. Куда ни приезжаешь, везде телевидение, радио, заказывают пропуск, паспорт у тебя один, фамилия другая, все время путаница. Кроме того, у меня была сверхзадача: никуда не уезжать тогда. Оставаться в России столько, сколько только возможно. Я был культурным патриотом. Воспитан-то я был маменькой, да и через флот прошел, а там еврейского вообще ничего не было! Морское училище закончил, с работягами матом ругался. Словом, никакого лишнего интеллектуального налета. Ну, джаз играл. В результате я решил поменять фамилию. Мне с удовольствием все поменяли, я стал Всеволодом Борисовичем Новгородцевым, русским. И так я жил довольно счастливо, пока не настали 70-е годы. А у меня жена, Галочка, красивая очень женщина и гордая. А я на гастролях. Семья у нас в полуразвале, пришлось разводиться в 70-м. Но никак узы эти не порвать — одна квартира. И я все думал, как семью мне склеить. Галочка работала в аэропорту, в иностранном отделе, продавала билеты. Тамошний кагебешник, видя, что она вечно в заграничных шмотках, углядел в ней рисковую личность. Устроил провокацию, заставил другую сотрудницу украсть у нее из стола пачку билетов, начали заводить уголовное дело. Вот тогда Галочка и сказала: в этой стране жить нельзя, надо уезжать. Пришел из Израиля вызов на семью Левенштейн. А семья такая: папа Новгородцев Всеволод Борисович, русский. Ну я и решил хитрым способом вернуть себе фамилию. Говорю: «Галочка, давай мы с тобой еще раз поженимся, я возьму твои фамилию и снова буду Левенштейн. Мы подали в загс заявление, пришли регистрироваться, а они говорят: «Невеста, у вас развод недооформлен. Идите в суд, где вы разводились, станете Бурхановой, а потом будете жениться». Весь наш план рушится, уже вызов на руках, комитет нас пасет, это было опасно, поскольку была установка: если есть возможность посадить — сажайте. И я составляю Галочке сценарий. Она в скромном платочке, без всякого макияжа идет в суд. Пришла к какой-то там ярыжке, и говорит: «Вот мы такого то числа тут разводились. Вот мне надо дооформить развод». Ее спрашивают: «Вы будете Бурхановой?» Галочка говорит: «Понимаете, в чем дело: за это время многое произошло. Я институт закончила, диплом на фамилию Левенштейн получила, у меня сын родился, у него фамилия Левенштейн. Я понимаю, что это неудобная фамилия, но уж ради сына оставьте мне ее». «Ну что ж, — говорят, — советский закон это разрешает». А я внизу уже ждал, в такси. Она села в такси, кивнула головой, что все в порядке, и я кричу шоферу: «В Куйбышевский загс». Нам надо было успеть, пока через комитет это все не просочилось. Таким образом тут мы их перехитрили. Но потом было очень сильное препятствие. Для выезда была необходима такая бумажка: об отсутствии материальных претензий со стороны родителей и родни. И это должен был подписать мой отец. Подписать-то он мог, но его подпись должны были заверить в домовом комитете. Вот этого позора он перенести не мог. Не мог, чтобы все его друзья-ветераны узнали об отъезде сына. У отца начались старые психические срывы, задрожали руки. Он похудел на 16 килограммов, попал в больницу с расстройством щитовидной железы. Пока он был болен, ни о каком отъезде и речи быть не могло. Проходит неделя, месяц, второй, третий, я чувствую, что мне уже не уехать. Но был у меня приятель, такой бойкий еврей, Ося Хорошанский. Замечателен он был тем, что в трудовой книжке у него значилась запись: «Принят гитаристом в ансамбль лилипутов». Он в цирке аккомпанировал на бас-гитаре. Оська мог организовать все что угодно. Вот он приходит и говорит: «Все схвачено, поехали». Оказывается, он пробился в этот домовой комитет, нашел какую-то смазливую тетку, охмурил ее полностью. Привезли мы ей дары: какую-то бутылку коньяка и коробку конфет «Птичье молоко», редкий дефицит по тем временам. С заверенной справкой я поехал к отцу в больницу. Объяснил ему ситуацию, что все безопасно, и он мне тогда дрожащей рукой эту бумажку подписал. Вот таким образом семья Левенштейн отбыла 18 ноября 1975 года в Вену…

Прилетаем мы в Вену. После часового «еврейского допроса с пристрастием» нашу папку передали в International Rescue Comittee. И там начались всякие чудесные события. Нас вообще целили на Канаду, в Эдмонтон. Я ведь заявил себя как штурман, потому что кому там джазовые музыканты нужны. Все было уже практически готово, мы жили в предместье Рима и ждали своей очереди. А тут вдруг на террасе нашей квартирки появился еще один еврей, Лео Фейгин. Лео еще в Союзе джаз любил больше жизни и общался с приезжающими музыкантами при любом удобном случае. Кагебешники аккуратно снимали все его встречи, и пригласили в Большой дом. «На вас тут такая серьезная папочка, что вам лучше уехать сейчас на вашу историческую родину или мы вас посадим».

В Израиле ему не приглянулось, и он по набору сдал экзамены и попал на Би-Би-Си. Ему тут же дали джазовую программу, и он поехал в первый отпуск кататься на лыжах в Италию. Заехал в Рим, поскольку маменька его ехала из Петербурга к старшему сыну-культуристу в Америку. И надо же так было случиться, что маменька эта жила в нашей квартире. Она была из физкультурниц 20-х годов. Они там все евреи-спортсмены. И дети спортсмены, и внуки, и правнуки. Состоялся следующий разговор:
— Сева, что ты тут делаешь?
— Вот, в Эдмонтон еду.
— Какой Эдмунто? Давай к нам!
— Куда это «к нам»?
— На Би-Би-Си!
Как-то страшно: Би-Би-Си, вражеский голос. Но я поехал в Рим, сдал стандартные экзамены: что-то прочитать, что-то перевести, что-то сказать голосом. Потом было собеседование и мне прислали рабочий контракт. Но из Италии я уехать не могу — мы же беспаспортные. Итальянцы должны были дать документ для перемещения. С этим контрактом я иду в полицейское управление. Обещали через неделю, но тянулся месяц за месяцем. Прошло больше года, и я уже думал, что никогда не попаду в Англию, но волей случая случайно столкнулся с тем же чиновником, что принимал мое заявление год назад. Он узнал меня, покопался в столе и нашел мою папку. И через 10 дней мы уехали. (Из интервью на сайте Jewish.ru, 31.12.2013 – А.З.)

               Комментарий: Людям молодого поколения объяснить, кем был Сева Новгородцев для тех, чье становление пришлось на эпоху железного занавеса, невозможно. Необходим целый исторический экскурс: застой, цензура, зарубежные «голоса», глушилки. Для людей же старшего поколения он ни в каких представлениях не нуждается: имя Севы Новгородцева прочно ассоциируется как с определенным историческим отрезком, так и с колоссальным пластом культуры. Но уверен, что даже не все из многочисленных членов фан-клуба Севы Новгородцева осведомлены о настоящей фамилии своего кумира: Левенштейн. И если о работе на Би-Би-Си Сева рассказывал в бесчисленном количестве интервью, то еврейская тема в его жизни по большей части осталась вне эфира.

*****

Я очень рано это понял (ответ на вопрос : когда вы впервые поняли, что принадлежите к еврейству? – А.З.). Во-первых, меня дразнили во дворе, во-вторых, я обрезанный, хотя наша семья и не была правоверной. Дедушка и бабушка говорили на идише и готовили блюда еврейской кухни. В синагогу не ходили. Я заходил туда только в юности. Это было можно. Позже стали ходить на праздник Симхас Тойра. Там были девушки, в общем, было весело… На мой взгляд, еврейский менталитет выражается в сознании своей исключительности, то есть, когда человек осознает, что живет в каком-то сообществе, которое по своей природе выше всех других сообществ. Лично я таких взглядов не разделяю. Думаю, что все народы, в какой – то степени, носят черты исключительности. Не думаю, что евреи лучше, чем, например, англосаксы…Ни один человек не имеет право высказываться от имени всего народа. Исключения составляют только политические лидеры, пользующиеся поддержкой большей части народа… Я же крайне отрицательно отношусь ко всем формам национализма, особенно если их сторонники говорят, что один народ склонен к проявлению добродетели или злодейства, больше чем какой-то другой народ. Думаю, что по своим достоинствам евреи равны всем другим народам и так же, как и все имеют право на своих героев, святых, мучеников и негодяев. Нам говорят: “Вы распяли Христа”. Но в распятии Христа участвовали и другие народы, например римляне. Ни одно человеческое качество не распределяется в пользу только одного народа. И нужно понимать, что в конечном итоге наше общее отечество – это планета Земля… Для меня родина – русский язык, русским я считаю того, кто говорит, думает и шутит на русском языке. Ностальгию начинаю испытывать уже в Рязани. Я еврей с чисто славянскими привычками: ем не вовремя, не занимаюь своим здоровьем, много курю. Но чтобы остаться евреем, я не уехал в Израиль. Потому что там ты сразу становишься большинством. Ощущение исключительности, что ты не такой, как все, там сразу исчезает… Желания не было, но в разные времена я стоял перед такой необходимостью. Я всегда делал свой выбор в пользу того, чтобы остаться, потому что для меня отъезд был бы связан с серьезными отрицательными переживаниями. Но проблема отъезда возникала, прежде всего, из-за национальной нетерпимости, которая всегда была в России и сейчас, к сожалению, тоже осталась… Думаю, что человек по своей вообще природе ксенофоб. Речь может идти и не о неприязни именно к евреям, но вообще к чужакам. Это есть в Израиле, это есть в России, это есть везде. Было бы иллюзией думать, что в мире есть место, где этого не существует. Поэтому лучше оставаться там, где живешь. Как правило, проявление антисемитизма носит локальный характер, и ты всегда можешь от этого отойти. Уезжать нужно только в том случае если антисемитизм принимает тотальный характер… (Из интервью на Jewish.ru/ 8657.asp – А.З.).

******

Часто слышишь, что евреи – самые лучшие врачи, самые лучшие музыканты, художники, математики и так далее. Не стану спорить. Действительно, среди моих соплеменников не мало талантливых людей. Но я думаю, что евреи – это ещё и самые лучшие русские. Возможно, звучит парадоксально. Но жизнь показывает, что среди евреев, родившихся на этой земле – множество подлинных патриотов России. Сама история неразрывными узами накрепко связала нас с её народом. Вот почему, МЕОЦ – это не только гордость возрождённой еврейской общины. Этим домом, жизнью, наполняющей его этажи, справедливо гордится не только Москва, и вся честная Россия. (09-07-2002)

*****

Вы понимаете, мне одна мысль не дает покоя: ну, родись я раньше, во времена Второй мировой, выбора уже не было бы: лагерь, газовая камера, смерть. И эта мысль ведь сидит в подсознании, она, кстати, и сплачивает евреев, которые живут в диаспоре. Ибо нет в мире другого народа, который бы так ненавидели. Никто же всерьез итальянцев, скажем, не ненавидит, или даже русских, или кого угодно. Так, вспышки бывают, конечно, но чтобы постоянно, на протяжении чуть ли не всей истории человечества… И это при том, что сами евреи никогда не занимались геноцидом других народов. На этнической почве бывали, конечно, столкновения, но это же другое. Даже немцев так не ненавидят (если исключить некоторых евреев, которые не могут им простить сами знаете что). Но это тоже не повсеместно…  Ну, вообще-то я склонен к мистицизму, это правда. И Израиль — да, он как-то этому способствует. Но со мной даже и в России происходят вещи мистические, хотя, конечно, здесь это не так концентрированно выражено. Вообще, несмотря на российский антисемитизм, в судьбе евреев и русских много схожего: может, от этого и происходит притяжение-отталкивание. Судьбы трагические, потому евреев и русских тянет друг к другу. (Из интервью на сайте  Jewish.ru 26.09.2013 – А.З.)

P.S. Посмотрите. Наши – интервью с Домбровским Ю.А.

*****

Многие умные люди и многие глупые люди ставили и ставят так называемый еврейский вопрос. Но жил на свете один человек, который дал еврейский ответ. Этот ответ прост: никогда не вини «еврея» – вини себя. Потому что «еврей» есть в каждом. Значит, и ты хоть немного «еврей». Этого человека звали Ицек-Гирц Зингер. Нам он известен как Исаак-Башевис Зингер, лауреат Нобелевской премии по литературе 1978 года, американский прозаик польского происхождения, так и не освоивший толком английский, так и не выучившийся управлять автомобилем, так и не запомнивший за полвека жизни в Америке даже свой американский адрес, писавший только на идиш, родивший не то 14 июля, не 26 октября 1904 года, т. е примерно 100 лет назад, в деревушке Леоцин под Варшавой. Башевис Зингер ни в коем случае не был политическим писателем. Его главный сквозной персонаж, принимающий разные обличья, – это метафизически, изначально наивный человек. Чудик, юродивый, верящий всему, что говорят, живущий в плену сочиненных страхов и боящийся обидеть в реальной жизни любого другого человека. В каком-то смысле Башевис – «еврейский Шукшин». Только шукшинские чудики более деятельные, они хотят переустроить этот глупый мир, а чудики Зингера, скорее, стараются инстинктивно, бессознательно высвободить себе маленькую территорию где-то «возле мира» для построения иной реальности – доброй, трепетной, нежной, спокойной. И все-таки для России Башевис Зингер писатель политический. Потому что развенчивает два главных основания российской политики, остающиеся практически неизменными что при царе-батюшке, что при большевиках, что теперь при чекистах – конспирологию и поиски виноватого на стороне. Нам – стране, претендовавшей и, похоже, до сих пор претендующей на мессианство, на право учить жизни другие народы, – всегда мешала жить «мировая закулиса». Октябрьский переворот 1917 года его враги тут же объявили «жидо-масонским заговором». Стали выискивать еврейские корни у Ленина, добрались до его дедушки Бланка и страшно обрадовались. При том что еврейские погромы начала ХХ века были отнюдь не заговором – фактически государственной политикой, как и знаменитое дело Бейлиса стало следствием очень даже поощрявшихся властью общественных настроений. Удивительным было не само дело Бейлиса, но оправдательный приговор по нему. Что касается масонов в русской революции, этим вопросом занялась Нина Берберова – первый человек, которому стали доступны самые подробные, американские архивы на этот счет. Единственным масоном среди сколько-нибудь известных деятелей Октября оказался Скворцов-Степанов. Вы помните такого деятеля? Потом, уже у самих большевиков, долгие десятилетия роль мировой закулисы играл международный империализм. Жирный дядюшка Сэм с карикатур Бориса Ефимова, отпраздновавшего на днях 104-й день рождения, – вот кто хотел оторвать от великого, могучего, нерушимого союза республик свободных «куски пожирнее». Кстати, жилетка у дядюшки Сэма на этих карикатурах тоже была какая-то «жидо-масонская». Наконец, на заре ХХI века нам предлагается новая мировая закулиса, новый заговор против «ядра» Советского Союза, которое «мы (слова Путина) сохранили и назвали Российской Федерацией». Теперь вместо «жидо-масонского» заговора власть настойчиво пиарит «жидо-чеченский»: телеканал НТВ по заказу ФСБ рассказывает байки про Березовского с Ходорковским, финансирующих чеченских террористов. Притом что, по версии самого Путина, террористы у нас орудуют никакие не чеченские, а международные. «Евреем ХХI века» в России назначен чеченец и – шире – лицо кавказской национальности. Теперь в том, что дорвавшимся до власти реваншистам из спецслужб все еще мало власти, собственности и степени запуганности населения, будут виноваты новые внешние враги. Есть вещи, о которых писать отвратительно, но необходимо. Иногда кажется, что у людей, правящих Россией, нет детей, что они не осознают свою смертность. Если человек хочет быть пожизненным президентом – пусть лучше прямо провозгласит себя пожизненным президентом. Народ у нас добрый, терпеливый, буянит, только если уж очень сильно выпивши. Только не надо этих гнусных пропагандистских игр. Этой мировой закулисы. Этих поисков виноватого на стороне. «Еврей» в России – по-прежнему метафора придуманной вины. «Евреем» в России по-прежнему может стать каждый. Поэтому никогда не вини «еврея» – вини себя. Так учил никого никогда ничему не учивший писатель Исаак-Башевис Зингер. (Незначительно сокращённый вариант статьи ”Еврейский ответ”, опубликованный на сайте gazeta.ru 1.10.2004 – А.З.)

*****

Отношение к буквальным иудеям и мифологическому еврею веками оставалось одним из стержней российской государственности и русской национальной идентичности. Теперь оно размывается на глазах — вместе с государственностью и идентичностью…

В Советском Союзе, как ни странно, эти отношения, несмотря на формальную смену политического строя и провозглашение интернационализма фундаментом построения нового государства, не претерпели больших изменений. Я вспоминаю, как одна девушка-еврейка, ученица нашего замечательного школьного учителя математики Игоря Абрамовича Дорфмана, со смесью восторга и удивления рассказывала нам, десятиклассникам, что ей удалось поступить на математический факультет МГУ. А происходило это в 1986 году, уже на закате СССР и в начале горбачевской перестройки, но для еврея поступить в такой вуз на такой факультет по-прежнему было большой и редкой удачей. Однако наряду с этим официальным, хотя и негласным антисемитизмом было и активное участие СССР в образовании Израиля. Впрочем, быстро сменившееся резкой враждой к этой стране и разрывом отношений на долгие десятилетия. Наконец, даже на бытовом уровне появилось устойчивое выражение «еврей при губернаторе». Причем так называли и вторых секретарей КПСС всех уровней в национальных республиках, часто этнических русских. А речь шла о том, что «еврей при губернаторе» был компетентным и работоспособным человеком, прикрывавшим глупость и непрофессионализм самого «губернатора».

Миф о страшном малом народе, о мировой закулисе, конечно же, по преимуществу еврейской, о жидомасонском заговоре тоже прекрасно существовал в Советском Союзе с царских времен.

Причем при Сталине евреи оказались «безродными космополитами», что выглядело как издевательство самой советской власти над своей идеей царства пролетарского интернационализма.

Что же стало меняться после распада СССР? Во-первых, евреев в России стало физически намного меньше, чем было в советские времена — их сейчас существенно меньше 1% населения страны. Во-вторых, в сознательно прибиваемой советской властью и проснувшейся после распада СССР в России русской национальной идентичности место еврея как национального врага номер один стал занимать собирательный образ кавказца. При этом в роли внешнего врага малый народ сменил собирательный образ Запада, якобы только и мечтающего не дать России возродиться в былом имперском величии. В-третьих, принципиально изменилась политическая роль самой страны: в советские времена она была великой коммунистической империей, единственной в своем роде, а сейчас это обычная растерянная большая страна, мечущаяся между статусом новой интернациональной империи и национального государства, продолжающая существовать в стадии полураспада. В-четвертых, евреи больше не воспринимаются вульгарной частью общества в качестве конкурирующей рабочей силы (в Советском Союзе на низменном бытовом уровне культивировался миф о том, что именно евреи расхватали все лучшие рабочие места) или раздражающего культурного противовеса: как говорил адвокат в одной из серий американского сериала «Закон и порядок»: «Вы когда-нибудь видели банду еврейских подростков?»

На фоне этого сложного внутреннего контекста в России, да и не только в ней, живуч миф о палестинских арабах, якобы давно и жестоко угнетаемых евреями. При том, например, что палестинцев из Палестины в главном палестинском государстве — Иордании — недолюбливают больше, чем евреев, а сами мирные палестинские арабы имеют возможность работать только в Израиле: их родное государство застряло в глухой гражданской войне и рабочих мест, несмотря на гигантскую гуманитарную помощь, за шесть десятилетий формального существования так и не создало. Для России отношение к ближневосточному конфликту осложняется еще и тем, что она решительно не может определить для себя, почему «Аль-Каида» — террористическая организация, а ХАМАС — нет, хотя методы борьбы с оппонентами и степень радикализма у них примерно одинаковы. Не говоря уже о том, что развращенные многолетним пренебрежением к национальным особенностям россияне едва ли отличат не только узбека от таджика, но и араба от любого кавказца. Как бы то ни было, окончательное исчезновение надуманного еврейского вопроса и образа врага под ником «Еврей» из внутрироссийской жизни и русского национального сознания стало бы несомненным признаком выздоровления нации.

Не только потому, что перед Богом «нет ни эллина, ни иудея», но и потому, что межнациональная рознь вкупе с коррупцией и авторитаризмом несменяемой власти — самый надежный способ похоронить любую страну. (Из статьи ”Исчезновение еврея” на сайте gazeta.ru  21.01.2011 – А.З.) 

Есть такая поговорка, приписываемая (судя по всему, ошибочно) писателю Шолом-Алейхему, творившему на языке идиш: если ты когда-нибудь забудешь, что ты еврей, антисемиты тебе обязательно об этом напомнят. Ровно половину своей сознательной жизни я убеждался в правильности этого изречения. В великой стране СССР, где мне довелось родиться и вырасти, как раз в пору моего младенчества поднялась вторая послевоенная волна государственного антисемитизма. Первая длилась 4 года, уничтожила Соломона Михоэлса и Еврейский антифашистский комитет, отправила за решетку «врачей-убийц», вызвала огромный вал доносов на «безродных космополитов» и могла бы завершиться отправкой всех не добитых Гитлером советских евреев на берега Биры и Биджана, если б не одна беда. Отец народов, отказавшись от помощи лучших своих врачей, долго после этого не прожил. Когда его хватил кондратий, некому оказалось назначить лечение — и в один известный еврейский праздник народы наконец осиротели, а затея с депортацией евреев за Урал со смертью Сталина куда-то рассосалась сама. Но всего этого я, к счастью, не застал. Как и все другие попытки товарища Брежнева закосить под товарища Сталина, его антисемитская политика, пришедшаяся на мой век, вышла довольно беззубой лайт-версией травли конца сороковых. Никого не расстреляли и даже не отправили в лагеря пожизненно. Советская власть после Шестидневной войны оказалась больше озабочена демонстрацией публичного разрыва с Государством Израиль, чем расправой над своими «внутренними» евреями. Насколько я понимаю, с Израилем наша власть ссорилась для того, чтобы подружиться с арабами — и назло США, и по своим нефтяным интересам… Какой бы умеренной ни была политика государственного антисемитизма при товарище Брежневе, не стоит думать, что евреи в СССР всей этой игры престолов не заметили, наслаждаясь жизнью в тени «железного занавеса». Запрет на образование, на профессии, на поездки за границу, ограничения в карьерном росте, повышенное внимание «комитетчиков» — все это послужило привычным фоном для первой половины моей сознательной жизни. И трудно даже переоценить, до какой степени этот фон меня мотивировал чувствовать себя евреем в романтическом комсомольском возрасте. Я выучил иврит, посещая подпольные семинары на конспиративной квартире (учителя моего потом упекли в лагеря, а одного из соучеников держали в тюрьме, пока он не покаялся по телевизору в работе на «сионистского врага»). Я читал Тору и пророков в оригинале. В 16 лет я пришел получать свой первый советский паспорт и написал в анкете «еврей»… Паспортистка посмотрела на меня странно. — Зачем вы тут написали «еврей», молодой человек? — спросила она. — Потому что я еврей, — ответил я первое, что пришло в голову. — Но вы же можете записаться русским, у вас же мама русская! — настаивала паспортистка неулыбчиво. — Мама русская наполовину. Я — на четверть. Зачем я буду притворяться? Паспортистка задумалась, вздохнула, потом посмотрела на меня строго. — Записавшись русским, вы сможете гораздо больше пользы принести своему народу, — сказала она. Это была толстая советская тетка за пятьдесят, в буклях и косметике фирмы «Заря». Я не понял тогда и не выяснял впоследствии, кто она была на самом деле: еврейка, желающая уберечь «своего» от неприятностей, или просто приличный человек, из тех, что в разных исторических ситуациях помогали евреям спрятаться. Если помните фильм «Пианист», то там героя спас в Варшавском гетто офицер-нацист. Но спасенный Шпильман никак не отблагодарил своего спасителя. Я тоже ничем не мог отплатить за заботу тетке из паспортного стола. И записался евреем. Не могу сказать, чтобы я успел из-за «пятого пункта» сильно пострадать: советская власть к тому моменту дышала уже на ладан. Конечно, мне пришлось поступать в тот единственный в Москве мединститут, куда «брали». Конечно, для поездки в свадебное путешествие в Прагу нам с женой не дали рекомендацию от парткома — пришлось ехать в Тбилиси. Но все это мелкие бытовые неудобства, которые глупо сравнивать с делом ЕАК, польскими погромами, процессами Сланского или лагерными мытарствами Щаранского. Да и мой учитель иврита, валивший лес в пермских лагерях, покуда Горбачев не поехал в Рейкьявик, пострадал реально — а я по малолетству отделался одним сознанием принадлежности, о которой никак нельзя забыть, потому что антисемиты сразу напомнят. И я не забывал: учил иврит, ходил на разные отслеживаемые тусовки, а на «Горке» (у Хоральной московской синагоги) аккуратно избегал встреч со знакомым стукачом с параллельного потока, которого наш институт отправлял туда записывать фамилии замеченных сокурсников. По иронии судьбы, 15 лет спустя этот самый стукач скончался в Израиле, где успел сделать неплохую врачебную карьеру. А потом случилось нечто совсем странное и непредсказуемое. Накрылся тазом Советский Союз. Сперва разрешили частное предпринимательство, потом отменили разрешения на выезд из страны, цензуру, руководящую роль КПСС… И вместе со всеми прочими реалиями Совка ушел в прошлое тот самый государственный антисемитизм, который 23 года доказывал мне правоту изречения, приписываемого Шолом-Алейхему. Конечно, свято место пусто не бывает, и на гребне перестройки-гласности явились глазу какие-то совершенно новые антисемиты, прежде не поднимавшие своей головы. Они стали издавать какие-то газеты, устраивать сборища, продавать в подземных переходах метро всю ранее недоступную в СССР антисемитскую литературу: «Протоколы», «Катехизис советского еврея», сочинения Шафаревича, Форда и Климова… Но по сравнению с ушедшей в прошлое государственной политикой все их потуги выглядели смешно. Я никогда не видел — и по сей день не увидел — ни одной причины евреям постсоветского пространства обращать внимание на возню всех этих городских сумасшедших, которым жиды сначала свергли батюшку-царя и построили ГУЛАГ, а потом разрушили их райский СССР. В моем представлении антисемитизм — это не шуты в телевизоре и подземном переходе, а когда тебя на работу не берут, из института выгоняют, когда сажают в тюрьму за изучение иврита и фотографируют скрытой камерой у дверей Хоральной синагоги. Этот антисемитизм, «настоящий» в моем представлении, к 1990 году на всем постсоветском пространстве закончился. А никакой бытовой на смену ему не пришел. Даже если батька Лукашенко, в силу своего колхозного воспитания, по сей день верит во всемирный жидовский заговор, то этот его мистический антисемитизм не мешает никаким евреям, местным или приезжим, жить в Белоруссии и делать там бизнес, без обязанности предварительно сменить фамилию на «Иванов». И это все, конечно, хорошо для отдельных евреев. Но, наверное, плохо для еврейства как исторической общности. Потому что как только антисемиты перестали напоминать нам о нашем еврействе, мы и сами перестали о нем особенно вспоминать. Национальная принадлежность евреев в отсутствие дискриминации редуцируется до обычного факта биографии, который в повседневной жизни имеет не больше значения, чем цвет волос или глаз. Допустим, сам я вряд ли когда-нибудь забуду о собственном еврействе. Но вот у меня растет сын Лев Матвей (по израильским бумагам это будет звучать как Леви Метитьягу, но это он не в состоянии даже выговорить). Сын, которого я много раз возил в Израиль и который ходит в Москве в еврейский детский сад, знает какие-то слова на иврите, любит слушать колыбельную Ицика Мангера на идише, с удовольствием напяливает на себя кипу, чтобы быть «как папа». Смогу ли я когда-нибудь объяснить моему сыну, что он — еврей и что это некая важная деталь его биографии, что-то определяющая и к чему-то обязывающая? Боюсь, что эта задача, которая на моем веку так легко давалась антисемитам, может оказаться мне не под силу. И вырастет мой сыночек гражданином мира, которому одинаково комфортно тусоваться с евреями и с индусами, жить в Гоа, в Москве, в Иеру­салиме или на Манхэттене, для которого библейский Моисей — такой же мультяшный персонаж, как Хануман, Кришна, Бен Тен или черепашки-ниндзя. Потом пройдут еще годы, и однажды Лева полюбит девушку с какой-нибудь экзотической фамилией, типа Шарма или Бондарчук, и я, конечно же, не стану ему рассказывать про галахический долг найти жену-еврейку, а благословлю его выбор, потому что ему с ней жить, а не мне. И родятся у него дети, которые будут даже не в состоянии понять, о чем я писал в этой колонке. А все потому, что антисемиты перестали нам напоминать. Может, стоит российским евреям сегодня скинуться на пособие товарищу Проханову в связи с потерей кормильца? (Из статьи « Пятая граффити» в журнале “Русский пионер” №36,  22 апреля 2013 – А.З.)

****

Ситуация с нетрадиционными половыми отношениями в сегодняшней России очень напоминает положение с евреями в Советском Союзе.

Я родился в СССР и прожил в этой стране 23 года — половину жизни. За эти годы у меня не возникло ни одного конфликта, связанного с моей национальностью — ни в школе, ни в институте, ни во дворе, ни в больницах, где довелось работать.

При этом на государственном уровне практиковался махровый антисемитизм: запреты на профессию, ограничения по занятию руководящих должностей, квоты в вузах. Каждый еврей это на себе чувствовал так или иначе. Но на уровень улицы эта политика никак не транслировалась. И, естественно, она не прибавляла советской власти никаких очков в глазах населения.

То же самое происходит сегодня с геями.
За 16 лет жизни в постсоветской России я не слышал ни о каких погромах, трудовых конфликтах или иных проявлеииях гомофобии “снизу”. Населению эта тема тупо по барабану. Ему совершенно без разницы, кто с кем спит, и в какой позе. Все очаги озабоченности — в структурах власти.

Единственное отличие советской ситуации от постсоветской состоит в том, что в СССР антисемитские нормы и квоты не афишировались. А в путинской России гомофобные нормы очень широко пиарятся — в том же самом расчёте, исходя из которого царский режим сто лет назад сделал стратегическую ставку на «дело Бейлиса». Что широкая публика одобрит и сделает оргвыводы. А власти останется только разводить руками и ссылаться на vox populi.  Расчёт этот не сработал в 1913 году, он не сработает и сто лет спустя.
Замена государственного антисемитизма на государственную гомофобию ничего тут не изменит. (Источник: сайт “Эхо Москвы” 29.08.2013 – А.З.)

****

По поведению меня, конечно, проще всего записать в реформисты, но я не считаю, что иудаизм нуждается в какой бы то ни было реформе. У меня о Боге, по образу и подобию Которого я создан, есть сугубо личные представления, но я их никому не навязываю. Кипу действительно ношу, но не потому, что Богу это зачем-то нужно. Ем кошерную пищу и соблюдаю посты – опять же не для кого-то, а исключительно для себя. Мне кажется правильным считать себя иудеем, если такова религия моих предков и моего народа…

Для меня первый вопрос – это вера в Бога и свое понимание Его заповедей. А «обозначение принадлежности» для меня вопрос даже не двадцатый. Бог и так в курсе, а окружающим до этого никакого дела быть не должно. Что касается «общины», я ею считаю любую группу лиц, объединенных общими задачами и единством видения средств для их решения. Совершенно точно тут не может быть никакой территориальной привязки. И среди израильских евреев, и среди московских, и среди бруклинских – огромный разброс мнений о том, как нужно правильно жить. В Сети, конечно, находить единомышленников проще, чем на улице. Но я и за пределами Интернета знакомился со многими людьми сходных со мной взглядов. Мне не очень важно, носят ли они цицит и чем питаются, если мы можем объединять усилия по самому широкому кругу вопросов…

У Сети нет никакого специального «еврейского» измерения. Всем людям в мире Сеть дала неслыханные доселе возможности для общения, для творчества, образования, трудоустройства. Кто-то использовал эти возможности для распространения именно еврейских знаний. МИД Израиля успешно использует Интернет для донесения своей позиции по вопросам арабо-израильского конфликта. Некоторые в моем блоге прочитали про «Таглит» и поехали… Интернет создал заметную прослойку еврейских предпринимателей-миллиардеров, принес десятки, если не сотни миллиардов долларов прибавки к ВВП Израиля, начиная с 1994 г., когда там разработали Winsock и IP-телефонию… Всех способов, какими евреи извлекли пользу из Интернета в диапазоне от изучения идиша до шидуха, я не возьмусь перечислить… Предков Интернет не очень помогает найти, зато очень расширяет кругозор насчет потомков. В каком Вильно или Бердичеве жили твои пращуры в 1860-м, Интернет не расскажет. Но вот в какой Америке, Бразилии, Канаде или Хайфе живут сегодня ветви твоего рода, связь с которыми была утрачена в Первую мировую, многие успешно находят. У моей мамы (Виктории Мочаловой, руководителя центра академической иудаики «Сэфер» – А.З.) генеалогическое древо на американском сервисе уже перевалило за 900 родственников. Благодаря тому, что в Калифорнии и на Восточном побережье США потомки других ветвей тоже проводили те же поиски, в какой-то момент с двух сторон Атлантики удалось восстановить полную картину. Что касается онлайновой генетики и конкретно сервиса 23andMe (или ее московского аналога – клиники «Атлас»), там все-таки первоочередная задача состояла не в установлении еврейства и уж тем более не в розыске родственников. Речь шла о модной сегодня профилактической медицине (лучший пример – Анжелина Джоли, удалившая свою прекрасную грудь на основании генетических анализов о предрасположенности к онкологии). Но случилось так, что американская комиссия FDA отказалась сертифицировать методы генетических тестов лаборатории 23andMe. А к популяционной генетике и поиску родственников претензий у FDA не было. Поэтому диагностика на несколько лет отошла на второй план, уступив авансцену вопросам национальности и поискам дальней родни. Самый близкий мой родственник в базе 23andMe – троюродный брат Миша Носик в Канаде – имеет со мной около 4% общих генов, и это потолок. Время от времени всплывают какие-то жители США, у которых со мной 1% общих генов. Мы перебрасываемся парой слов, но что еще делать с таким родством, пока не придумали…

Думаю, что конкретно Германию (речь идёт о «русских» евреях – эмигрантах – А.З.) никакой серьезный наплыв не ожидает по целому ряду причин. Во-первых, немецкий язык, который в России знают в 20 раз меньше людей, чем английский. Во-вторых, в Германии – самая долгая натурализация во всей Европе, и она сопряжена с отказом от прочих гражданств. В-третьих, Германия не воспринимается как страна безграничных возможностей для приезжих: ярких примеров того, как кто-то из «наших» сделал там головокружительную карьеру, незаметно. В-четвертых, из России едут туда, где есть похожая на Москву и Питер русская экосистема. Это Израиль, Прибалтика, Лондон, в меньшей степени США и Канада, но не Германия. Тамошнее русскоязычное общество – и казахстанские немцы, и советские евреи – очень мало похоже на тех, кто уезжает сегодня из России…

Я вообще никак не могу участвовать в российской политике, потому что являюсь гражданином Израиля, и никаких государственных должностей в РФ занимать не могу. Но свое мнение у меня есть, и я считаю себя вправе его публично высказывать: это совершенно нормально в демократической стране. Евреи, загонявшие себя в гетто и противопоставлявшие себя всему обществу, никакой большой любви от этого общества в ответ не добились. Ну да, есть такая позиция, что мы – гости в любой стране, и не надо вести себя там как хозяева. В частности, претендовать на выборные должности, ассоциироваться с политическими партиями – это, мол, может возбудить антисемитские настроения и сделать отдельных евреев ответственными за действия политических сил. Но достаточно вспомнить, как в «Майн Кампф» Гитлер объясняет свою ненависть к евреям случайной встречей с ортодоксом на улицах Вены. По логике «не мозолить глаза» евреям вообще в галуте не следует носа на улицу казать. Особенно в пейсах, с бородой и в шляпе. Но есть очень конкретная ситуация в России. У нас еврейские деятели, твердящие, что в политику лезть не надо, имеют в виду только критику власти. С одобрением действий власти они выступают и по будням, и по праздникам. Считают, что это хорошо для евреев, когда они полезны начальству. Но здравый смысл подсказывает, что, одобряя любые действия одной партии (пусть и правящей) от имени всех евреев, их духовные лидеры должны помнить о том, что и ответственность за ее грехи они должны быть готовы разделить со своим народом. Это ровно то самое участие в чужой политике, от которого нас предостерегали… Если разбираться в сортах антисемитизма, то среди юдофобов-государственников есть такая позиция, что еврей не страшен, когда он пляшет с Торой вокруг Путина… Согласен ли я с тем, что, при всех претензиях к Путину, нельзя сказать, что он антисемит? Конечно, нельзя, потому что он не антисемит, его так не воспитывали. Но короля играет свита. На телеканале «Россия» при Киселеве антисемитизма хоть отбавляй (Источник: “Еврейская панорама”, Берлин. Сайт isrageo.com 27.09.2016 – А.З.)
P.S. Посмотрите. Антон Носик о Холокосте