Евреи глазами именитых друзей и недругов

Archive for March 8th, 2010

 

Я б унесся туда, где добро и любовь
Прекратили раздоры людей,
Из-за низких страстей проливающих кровь,
Где бы стал моим братом еврей.

*****

Опять с цепи сорвалась свора
Звероподобных темных сил,
Наш древний Киев дни позора,
Залитый кровью, пережил…
И все нелепые преданья
Веков, унесшихся давно,
Терпеть обиды, истязанья
У нас еврейству суждено!

*****

Темна Россия и забита:
Тираны, войны, недород…
К чему клеймо антисемита
Тебе, страдающий народ?
К чему свирепствовать, Россия,
От хижины и до дворца?
К тому ли звал тебя Мессия?
Поводыря нет у слепца?
Опомнись: нет великих наций,
Евангелью не прекословь.
Отвергни ритуал оваций.
Когда громишь ты иноверцев,
Стократ твоя же льется кровь,
Так коль не разумом, так – сердцем.

 Комментарий: Известный русский философ был большим нашим заступником . Он редко писал стихи, тем ценнее те из них, которые он посвятил евреям

*****

Ефиму Александрову

Еврейские местечки

Ушедших еврейских местечек душа –
в сердцах моего поколенья.
В тот говор, в тот юмор, в ту боль, не дыша,
мы входим, как просят прощенья.

Еврейских местечек печален удел:
когда-то стремились оттуда,
теперь заглянуть бы туда хоть на день,
но нет их, и больше не будет

Тут были свои мастера и певцы,
торговцы на улочках тесных,
свои сумасшедшие и мудрецы,
артисты и клейзмер-оркестры.

И мудрость, и юмор, и радость, и грусть
впадали там в песни, как в море.
Их помнили – с детства ещё – наизусть
и пели в веселье и в горе.

Тут плакала скрипка у каждых дверей,
молилась еврейская мама,
а Тевье-молочник растил дочерей
и верил в их счастье упрямо.

Плыл в праздник косяк фаршированных рыб,
форшмак – кулинарное чудо,
и цимес с жарким у паштетной горы,
и чай ароматный под струдель…

Еврейских местечек святая печаль
на сердце останется шрамом:
их в гетто сожгла раскалённая сталь,
чтоб стать кровоточащей раной.

За стенами гетто не слышно шагов:
там жизни погасли, как свечи.
От целых общин не осталось следов,
от бывших еврейских местечек.

С заброшенных кладбищ, с могил тут и там
взлетают испуганно птицы.
Лишь редкий паломник приходит сюда
за нас и за тех помолиться.

*****

6 миллионов

Как детям объяснить шесть миллионов
исчезнувших в застенках навсегда,
замученных, отравленных “Циклоном”,
расстрелянных, повешенных, сожжённых?
Никто не видел слёз, не слышал стонов,
весь мир был равнодушен, как всегда.

Шесть миллионов. Нам представить страшно,
в какую бездну их толкнули ниц.
Шесть миллионов напрочь стёртых лиц,
шесть миллионов – целый мир за каждым.

Шесть миллионов с будущим рассталось,
потухло взглядов, закатилось лун.
Сердец шесть миллионов разорвалось,
шесть миллионов отзвучало струн.

А сколько не свершившихся открытий,
талантов? Кто узнает их число?
Шесть миллионов оборвалось нитей,
шесть миллионов всходов полегло.

Как объяснить “шесть миллионов” детям?
По населенью – целая страна,
шесть миллионов дней – тысячелетья.
Шесть миллионов жизней – чья вина?

Как вышло так: прошли десятилетья,
и через реки крови, море слёз
то тут, то на другом конце планеты
подонки отрицают Холокост?

Как детям объяснить шесть миллионов?..

 

P.S. Посмотрите видео-клип ”Еврейские местечки”.Читает автор Адольф Берлин

Еврей молился

Звук канонады стал почти привычным,
Бомбоубежища рыдали теснотой,
Над городом, гордившимся величьем,
Не умолкая, плыл протяжный вой.

Еврей молился… Как умел, как мог…
К нему сбегались люди коммуналки
И верили: его еврейский Бог
Не даст разрушить крышу, стены, балки…

Еврей бубнил на чуждом языке,
Раскачиваясь в такт своей молитвы,
Метались двери, как при сквозняке,
Выдерживая стон великой битвы.

И ни одно оконное стекло
Не выдало несчастных постояльцев –
Дом выстоял – наверное, спасло,
Что старец тот, заламывая пальцы,
Просил за всех… Лишь только с потолка
Струилась пыль надежды на спасенье…

Пульсировала вена у виска,
Суббота кончилась, настало воскресенье… (2009)

 
*****

 

 Исход

Где вы, картавые физики,
Горбоносые дирижёры – Вы,
Лирики – Ицики,
Погромами не дожеванные?

Вдруг поднялись в одночасье
Из-за черты оседлости,
Меченые несчастьем
И синяками верности.

Строчки поэм изрубленных,
Шахматных досок бдения…
Всё для своих возлюбленных,
Всё для детей спасения!

Если б не длань Господня –
Прикройте в раздумьях веки –
Где был бы мир сегодня?
Примерно в семнадцатом веке…

Пляшут Зямы с Наташами –
Бармицвы* у полукровок…
Папа, какой ты отважный и
Как генетически ловок!

В мире сомнения – в мире
Двуличном – сугубо личном,
Живя не в своей квартире,
Кривиться – аполитично.

“Ах, рыбы вам фаршированной? –
Целую или кусками?!”
На Ближний Восток сформированный
Гарью пыхтя,
С гудками
Катится поезд скатертью…
Жаль, что не стала матерью!

Кровью Христа измазаны,
Христа, что мы им подарили…
Мчимся в веках отлаженной
Субординации…
Или:
«Ах, математики вы и
Ах, скрипачи…
Дать вам по тонкой вые,
Философ в очках, помолчи!»

……………………………………
Мы же безмерно устали
Передвигаться на цыпочках…
Как мы по-русски писали,
Как мы играли на скрипочках! (2008)

 

******

Внимание любителей поэзии!  На просторах Инета можно ознакомиться с новой  книгой стихов Анатолия Берлина “Еврей молился”. Смотрите  нa http://mybook.name/berlin/evrej-molilsya.html)

 

Генетика

Вам полезно, чтоб сделались души добрее,
Прочитать мою повесть о старом еврее.

И неважно, в какого вы верите Бога,
Благородство и честь – к возрожденью дорога.

Ген любви во Вселенной, насквозь сумасшедшей,
У евреев в крови, от Христа к ним дошедший.

Только в том состоит иудейская драма,
Что геномом Христа был геном Авраама.

*****

Отец мой – Михл Айзенштадт –
был всех глупей в местечке.
Он утверждал, что есть душа
у волка и овечки.
Он утверждал, что есть душа у комара и мухи.
И не спеша он надевал потрепанные брюки.
Когда еврею в поле жаль подбитого галчонка,
ему лавчонка не нужна, зачем ему лавчонка?..
И мой отец не торговал –
не путал счёта в сдаче…
Он чёрный хлеб свой добывал
трудом рабочей клячи.
О, эта чёрная страда бесценных
хлебных крошек!
Отец сидит в в углу двора и робко
кормит кошек.
И незаметно он ногой выделывает танец,
И на него взирает гой, весёлый оборванец.
– Ах, Мишка…Михеле дер нар –
какой же ты убогий!
Отец имел особый дар быть избранным у бога.
Отец имел во всех делах одну примету –
совесть.
Вот так она и родилась, моя святая повесть. (1972)

****

Бабий Яр

 

Посвящение Соломону Михоэлсу

Послушайте эту песню в исполнении автора

 

*****

Едвабне

Ты ищешь нас – карту бери помасштабней,
Чернильная капля, случайно упала…
А наше местечко зовется Едвабне,
Подобных местечек по свету немало
Есть ратуша, рынок, ручей – по колено,
Бельё на верёвках знаменами реет…
Тут жили счастливой порой довоенной
Соседи. Неважно, – поляки, евреи…

И памятник – будет. Ну, как же не высечь
По камню, как больно и горько бывает
Местечку, где больше полутора тысяч
Погибло: война-то была – мировая…
Всё будет – цветы, поминальные свечки,
Успеет поблекнуть гранит пьедестала,
Но позже окажется – в нашем местечке
Немецких частей вообще не стояло.

Ну, только – патруль раз в неделю заедет,
А вермахт его обошел стороною,
И нас убивали свои же соседи,
Которых считали мы близкой роднею
Как праздничный ужин, и выпит и съеден,
Вчерашний уют многолюдного дома…
И нелюди эти – свои же соседи,
И – брошена спичка в сухую солому…

Перину и шаль передать по наследству
При жизни – утраты и больше бывают…
Вначале обрушилось наше соседство,
А после – горящая крыша сарая.
А память окрепнет, а боль не ослабнет,
Стареть вплоть до ветхого – новым заветам…
А наше местечко зовётся Едвабне,
Дахау, Майданек, Варшавское гетто…

 

P.S. Посмотрите и послушайте. Поёт Н. Болтянская

                                                                                            Художник Елена Флёрова

*****

Последние поэты еврейские…
Кому прочтут они
Стихи свои на идиш?
Старики отошли к предкам,
Оглохли,
Отвыкли.
Молодежь не понимает.
В городишках
Собаки передохли.
Местечковые воробьи
В последнем колене
Изведены химией.
Ни школ, ни учеников.
Только кое-какие слова
Забрели попутно в белорусскую речь.
Мне смутно припоминается,
Наплывно видится,
Как на предвоенную мостовую
Летели из окон
Книжки с непонятными буквами,
Словно по снегу
Прошлось
Множество лапок птичьих.
Закрывалась школа
С целью
То ли единоязычия,
То ли взаимопонимания.
Хотя до той поры
Веками
Янка и Янкель,
Зося и Зелда
Друг дружку вполне понимали,
Даром что огольцы.
Дразнили магазинщика:
— У вас продаются
Свиные подковки?.. —
Летели книги
Грустнокрылыми пигалицами…
Смотрю
На книги белорусские
И вспоминаю
Унылокрылых одиноких
Изгнанниц. (1989)

Авторизованный перевод с белорусского Наума Кислика

*****

Еврейское кладбище около Ленинграда.
Кривой забор из гнилой фанеры.
За кривым забором лежат рядом
юристы, торговцы, музыканты, революционеры.

Для себя пели.
Для себя копили.
Для других умирали.
Но сначала платили налоги

уважали пристава,
и в этом мире, безвыходно материальном,
толковали Талмуд,
оставаясь идеалистами.

Может, видели больше.
А, возможно, верили слепо.
Но учили детей, чтобы были терпимы
и стали упорны.
И не сеяли хлеба.
Никогда не сеяли хлеба.
Просто сами ложились
в холодную землю, как зерна.
И навек засыпали.
А потом — их землей засыпали,
зажигали свечи,
и в день Поминовения
голодные старики высокими голосами,
задыхаясь от голода, кричали об успокоении.
И они обретали его.
В виде распада материи.

Ничего не помня.
Ничего не забывая.
За кривым забором из гнилой фанеры,
в четырех километрах от кольца трамвая. (1958)

*****

В чреде видений неизменных
Как совершенна и чиста
Твоих страниц проникновенных
Младенческая простота!

Се, в страшный час в горах застыли
Отец и сын, костер сложив.
Жив облик женственной Рахили,
Израиль-богоборец жив!

И кто, житейское отбросив,
Не плакал в детстве, прочитав,
Как братьев обнимал Иосиф
На высоте честей и слав!

Кто проникал, не пламенея,
Веков таинственную даль,
Познав сиянье Моисея,
С горы несущего скрижаль?!

Резец, и карандаш, и кисти,
И струны, и певучий стих –
Еще светлей, еще лучистей
Творят ряд образов твоих.

Какой поэт, какой художник
К тебе не приходил, любя:
Еврей, христианин, безбожник –
Все, все учились у тебя.

И сколько мыслей гениальных
С тобой невидимо слиты:
Сквозь блеск твоих страниц кристальных
Нам светят гениев мечты.

Ты вечно новой, век за веком,
За годом год, за мигом миг,
Встаешь – алтарь пред человеком,
О Библия! О Книга книг!

Ты – правда тайны сокровенной,
Ты – откровенье, ты – Завет,
Всевышним данный всей вселенной
Для прошлых и грядущих лет!

О Книга книг! Кто не изведал
В своей изменчивой судьбе,
Как ты целишь того, кто предал
Свой утомленный дух тебе! Не меркнут образы святые,
Однажды вызванны тобой:
Пред Евой – искушенья змия,
С голубкой возвращенной – Ной! (”Библия”, 1918)

МАГОМЕТ И САФИЯ

Сафия, проснувшись, заплетает ловкой
Голубой рукою пряди черных кос:
“Все меня ругают, Магомет, жидовкой”,-
Говорит сквозь слезы, не стирая слез.

Магомет, с усмешкой и любовью глядя,
Отвечает кротко: “Ты скажи им, друг:
Авраам – отец мой, Моисей – мой дядя,
Магомет – супруг”.

1914

ТОРА

Был с богом Моисей на дикой горной круче,
У врат небес стоял как в жертвенном дыму:
Сползали по горе грохочущие тучи –
И в голосе громов бог говорил ему.

Мешалось солнце с тьмой, основы скал дрожали,
И видел Моисей, как зиждилась Она:
Из белого огня – раскрытые скрижали,
Из черного огня – святые письмена.

И стиль – незримый стиль, чертивший их узоры,-
Бог о главу вождя склоненного отер,
И в пламенном венце шел восприемник Торы
К народу своему, в свой стан и свой шатер.

Воспойте песнь ему! Он радостней и краше
Светильника Седьми пред божьим алтарем:
Не от него ль зажгли мы пламенники наши,
Ни света, ни огня не уменьшая в нем?

1914

 

Иерусалим

Это было весной.
За восточной стеной
Был горячий
и радостный зной.
Зеленела трава.
На припеке во рву
Мак кропил огоньками
траву.
И сказал проводник:
«Господин! Я еврей
И, быть может,
потомок царей.
Погляди на цветы
по сионским стенам:
Это все, что осталося нам».
Я спросил «На цветы?»
И услышал в ответ:
«Господин! Это праотцев
след,
Кровь погибших в боях.
Каждый год, как весна,
Красным маком восходит она».
В полдень был я на кровле.
Кругом подо мной,
Тоже кровлей — единой,
сплошной, —
Желто-розовый,
точно песок, возлежал
Древний город
и зноем дышал.
Одинокая пальма
вставала над ним
На холме опахалом своим,
И мелькали,
сверлили стрижи тишину,
И далеко я видел страну.
Морем серых холмов
расстилалась она
В дымке сизого
мглистого сна.
И я видел гористый Моав,
а внизу —
Ленту мертвой воды, бирюзу.
«От Галгала до Газы, —
сказал проводник, —
Край отцов ныне беден и дик.
Иудея в гробах.
Б-г раскинул по ней
Семя пепельно-серых камней.
Враг разрушил Сион.
Город тлел и сгорал —
И пророк Иеремия собрал
Теплый прах, прах золы
в погасавшем огне,
И развеял его по стране:
Да родит край отцов
только камень и мак!
Да исчахнет в нем
всяческий злак!
Да пребудет он гол,
иссушен, нелюдим
До прихода реченного Им!» (1908)

*****

“В сем христианнейшем из миров
Поэты – жиды.”
(Марина Цветаева)

Послание к евреям

В душном трамвае – тряска и жар, как в танке, –
В давке, после полудня, вблизи Таганки,
В гвалте таком, что сознание затмевалось,
Ехала пара, которая целовалась.
Были они горбоносы, бледны, костлявы,
Как искони бывают Мотлы и Хавы,
Вечно гонимы, бездомны, нищи, всемирны –
Семя семитское, проклятое семижды.
В разных концах трамвая шипели хором:
“Ишь ведь жиды! Плодятся, иудин корень!
Ишь ведь две спирохеты – смотреть противно.
Мало их давят – сосутся демонстративно!”.
Что вы хотите в нашем Гиперборее?
Крепче целуйтесь, милые! Мы – евреи!
Сколько нас давят – а все не достигли цели.
Как ни сживали со света, а мы все целы.
Как ни топтали, как не тянули жилы,
Что не творили с нами – а мы все живы.
Свечи горят в семисвечном нашем шандале!
Нашему Бродскому Нобелевскую дали!
Радуйся, радуйся, грейся убогой лаской,
О мой народ богоизбранный – вечный лакмус!
Празднуй, сметая в ладонь последние крохи.
Мы – индикаторы свинства любой эпохи.
Как наши скрипки плачут в тоске предсмертной!
Каждая гадина нас выбирает жертвой
Газа, погрома ли, проволоки колючей –
Ибо мы всех беззащитней – и всех живучей!
Участь избранника – травля, как ни печально.
Нам же она предназначена изначально:
В этой стране, где телами друг друга греем,
Быть человеком – значит уже евреем.
А уж кому не дано – хоть кричи, хоть сдохни, –
Тот поступает с досады в черные сотни:
Видишь, рычит, рыгает, с ломиком ходит –
Хочется быть евреем, а не выходит.
Знаю, мое обращение против правил,
Ибо известно, что я не апостол Павел,
Но, не дождавшись совета, – право поэта, –
Я – таки да! – себе позволяю это,
Ибо во дни сокрушенья и поношенья
Нам не дано ни надежды, ни утешенья.
Вот моя Родина – Медной горы хозяйка.
Банда, баланда, блядь, балалайка, лайка.
То-то до гроба помню твою закалку,
То-то люблю тебя, как собака палку!
Крепче целуйтесь, ребята! Хава нагила!
Наша кругом Отчизна. Наша могила.
Дышишь, пока целуешь уста и руки
Саре своей, Эсфири, Юдифи, Руфи.
Вот он, мой символ веры, двигавшей годы,
Тоненький стебель последней моей опоры,
Мой стебелек прозрачный, черноволосый,
Девушка милая, ангел мой горбоносый.  (24.05.2013)

———————————————————————————–

21 января 2016, Кливленд. Экспромт. Во время  выступленя Михаила Ефремова и Дмитрия Быкова.по  традиции зрителей попросили озвучить новостную тему для того, чтобы, пока идет концерт, Дмитрий Быков написал злободневный стих. Кливлендские зрители заказали стихотворение в стиле Сергея Есения о призыве В.В Путина к европейским евреям вернуться в Россию.

 

---

 

программа ВСЁ БЫЛО С ДМИТРИЕМ БЫКОВЫМ (выпуск №128)

«Надеюсь быть в аду». Дмитрий Быков о валдайской речи Путина.

На заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай» Владимир Путин сказал про тех, кто применит ядерное оружие против России: «Мы как мученики попадем в рай, а они просто сдохнут, даже не успев раскаяться». Дмитрий Быков считает, что так Путин впервые откровенно признал, что цель президента — «привести население России в рай». Об этом — в новом выпуске «Все было».