*****

Я происхожу из еврейской семьи, в третьем поколении — высшее образование. Оба прадеда были часовщиками, один из Смоленска, второй из Киева. Отец моего смоленского прадеда — Исаак Гинзбург — кантонист, двадцать пять лет в царской армии отслужил, в скобелевской армии, получил солдатского Георгия за взятие Плевны, дослужился до унтер-офицера. Оба деда — Яков Улицкий и Борис Гинзбург — посидели в сталинских лагерях, оба вышли живыми, но Яков сидел три раза, долго, вскоре после осво­бождения умер, в ссылке. Видела я его один раз в жизни, девочкой. Семья была прекрасная — достойные, порядочные люди. Почти все. Прадед был религиозный еврей, последний в семье, после него пошло атеистическое поколение. Помню его в талите, с тфилин, с Торой. Умер он в 1951 году, прекрасной смертью праведника, в кругу семьи, и я там была, с тех пор смерти не боюсь. Мама была прелесть как хороша, добра и простодушна, по специальности биохимик, отец не так хорош, но тоже довольно простодушен и тоже человек ученый, доктор наук, всю жизнь трактора конструировал.

Чувствовали ли я в детстве свое еврейское происхождение?  Не чувствовала, я знала. В 1953 году, когда было «дело врачей» и антисемитизм пер из всех щелей и подворотен, я яростно дралась с одним дворовым мальчишкой, моим сверст­ником. Жить тогда было очень противно, но в нашей дворовой компании ко мне хорошо относились. Маму тогда сократили на работе, она в Институте педиатрии работала, но потом восстановили. Я знала, что евреем быть плохо, но вполне с этой неприятностью справлялась. Нахожу ли я в себе специфические черты, присущие «еврейскому характеру»?  Если вы мне объясните, что такое специфические еврейские черты, я попробую ответить на этот вопрос. Сама я на этот вопрос ответить не смогла бы, да и никогда так вопрос не ставила. А не кажется ли вам такая постановка вопроса антисемитской?..  В России тоже каждый город имеет свой говор, жителя Севера можно легко отличить от сибиряка или волжанина, а москвича от петербуржца. Интеллигентный москвич говорит, «акая» по-московски, вне зависимости от того, русский он или еврей. Что же касается этносов, проживающих на обширных территориях, то евреи, живущие в Испании, не понимали евреев, живущих в Германии или в Польше: одни были сефардами, другие ашкеназами, и общим был только язык богослужебный, древнееврейский, на котором в быту не разговаривали. И по сей день в Израиле, где живут и те и другие, сохраняется это различие. Можно ли в таком случае говорить о специфике? Существуют и колоссальные социальные различия, связанные с особенностями образования и среды. Моя среда — московские культурные, часто высокообразованные евреи, но также и русские, тоже из культурной среды. Так вот разница между моими русскими и еврейскими друзьями гораздо меньше, чем между людьми малообразованными и культурными, к какой бы национальности они ни принадлежали. Именно по этой причине мне труден разговор о специфических чертах евреев.

В пьесе Макса Фриша «Андорра» есть такой персонаж, который в одном переводе пьесы называется «жидогляд», а в другом «евреевед» — это специалист по выявлению евреев. Пьеса — политический памфлет, но и сюжет очень интересен с точки зрения психологии. Молодой человек из небольшого городка в силу тайных обстоятельств его рождения объявлен евреем, но на самом деле таковым не является. Но для окружающих он — типичный еврей, и они приписывают ему все мифические черты евреев. Поэтому у меня есть подозрение, что ваше высказывание «о еврейском сочетании умствования с предприимчивостью, рационализма с предельной отвлеченностью… и об экономических и финансовых талантах евреев» в этом же ряду, и оно вызывает у меня внутренний протест. Хотя именно как генетик я осведомлена о том, что существуют такие гены, которые в еврейских популяциях встречаются чаще, чем, скажем, в шведских. Но, как правило, это связано с определенными генетическими болезнями, а не с качествами, за которые отвечает не один ген, а множество генов, распределенных к тому же в разных хромосомах. Вообще же именно очень тонкие исследования последних лет дают совершенно новую картину, отличную от прежних представлений о «национальных пакетах» генов. Разумеется, евреи — люди Книги: два с половиной тысячелетия, в течение которых еврейские мальчики с пяти лет начинали изучать грамоту, и обучение это сводилось в конечном счете к «полировке мозгов», а не только к затверживанию наизусть текстов из Торы, плюс система комментирования как способа изучения предмета, и все это дало блестящий результат. Но замечен этот результат был только начиная с того времени, как евреи Австро-Венгерской империи после указа о толерантности в конце XVIII века стали полноценными гражданами и начали получать светское образование (кстати, против этих «толерантных» указов евреи поначалу страшно бунтовали!), но через три-четыре поколения их дети и внуки стали получать нобелевские премии. Почему-то… То есть на «отполированные» схоластическими приемами мозги легла современная наука! Но местечковые евреи, лишенные светского образования, довольно сильно отличались от образованных, и никаких нобелиатов там не наблюдалось. А генетика одна! Где будем искать специфические черты? Шов довольно заметный!..

 В детстве меня однажды на улице назвали очень оскорбительно «Сарочкой». Я запомнила. Я жила в коммуналке, и отношения с соседями, очень простыми людьми, были хорошими. Маму любили, и я думаю, что это ее заслуга, она вела себя безукоризненно: доброжелательно и с чувством собственного достоинства. Государственный антисемитизм, вне всякого сомнения, существовал во времена моего детства и молодости в гораздо большей мере, чем сегодня. Однако моя личная история такова, что все мои неудачи я всегда беру на себя и считаю, что мои собственные недостатки мешали мне в жизни гораздо сильнее, чем государственный или любой другой антисемитизм. Я не поступила в университет в первый раз, и меня совершенно определенно «срезали» на экзамене по немецкому языку. Но это было связано скорее с моей самоуверенностью, чем с намерением преподавательницы меня «срезать»… Окончив университет, я поступила на должность стажера-исследователя в Институт общей генетики АН СССР, и это было шикарное распределение. Выгнали же меня оттуда не из-за антисемитизма начальства, а из-за того, что «накрыли» за «самиздатом». Опять-таки оснований жаловаться на особо плохое отношение ко мне как к еврейке не было. Вместе со мной выгнали еще одного еврея и двух или трех русских ребят. Мне в семье всегда внушали, что, поскольку антисемитизм в нашей стране весьма распространен, мне как еврейке, чтобы получить «пять», надо знать предмет на «шесть». В некотором смысле антисемитизм заставлял очень интенсивно и ответственно работать. И трудности шли на пользу делу. ( Из интервью на сайте lechim.ru 6.08.2014 – А.З.)

*****

Кручу головой, удивляюсь, ужасаюсь, радуюсь, негодую, восхищаюсь. Постоянно щиплет в носу – это фирменное еврейское жизнеощущение – кисло-сладкое. Здесь жить страшно трудно: слишком густ этот навар. Плотен воздух, накалены страсти, слишком много пафоса и крика. Но оторваться тоже невозможно: маленькое провинциальное государство, еврейская деревня, самодельное государство и поныне остаётся моделью мира. На избранном народе Господь всё ещё тренирует свои возможности, играет… Я полностью отказалась от оценок: не справляюсь. Лично мне никогда не справиться даже с моим личным еврейством: оно мне надоело хуже горькой редьки. Оно навязчиво и авторитарно, проклятый горб и прекрасный дар, оно диктует логику и образ мыслей, сковывает и пеленает. Оно неотменимо, как пол. Я так хочу быть свободной, – еврейство не даёт мне свободы. Я хочу выйти за его пределы, и выхожу, и иду куда угодно, по другим дорогам, иду десять, двадцать, тридцать лет, и обнаруживаю в какой-то момент, что никуда не ушла. Сижу за пасхальным столом, в кругу семьи, и совершенно всё равно, кулич жуют или мацу, лепёшку преломляют или едят зерна прасада, – слышу одно и то же: благословенны дети, сидящие за этим столом…Это, конечно, говорит во мне тот самый еврейский пафос, от которого никуда не деться. Видимо, он генетический.

*****

Вы знаете, это (почему евреев не любят – А.З.) огромная мифология по поводу вообще еврея как такового… Это на самом деле тема философская. Это тема другого, чужого, не совсем понятного. Дело в том, что еврей был гораздо менее понятен в 19 веке, когда было гетто, и когда евреи сохраняли свою национальную идентичность тем, что они сохраняли свой язык весьма героически в течение многих веков. Я как раз тот еврей, который совершено потерял свою идентичность, единственный мой любимый и драгоценный язык – русский. Я думаю, что здесь очень мощная мифология, мифология непонимания другого человека…Поэтому, я думаю, что это разновидность ксенофобии, которая, наверное, имеет абсолютно биологическую основу…На самом деле, честно признаюсь, это не очень интересная для меня тема. Она мне когда-то была интересна, когда я была девочкой, когда моих родителей в годы, когда было “дело врачей”, маму с работы уволили, папа не работал тогда, я эту тему прожила в юности. Сейчас она внутренне для меня разрешена, она не очень важна. И сегодня мне представляется, что еврейский вопрос – это вопрос на самом деле не евреев, а русских, людей, которые испытывают по этому поводу напряжение. Потому что, честно скажу, что у меня напряжения нет, она меня довольно давно уже оставила. И в моей жизни, в практической, ежедневной – это совершенно почти отсутствующее измерение.

*****

Года два назад меня пригласили в один институт, где занимаются еврейскими проблемами Европы, он в Стокгольме. И там я впервые в жизни соприкоснулась с тем, как евреи учатся. Вы знаете, для меня это было очень большое открытие. Оказалось, что почти три тысячи лет еврейских мальчиков в четырех-пятилетнем возрасте отдавали учить грамоте и грамоте их учили по той книге, которую мы с вами называем Библия. И когда детей в течение десяти лет, начиная с пятилетнего возраста, учат и учат, причем их учат думать, каждая фраза обговаривается со всех сторон 15 раз, а если так, а если так, меня это поразило. И отчасти я поняла вот эту самую загадку: а почему так много там ученых евреев, почему много евреев на высотах? Дело в том, что три тысячи лет образования, и это очень серьезно, по-видимому.

*****

Произошедшее во время Второй мировой войны, что называется Холокостом – это на самом деле свидетельство глубочайшего кризиса христианской цивилизации. Две тысячи лет христианства – все-таки это две тысяч лет, оказалось, что это цивилизованное христианское общество оказалось совершенно на уровне развития орды, чудовищной орды. Толпа живет по определенным законам, вне зависимости от того, где она находится. Самое ужасное, что я знаю про Холокост, самое ужасное – это даже не цифра 6 миллионов, 18 миллионов, 20 миллионов, нет, самая ужасная цифра – 200 человек евреев, которых убили в Польше поляки в 46-м году. Вот когда все уже было кончено, когда евреев почти не осталось, в небольшом польском городе был еврейский погром, и там было убито 200 человек. Вот эта цифра меня совершенно поразила, потому что уроков не бывает. Вся Европа была покрыта костями, пеплом, мы до сих пор этим воздухом дышим, тем не менее, кому-то показалось мало, еще 200 человек вдогонку отправили в 46-м, когда война уже была закончена.

******

У нас даже само слово ”еврей” звучит неприлично. Начальница отдела кадров в институте, где я работала в давние времена, славная баба, евреев называла ”евреечка” и ”еврейчик”, смягчая таким образом неприличие слова и подчёркивая своё хорошее отношение. Самое забавное, что она и в самом деле была приличным человеком и лично от себя евреев не травила, только по служебной необходимости. Я не выбирала ни национальности, ни места, где родиться…Да, да, еврейка. Папа, мама, кругом и беспросветно. Но писатель я русский. Русский язык – моя родина. Когда меня называют писателем еврейским, я не смею возражать. Наверное, то же самое приходилось слышать Пастернаку, Мандельштаму, Бабелю и Бродскому. В сущности, это большая и интересная тема: писатели-евреи в разных культурах. Возможно, есть какой-то нерастворимый национальный компонент. Пусть специалисты исследуют.

*****

Это самый гнусный вопрос истории нашей цивилизации. Он должен быть отменен как фиктивный, как несуществующий. Почему все гуманитарные, культурные и философские проблемы – не говоря о чисто религиозных, постоянно танцуют около евреев? Бог надсмеялся над своим Избранным Народом гораздо больше, чем над всеми прочими! (Из книги «Даниэль Штайн, переводчик» – А.З.)

*****

Там ( в Израиле – А.З.) сложилась в сущности несимметричная ситуация. Об этом все постоянно забывают. Когда смотришь на ближневосточную карту, видишь, что она вся красная-красная. Это арабский мир. И среди этого мира белый ноготочек. Одна тысячная по объему. Это Израиль. И главная задача Израиля — выживание. Сохранение себя как государства. А в арабском мире существует противоположная точка зрения — Израиля не должно быть. И это несимметрично — когда одни говорят: “Нам нужно выжить”, а другие: “Вас не должно быть”. Из этого происходит чудовищное напряжение жизни в Израиле. Эти люди все время живут под угрозой уничтожения своей страны…  После произошедшего в Европе в годы Второй мировой войны уничтожения большей части еврейского населения я считаю, что эта страна имеет право на клочок земли. В каких границах она будет располагаться — это обсуждаемые вещи. С другой стороны, я полна сочувствия к арабам. В особенности к арабам-христианам, чье положении вообще ужасно. Вот уж кто оказался между молотом и наковальней. Понимаете, есть масса разнообразных сторон этой проблемы. И есть такие вопросы, которые вообще не имеют мгновенного решения. Их может решить только время либо безумное терпение и очень большое старание…  Сейчас в разных странах Европы идет рост популярности правых, националистических партий. Раньше считалось, что корни национализма — в социальной неустроенности общества. Но сегодня среди борцов за национальную чистоту государств много благополучных, образованных людей…  Сегодня совершенно ясно, что в каких-то условиях дается звонок “сверху” и раздражение против дискомфорта и неудобства канализируется определенным образом. В 1949 году это было антисемитское дело космополитов, недавно острие вдруг оказалось повернуто против грузин. Это явления одного порядка. Все зависит от того, насколько настойчиво руководители подобных процессов будут выстраивать эту линию. Если антигрузинская линия была бы последовательной, то через некоторое время все забыли бы об антисемитизме. И главным врагом человечества оказался бы кто-нибудь другой. ( Из интервью для журнала «Город». См. Magazine.russ.ru – А.З.)

*****

Как вы воспринимаете свое еврейство? Не хотите ли переехать на Землю обетованную на постоянное жительство? Что вы любите и что не принимаете в Израиле?

– Отвечу по-еврейски – вопросом на вопрос: а как вы воспринимаете свою группу крови? В детстве еврейство было очень обременительно, с годами смирилась, в конце концов даже стала ценить. Дело в том, что я полжизни настаивала на том, что есть у людей качества и свойства более важные, чем кровь. А под конец жизни оглянулась и обнаружила, что почему-то большая часть друзей все-таки евреи. Ну, не считая русского мужа… Израиль я очень люблю. Больше двадцати лет почти каждый год сюда приезжаю, облазила, кажется, все уголки. Ноги мои знают, что Земля Святая: я по ней много ходила. Но очень уж для жизни некомфортная страна. Я не про быт – хуже, чем в России, надо еще и поискать. Я про другое – чудовищный и неразрешимый, на очень глубоком уровне конфликт. И с годами он делается все глубже. Иногда думаю что мы, евреи, не народ, а модель народа. На нас Высшие Силы постоянно ставят эксперименты. Наверное, это и значит быть избранным народом. (Из интервью в интернет-газете “Мы здесь”  20.01.2016 – А.З.)

*****

 

Я жила при Сталине, Хрущеве, Брежневе, Ельцине, теперь живу при Путине. Ничего не могу с собой поделать – тошнило от всех. Это похоже на смену времен года: зимой – холод, летом – жара, осенью – дожди, а весна мелькает так быстро, что и заметить не успеваешь. Но сущность жизни не меняется, она прекрасна и увлекательна. Мне очень интересно наблюдать, эти качели и есть жизнь… Кому, на мой взгляд, стоит ехать и для кого это противопоказано? Это вопрос личного выбора. Здесь нет и не может быть никаких общих решений. Я знаю довольно много евреев, репатриировавшихся в Израиль, а потом уехавших: кто обратно в Россию, кто – в Америку, кто – в Австралию. Эмиграция – очень трудный путь. И хотя я никогда не эмигрировала, я это вижу по своим друзьям и знакомым. Одно дело – бежать евреям из Германии в Америку или Палестину в 30-е годы, другое – в Германию из России в 70-е, третье – неожиданная эмиграция из Франции в Израиль в последние годы. У людей разная мотивация, и каждый человек самостоятельно решает этот вопрос для себя и своей семьи… Про детей – отдельный вопрос. Мы находимся сейчас на таком цивилизационном рубеже, что воспитание, как мне представляется, заключается в одном – хорошее образование. Это лучшее, что мы можем дать своим детям. А уж что они с ним сделают – за это они будут отвечать сами. Впрочем, ответ на этот чисто еврейский вопрос – еврейские родители во все времена расшибались в лепешку, чтобы дать детям образование. Кому – хедер, кому – университет… Все мы так или иначе дети галута. Наши предки где только не жили – в Испании, во Франции, в Германии, в Польше, в России. Приживались, входили в чужую культуру, порой оказывались в ней исключительно плодотворны, вносили свой вклад, ассимилировались, а потом убегали, оставляя могилы предков. Из моих пяти внуков трое живут в Англии, двое – в России. Я живу в России, хотя и провожу много времени в Европе. Дома я себя ощущаю в Москве, на «Аэропорте». Я никогда не покидала Москвы более чем на три месяца. Начинаю скучать по месту, по друзьям, главным образом. Но постепенно дело идет к тому, что я ощущаю себя дома там, где стоит мой компьютер… Откуда вы знаете, каково мое отношение к сионизму и к Израилю? Я по этому поводу никогда не высказывалась. Несколько лет тому назад в Израиле высадился десант русских писателей, и он имел неожиданные для меня последствия. Дмитрий Быков, человек невероятных способностей, может, гениальный, сказал, что, по его мнению, «Израиль – неудачный проект». Это интересное заявление. Стоило бы его порасспросить, что именно он имеет в виду. Еще одна какая-то полуписательская дама, не помню фамилии, тоже заявила что-то в этом духе. Меня ваши почтенные журналисты туда же подверстали, хотя меня там и близко «не стояло», и с тех пор я постоянно слышу о своем «сложном» отношении к Израилю. Книга моя «Даниэль Штайн, переводчик» тоже была расценена рядом критиков как антиизраильская, некоторые даже написали – «проарабская». Идиотизм – болезнь неизлечимая. Вступать в дискуссии по этому поводу я не собираюсь. С 1993-го я каждый год посещаю Израиль, вот уже 23 года. Иногда – несколько раз в году. Я знаю Израиль так, как его мало кто из израильтян знает, я облазила все его закоулки. Нет, не все – потому что каждый раз, приезжая, я совершаю новые открытия. Сионизм с момента создания Государства Израиль принадлежит истории. Задачи сионизма были выполнены. Имена создателей этого движения мы читаем в названиях улиц. Говорить о моем мировоззрении здесь неуместно, потому что страна и сама не имеет цельного мировоззрения. Да и как может иметь цельное мировоззрение страна, постоянно воюющая и отстаивающая свое несомненное право на существование. Вот уж где сегодня происходят процессы противоположно направленные, вот уж где можно наблюдать полнейший раздрай во мнениях! Среди моих друзей есть и левые, и правые, есть и «верные» иудеи, и «неверные» иудео-христиане, и лояльные атеисты. Они между собой свирепо спорят и ссорятся, но и те, и другие беззаветно любят свою страну. И я люблю Израиль. Таким, каков он есть: талантливый, кричащий, скандальный, милосердный, жестоковыйный, маленький и огромный. Я вижу в нем множество достоинств. И вижу недостатки. И еще – вещь мистическая! – я ведь там отчасти похоронена. Моя грудь, ампутированная при операции по поводу рака, лежит в могильнике на кладбище Гиват-Шауль в Иерусалиме вместе с частями тел граждан Израиля, которые лечились в той же больнице «Хадасса». Только они лечились бесплатно, за счет государства, а я по коммерческой линии как иностранец. И этот опыт пребывания в государственной больнице был драгоценным. Израильская медицина, отношения между людьми – поразительны. Между прочим, это было место, где растворялась одна из самых тяжелых проблем – арабо-израильские отношения: здесь были больные и врачи, арабы и евреи, и они делали общее дело…

С книгой беда. Книге приходит конец. Ее жизнь – от Гутенберга до интернета – заканчивается. Невероятными усилиями мы пытаемся привить своим детям и внукам вкус к книге. Моя последняя уловка: дарю внуку- подростку редкие и дорогие антикварные книги, и он понимает, что книга – драгоценность. Но что я могу еще дать этим детям, если я и сама, когда мне что-то нужно проверить, лезу не в Еврейскую энциклопедию Перферковича, и не в Новую израильскую, тоже на русском языке, хотя обе стоят на полке, а открываю интернет. То, что вы называете «виртуальной» жизнью, не кажется мне чем-то принципиально иным, глубоко отличным от книжного существования. Вот Светлана Алексиевич получила Нобелевскую премию пока что все-таки за книгу, хотя эта информация вполне могла бы существовать на другом носителе. Евреи – люди Книги. Большой и маленькой, талантливой и вполне бездарной. Евреи вошли в письменную культуру на многих языках мира – не только на идише или иврите. Мы знаем англо- , франко-, немецко-, польско- и других иноязычных еврейских писателей, даже не владевших еврейским языком. И все эти писатели с еврейскими корнями будут писать, как и писали. Да и какая разница, в конце концов – на глиняных табличках, на папирусе, на китайской бумаге или на американском компьютере? Главное – люди пишут слова, создают текст. (Из интервью на сайте Jewish.ru 12.08.2016 – А.З.)
               Комментарий: В феврале 2007 года в Иерусалиме проходила 23-я Международная книжная ярмарка. В рамках этого мероприятия был организован международный фестиваль русской книги, на который были приглашены известные писатели из России. Среди них оказалось, как отметила израильская печать, «очень немало этнических евреев». Фестиваль, которому по всем данным должен был обеспечен успех, обернулся, однако, большим скандалом. Все дело в том, что российские писатели вместо того, чтобы восторгаться «нашей молодой страной», позволили откровенно высказаться об «Израиле». Так, Людмила Улицкая, считающаяся некоторыми критиками чуть ли не лучшим русским прозаиком современности, как написано на одном из русскоязычных сайтов, «со свойственной ей прямотой заявила восторженно внимавшей публике, что «хотя она и еврейка, но по вере – православная христианка», что «ей морально тяжело в Израиле», и это связано с тем, что /по ее убеждению/ «на родине Иисуса Христа, представителям христианских конфессий очень тяжело живется, а особенно трудно христианам-арабам, так как «с одной стороны, их давят евреи, а с другой – арабы-мусульмане». Публика разошлась весьма удивленная и обескураженная агрессивными пассажами их любимой писательницы.

******************************************************

 

Реплика по поводу некоторых высказываний Людмилы
Улицкой в недавно опубликованном ее интервью в газете «Панорама»

Наверное, это правда: люди не поступки совершают соответственно своим взглядам, а наоборот, приводят свои взгляды в соответствие с поступками. Так однажды писательница Людмила Улицкая совершила некий поступок: обратилась в православие. И всю последующую жизнь придумывает всякие доводы, теоретически оправдывающие этот поступок.

В России нам пришлось пережить невиданный и беспрецедентный антисемитизм. Конечно, были времена и страны, когда евреев уничтожали миллионами; в России до этого не дошло — немного не дошло, как теперь выясняется. Но такую густую, липкую ненависть, когда всякое упоминание чего-либо еврейского вызывало злобное улюлюканье, когда само слово «еврей» считалось оскорблением (его при необходимости заменяли эвфемизмом «лицо еврейской национальности»), пережить такое нелегко, что и говорить. Что же удивительного в том, что у некоторых появилось желание убежать, отмежеваться: «Я не такой, я хороший, я совсем как вы»). Особенно трудно доставалось писателям: ведь пишут они по-русски, а как может жид называться русским писателем?! Вот тогда и появилось это явление — переход еврейской интеллигенции в православие. То есть выкресты существовали всегда, но как массовое явление, как мода — это порождение поздней советской эпохи.

Но лучше выкрестам от этого не становится, вот что важно отметить. Антисемиты по-прежнему их ненавидят как евреев, а евреи видят в них ренегатов. Людмила Улицкая и здесь нашла выход: она объяв­ляет и тех, и других идиотами. Кто не согласен с ней, тот идиот. И все. И точка. Просто и удобно. Она объясняет, что ушла в христианство «в поисках внутреннего права на свободу мысли». Где же она собирается ее найти? В русской православной церкви? Ну-ну, пусть попробует…

«Человек волен верить во что хочет», — утверждает Л. Улицкая. И тут с ней трудно не согласиться. Но дело в том, что переход в другую религию — вопрос отнюдь не только религии, но еще и морали, хотя выкресты не желают этого признавать. Ведь вот Ариадна Скрябина в годы немецкой оккупации во Франции поменяла религию: приняла иудаизм. И погибла, спасая еврейских детей. Это ли не благородный и высоконравственный поступок! А когда наши евреи переходят в православие, они убегают от гонимого меньшинства в лагерь гонителей, и неважно, какие у них духовные искания: их поступок прежде всего аморальный акт малодушия! Поэтому и зовем мы их «мешумедами», то есть отщепенцами.

Во всем они стараются подчеркнуть свое отличие от нас. О чем, например, говорит та же Л. Улицкая, прибыв в Израиль? О проблеме выживания еврейского государства, которое ежедневно пытаются уничтожить? О новом Холокосте? Нет, ее волнуют материальные проблемы какой-то арабской христианской церкви, которую якобы обижают израильские власти. Вот видите, она совсем не такая, а они все еврейка да еврейка… Обсуждая моральную сторону отступничества, мы склонны путать ее с другой проблемой: может ли мешумед считаться евреем и может ли он стать гражданином
Израиля согласно Закону о возвращении? Этой проблемы я здесь не касаюсь: не считаю себя компетентным для ее обсуждения, пусть выскажутся знатоки Галахи и израильских законов. Я здесь говорю как рядовой еврей: какие чувства вызывает у меня поступок отщепенца.

Мешумедство не может не сказаться на творчестве. Некоторые, как, например, Генрих Гейне, пишут о своем поступке, причем пишут с горечью. Другие (к этой категории как раз и принадлежит Л. Улицкая) в своих произведениях прямо или косвенно изо всех сил пытаются
оправдать свой аморальный поступок, придумывая для этого какие-то невероятные ситуации и мотивировки. Такая «идеологическая изнасилованность», увы, заметна в некоторых романах Л. Улицкой. Похоже, не может писательница уйти от этой болезненной для нее темы и написать что-нибудь свободное от идеологических шор, такое, к примеру, как ее ранняя повесть «Сонечка», подлинный литературный шедевр. Видимо, отступничество жжет… Владимир МАТЛИН

OCTABNTb KOMMEHTAPNN

*