*****
Я еврей. У меня довольно сильное косоглазие, а «Бог шельму метит» — по отношению к людям с выраженными физическими недостатками в народе масса предубеждений. И наконец, я никогда не скрывал, а наоборот, с гордостью говорил о своей принадлежности к команде Гайдара. А это самые ненавидимые люди в нашей стране. Таким образом, они берут меня и говорят: «Вот, смотрите, еврей, косоглазый, друг этих негодяев — вот он ваш враг». Говорили ли они об этом прямо? Да, с некоторыми из них я встречался. Но это давно было. До этого я был в стоп-листе — и вдруг стали пускать в телевизор. Случайно все получилось. А дальше система работает медленно, и если ты уж куда-то попал, то выкинут тебя не скоро. В свое время года два у меня не отнимали пропуск в Кремль, который остался с тех пор, как Чубайс был главой администрации, — ходи куда хочешь! Просто забыли, а потом вспомнили… В стране есть какой-то процент людей, который верит в скрепы, поднимание с колен, злокозненного Обаму… Не все так просто. Эти люди верят в Обаму, как в дьявола, в то, что «англичанка гадит», и поддерживают Владимира Владимировича в том, что им кажется борьбой за национальное достоинство страны. Но если вы с тем же человеком, который со страстью объясняет, что Крым — наш, а Обама — чмо, поговорите про пенсии, жилищные условия и т.д., то он очень быстро переходит к ненормативной лексике, которая адресуется и солнцу нашему — Президенту Российской Федерации. ( Из интервью в газете «Московский комсомолец» 24.12.2015 – А.З.)
*****
Вы знаете, я вырос в Ленинграде, в Ленинграде ходил в школу, тоже в спецшколу. И, вы знаете, я помню, что это слово было каким-то таким неловким, неприличным, и так далее. И я помню, что я знал где-то в первых классах школы, я знал, что я еврей, а мой приятель, тоже еврей, он заглянул в школьный журнал, где были записаны национальности. И он там чего-то перепутал, и радостно прибежал ко мне, сказал, что “ты знаешь, мы с тобой оба русские, оказывается! Там так написано”. Чего-то он перепутал, там не было так написано. Но я помню вот что, я помню свою какую-то такую, знаете, прямо такую горькую мудрость, что вот он радуется, а не знает, что на самом-то деле это не так.
И я понимал, что это какое-то такое не то, что бы невезение, но я понимал, что это что-то, что людьми воспринимается плохо. Я не думал, что это плохо, но я знал, что люди это воспринимают плохо. И я знаю, что очень долго… Вот при советской власти, если человек не хотел тебя обидеть, то он тебя не называл евреем.
Вот, например, я поступил в университет, и какая-то там у нас была перекличка, и, знаете, у поступивших абитуриентов сверяли правильность анкет. Ну а поскольку это был Ленинград, 71-й год, то евреев вообще не брали, это было весело. Я поступил, я был один на курс еврей на факультете психологии Ленинградского университета имени товарища Жданова. И вот тётенька какая-то читает фамилию, имя, отчество, год рождения, национальность, всех зачитывает, а человек говорит “да, правильно” или “нет, год рождения не такой”. Когда она дошла до меня… “Гозман, 50-го года рождения, ну да, понятно”, пошла дальше. Понимаете, она не произнесла это слово, потому что она интеллигентный человек. Как же она будет меня обижать, да ещё при всех называя евреем.
И мне кажется, что проблема, во-первых, в том, что Советский Союз был предельно лицемерной страной, просто до отвращения лицемерной. Кстати, самое мерзкое, что происходит сейчас – это возвращение этого лицемерия. Вот когда говорят одно, думают другое, подразумевают третье, и так далее. Так вот, Советский Союз был предельно лицемерной страной. С одной стороны, все интернационалисты и ко всем нужно относиться хорошо, с другой стороны, понятно, что ну, к еврею как можно хорошо относиться – еврей это плохо по определению. Поэтому слово получалось табуированным.
Но была ещё одна проблема, может быть, не менее серьёзная. Это то, что значительная часть советских евреев, она вот это ощущение стыда, она его как бы…. Да, она его перевела внутрь. И люди этого стеснялись. И можно было сказать… Вот комплимент еврейской маме был: “Ваш ребёнок совсем не похож на еврея”. Это был комплимент. Вот я очень надеюсь, что это лицемерие куда-то ушло. Ну, может не совсем и не навсегда, но сейчас я его, слава богу, не чувствую… Потом, собственно говоря, как в том анекдоте: “Я не еврей, просто у меня лицо интеллигентное”. Любого могут назвать. Но вообще, я думаю, любое меньшинство, которое осознаётся другими как меньшинство, и которое себя осознаёт как меньшинство, оно всегда находится под определённой угрозой. Потому что ему начнут приписывать какие-то свойства негативные, обвинять в чём-то и так далее. Но, мне кажется, что на сегодняшний день просто надо понимать, что проблема антисемитизма не является, как мне кажется, не является главной проблемой национальных отношений в России. Мне кажется, что та традиционная российская ксенофобия, которая в конце XIX века – начале XX проявляла себя в отношениях к евреям, она сегодня преобразована в отношение к кавказцам, азиатам, и так далее. Евреи остались… не является, как мне кажется, не является главной проблемой национальных отношений в России. Мне кажется, что та традиционная российская ксенофобия, которая в конце XIX века – начале XX проявляла себя в отношениях к евреям, она сегодня преобразована в отношение к кавказцам, азиатам, и так далее. Евреи остались… Честно говоря, меня Россия интересует больше, чем вся история вместе взятая, вот как это было где-то. Но, я думаю, что был очень важный фактор, который вызывал в Европе негативизм по отношению к этой группе – это её неготовность, нежелание ассимилироваться.
Вот, собственно, евреи выжили благодаря тому, что хранили определённые традиции. Пусть эти традиции сегодня не разделяют очень многие люди, в том числе и я, например, совершенно светский человек, абсолютно не религиозный, никаких еврейских традиций я не придерживаюсь. Но, тем не менее, я думаю, что выжил народ во многом благодаря этим традициям. Вот он благодаря этим традициям выжил, благодаря иудаизму и бытовым традициям, форме жизни.
Но эти же традиции, то, что дало выжить, то отличало от других. И, соответственно, такое сопротивление тому, чтобы быть как все… “Ёлки-палки, к тебе же хорошо относятся – будь как все!” А ты не хочешь быть как все… Разница в том, что сейчас есть культурные практики, и я вполне себе представляю антисемитские или вообще ксенофобски настроенные институты, где не возьмут не только еврея, но уж тем более не возьмут грузина, допустим, или ещё кого-то.
Но разница вот в чём. При советской власти, я не знаю, на заседании приёмной комиссии Московского университета могли сказать: “Вам же сказано, вы же знаете, евреев может быть не больше какого-то процента”. Вы это обязаны знать, если вы работаете в этой комиссии. Когда-то на факультет, где я учился и потом работал долго, на факультет психологии, там у нас учились какие-то иностранные студенты, в том числе какой-то араб из Израиля. И кто-то из наших шутил, что если у нас есть человек из Израиля… Не надо нам из Израиля, лучше мы возьмём нашего еврея. Все знали, что эти нормы существуют, что они имеют цифровое выражение… Я уже говорил, мне кажется, что антисемитизм не является главной проблемой национальных отношений нашей многонациональной родины.
Но я вообще думаю, честно говоря, что проблема… Вот есть два уровня проблемы. Как мы друг к другу относимся? И здесь мечта о дружбе народов, она остаётся мечтой, и люди всегда относятся друг к другу по-разному, к соседям, к людям, которые верят иначе или не верят вообще, к блондинам, брюнетам, рыжим, лысым и так далее. К евреям и к грузинам могут относиться по-разному. Это одна проблема. И, мне кажется, что здесь как бы ставить какую-то такую задачу, чтобы все друг друга любили или беспокоиться, что не все друг друга любят, особенно не стоит. В конце концов, какая разница, что человек думает?
Важно другое. Важно, чтобы и законы, и правоприменительная практика, и традиции, установившиеся традиции жизни были таковы, что ты не имеешь права никак, ни по моральным основаниям, ни по юридическим, ни из-за страха перед санкциями, ты не имеешь права своё плохое отношение к представителю этой национальности как-либо выражать. Вот сегодня в Соединённых Штатах чёрный президент. Это что, значит, в Соединённых Штатах нет расистов? Да полно, полно. Но самый сумасшедший расист в Соединённых Штатах сегодня знает, что если он что-то сделает расистское, то он может и в тюрьму сесть. А если он что-то скажет расистское, то это конец его карьере.
Вот у себя дома, запершись на кухне, точно зная, что тебя никто не слышит, ты можешь говорить, как тебя достали ниггеры, и так далее. Но если это скажешь в прессе, то если ты был профессором университета, то это был последний день, когда ты профессор университета. Вот что важно. («Еврейский вопрос. Есть ли в современной России антисемитизм?» Из программы Археология на «Финале ФМ», 2013 – А.З.)
