Archive for the ‘11. Еврейская тематика в русской поэзии и песне’ Category
ЖИДОВКА
Прокламация и забастовка,
Пересылки огромной страны.
В девятнадцатом стала жидовка
Комиссаркой гражданской войны.
Ни стирать, ни рожать не умела,
Никакая не мать, не жена –
Лишь одной революции дело
Понимала и знала она.
Брызжет кляксы чекистская ручка,
Светит месяц в морозном окне,
И молчит огнестрельная штучка
На оттянутом сбоку ремне.
Неопрятна, как истинный гений,
И бледна, как пророк взаперти,-
Никому никаких снисхождений
Никогда у нее не найти.
Только мысли, подобные стали,
Пронизали ее житие.
Все враги перед ней трепетали,
И свои опасались ее.
Но по-своему движутся годы,
Возникают базар и уют,
И тебе настоящего хода
Ни вверху, ни внизу не дают.
Время все-таки вносит поправки,
И тебя еще в тот наркомат
Из негласной почетной отставки
С уважением вдруг пригласят.
В неподкупном своем кабинете,
В неприкаянной келье своей,
Простодушно, как малые дети,
Ты допрашивать станешь людей.
И начальники нового духа,
Веселясь и по-свойски грубя,
Безнадежно отсталой старухой
Сообща посчитают тебя.
Все мы стоим того, что мы стоим,
Будет сделан по-скорому суд –
И тебя самое под конвоем
По советской земле повезут.
Не увидишь и малой поблажки,
Одинаков тот самый режим:
Проститутки, торговки, монашки
Окружением будут твоим.
Никому не сдаваясь, однако
(Ни письма, ни посылочки нет!),
В полутемных дощатых бараках
Проживешь ты четырнадцать лет.
И старухе, совсем остролицей,
Сохранившей безжалостный взгляд,
В подобревшее лоно столицы
Напоследок вернуться велят.
В том районе, просторном и новом,
Получив как писатель жилье,
В отделении нашем почтовом
Я стою за спиною ее.
И слежу, удивляясь не слишком –
Впечатленьями жизнь не бедна,-
Как свою пенсионную книжку
Сквозь окошко толкает она. (1963)
Комментарий: Уже в перестройку вокруг стихов Смелякова вспыхнула новая дискуссия. «Новый мир» решил тогда из наследия поэта опубликовать некоторые его стихи. Этому стихотворению дали название «Курсистка», слегка переделав его начало. По-видимому редакция опасалась, что читатели западозрят журнала и автора в антисемитизме.
Бухенвальдский набат
Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте: гудит со всех сторон –
Это раздается в Бухенвальде
Колокольный звон, колокольный звон.
Это возродилась и окрепла
В медном гуле праведная кровь.
Это жертвы ожили из пепла
И восстали вновь, и восстали вновь!
И восстали,
И восстали,
И восстали вновь!
Сотни тысяч заживо сожженных
Строятся, строятся в шеренги к ряду ряд.
Интернациональные колонны
С нами говорят, с нами говорят.
Слышите громовые раскаты?
Это не гроза, не ураган –
Это, вихрем атомным объятый,
Стонет океан, Тихий океан.
Это стонет,
Это стонет
Тихий океан!
Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте: гудит со всех сторон –
Это раздается в Бухенвальде
Колокольный звон, колокольный звон.
Звон плывет, плывет над всей землею,
И гудит взволнованно эфир:
Люди мира, будьте зорче втрое,
Берегите мир, берегите мир!
Берегите,
Берегите,
Берегите мир!
1958
*****
Всё будет хорошо
Вы скажете: бывают в жизни шутки,
Поглаживая бороду свою…
Но тихому еврейскому малютке
Пока еще живется, как в раю.
Пока ему совсем еще не худо,
А даже и совсем наоборот.
И папа, обалдевший от Талмуда,
Ему такую песенку поет:
Припев:
«Все будет хорошо, к чему такие спешки?
Все будет хорошо, и в дамки выйдут пешки!
И будет шум и гам, и будет счет деньгам.
И дождички пойдут по четвергам».
Но все растет на этом белом свете.
И вот уже в компании друзей
Все чаще вспоминают наши дети,
Что нам давно пора «ауфвидерзейн».
И вот уже загнал папаша где-то
Все бебихи мамаши и костюм,
Ведь Моне надо шляпу из вельвета —
Влюбился Моня в Сару Розенблюм.
Припев.
Вы знаете, что значит пожениться,
Какие получаются дела.
Но почему-то вместо единицы
Она ему двойняшек родила.
Теперь уже ни чихни, ни засмейся —
Шипит она, холера, как сифон.
И Моня, ухватив себя за пейсы,
Заводит потихоньку патефон.
Припев.
Пятнадцать лет он жил на честном слове,
Худее, чем портняжная игла,
Но старость, как погромщик в Кишиневе,
Ударила его из-за угла.
И вот пошли различные хворобы:
Печенка, селезенка, ишиас…
Лекарство все равно не помогло бы,
А песня помогает всякий раз.
Припев.
Но таки да случаются удачи.
И вот уже последний добрый путь:
Две старые ободранные клячи
Везут его немножко отдохнуть.
Всегда переживает нас привычка.
И может быть, наверно, потому
Воробышек — малюсенькая птичка —
Чирикает на кладбище ему:
Припев.
«Все будет хорошо, к чему такие спешки?
Все будет хорошо, и в дамки выйдут пешки!
И будет шум и гам, и будет счет деньгам.
И дождички пойдут по четвергам».
*****
Еврейское местечко с синагогой
И с ворохом гешефтов и забот.
Рожденный под звездой его убогой
Я в нем не жил, оно во мне живет.
Местечко, местечко над крышей, дым колечком,
Упала на крылечко субботняя звезда.
А в доме нету лада, и ехать все же надо,
Ой, кто бы подсказал бы, откуда и куда.
Местечко поднималось из пожаров,
Горевшее, как эти семь свечей.
Мы дали миру много комиссаров,
Но, слава богу, больше скрипачей.
Местечко, местечко над крышей, дым колечком,
Упала на крылечко субботняя звезда.
А в доме нету лада, и ехать все же надо,
Ой, кто бы подсказал бы, откуда и куда.
Красавицы у нас – о, это чудо,
И потому детишек полон дом.
И от куриной шейки до Талмуда
Мы ничего на веру не берем.
Местечко, местечко над крышей, дым колечком,
Упала на крылечко субботняя звезда.
А в доме нету лада, и ехать все же надо,
Ой, кто бы подсказал бы откуда и куда.
Комментарий: Песни на его тексты пела вся страна: Текстильный городок, Любовь-кольцо,
Что тебе сказать про Сахалин, городок, Чёрный кот, Как хорошо быть генералом,
Идёт солдат по городу, котВозьми меня с собой, Проводы любви, Комарово…
всех не перечислишь. На закате жизни он написал “Еврейское местечко” и сам пел её.
Художник Елена Флёрова
Меня здесь вечный ждет покой…
Проклятье вам, немые стены!
Кто скажет мне, за грех какой
Я заплатил такую цену?
Да, я виновен! Я еврей,
И свой народ любил всем сердцем.
За это в камере моей
Бывал я бит до полусмерти.
Да, грешен! За Страну отцов
Я смел поднять бокал в застолье.
Язык мой заперт на засов,
Чтоб рта открыть не мог я боле.
Мой прах сожгут, ко всем чертям…
Кто, где отыщет след унылый?
Неужто, Г-споди, я сам,
Я сам копал себе могилу?
Я жизнь провел (не каюсь, нет!)
Средь псов слепых и в ослепленье.
Ну-с, так о чем бишь твой завет,
Пророк ты наш, великий Ленин?
О пощади! На мой народ
Свой меч нацелил брат твой, Каин.
Не от того ли ПРАВДА мрeт,
Что в ней писали букву «АИН»?
Я жил рассудком (чувствам – нет!).
Но как же с детства сердце грел он –
Тот радужный, еврейский, цвет
Рассвета – голубой и белый!..
Умру без имени, в тюрьме…
Но, брат! Местечко застолби ты
Там, в кибуце, в родной стране,
И для моей души разбитой!
14.
Ужель умру я этой ночью?
И всё? Конец? Последний стих?
Палач, как ворон, злобно хочет
Мне горло сжать в когтях кривых.
Просить пощады перед смертью?
Стать на колени? Что за вздор!
Пусть я погиб! Но вспыхнет сердце,
Как солнце на вершинах гор!
Не избалован я мечтами…
Но если б хоть однажды, вдруг,
Над гробом дети прочитали
Стихи мои на идиш вслух!
И пусть раздастся у надгробья
Живым прощальный мой привет.
Я пел, как мог, тебе, народ мой!
Я был еврейский,
искренний поэт!
(1938–1953)
Перевод Моисея Ратнера
ВОЗЛЕ БУЛОЧНОЙ НА УЛИЦЕ ГОРЬКОГО
(перевод с идиш Юнны Мориц)
Город пахнет свежестью
Ветреной и нежной.
Я иду по Горького
К площади Манежной.
Кихэлэх и зэмэлэх
Я увидел в булочной
И стою растерянный
В суматохе уличной.
Все,
Все,
Все,
Все дети любят сладости,
Ради звонкой радости
В мирный вечер будничный
Кихэлэх и зэмэлэх
Покупайте в булочной!
Подбегает девочка,
Спрашивает тихо:
– Что такое кихэлэх?
Что такое зэмэлэх?
Объясняю девочке
Этих слов значенье:
– Кихэлэх и зэмэлэх –
Вкусное печенье,
И любил когда-то
Есть печенье это
Мальчик мой, сожженный
В гитлеровском гетто.
Все,
Все,
Все,
Все дети любят сладости,
Ради звонкой радости
В мирный вечер будничный
Кихэлэх и зэмэлэх
Покупайте в булочной!
Я стою, и слышится
Сына голос тихий:
– Ой, купи сегодня
Зэмэлэх и кихлэх…
Где же ты, мой мальчик?
Сладкоежка, где ты?
Полыхают маки
Там, где было гетто.
Полыхaют маки
на горючих землях…
Покупайте детям
Кихэлэх и зэмлэх!
Все,
Все,
Все,
Все дети любят сладости,
Ради звонкой радости
В мирный вечер будничный
Кихэлэх и зэмэлэх
Покупайте в булочной!(1960)
Комментарий: Стихотворение вошло в репертуар театра “У Никитских ворот”. Марк Розовский, известный режиссер, народный артист России, а тогда, в 60-70-х годах,- просто талантливый режиссер, руководил театром Московского университета. Он, может быть, один из первых оценил переводы Юнны Мориц и создал шедевр – маленькую пьесу одного стихотворения “Кихэлэх и зэмэлэх”, от которой наворачиваются слезы. Народ, стремительно забывающий все еврейское, вдруг услышал в них свою собственную боль и ностальгию. М. Розовский часто исполнял эту пьесу все годы и исполняет сейчас.
Почему евреи уезжают?
— Это исторический вопрос.
Может быть, их там не уважают
За глаза и за горбатый нос.
Почему евреи уезжают?
Но не в свои любимый Израиль.
Их в Нью-Йорк с вещами провожают
— Это рядом, десять тысяч миль!
Припев:
В дороге, в дороге, в дороге веселей,
Мы скоро подъезжаем — а ну, давай, налей!
В дороге, в дороге, в дороге веселей,
Стакан стоит скучает — вина в него налей!
Почему евреи уезжают?
И от них в Нью-Йорке теснота.
Видно, все евреи обожают
Очень знаменитые места!
Почему евреи уезжают?
В этом есть ответ и есть вопрос.
Может быть, евреев там сажают,
И они решили делать кросс!
Припев.
Почему евреи уезжают?
И бросают свой Биробиджан.
Может быть, они соображают,
Жить не хуже милых парижан!
Почему евреи уезжают?
В Монреаль, Сидней, Нью-Йорк, Берлин.
В Тель-Авиве очень возражают,
Что Израиль взяли как трамплин.
Припев.
Почему евреи уезжают?
Почему и я живу не там?
Почему я здесь, хотя скучаю
По родным оставленным местам?
Почему евреи уезжают?
Каждый, впрочем, знает, почему.
Может быть, друг другу подражают,
А может быть, меняют день на тьму…
Припев:
В дороге, в дороге, в дороге веселей,
Мы скоро подъезжаем — а ну, давай, налей!
От пророка Моисея до сегодняшнего дня
Нас судьба по свету сеет, то жалея, то кляня. (1990)
Тётя Соня
Когда-то в Шереметьево
За стойкою буфетною
Мы думали:”Иуда им судья”
Земля обетованная
Для них как каша манная
Ну, что им наша дружная семья
Прощанье было скомканным
И вот они с котомками
Шагнули за последнюю черту
И тетю Соню бедную
Рыдающую, бледную
Поили корвалолом на борту
А мы помчались в прошлое
Сермяжное, лубошное
С князьями да ватагами братвы
Ликуй страна ядреная
Жидом не покоренная
Гуляй от Енисея до Нивы
Таперича мы арии
А этим вот очкарикам
И лицам с кучерявой бородой
Мы враз припомним Дмитрия
Массонов с вахабитами
Падеж скота и Ленина с ордой
Припев:
Тетя Соня, душа болит и стонет
Измученная истиной простой
Тетя Соня, при всем своем фасоне
Без вас Россия стала сиротой
Прощайте кибернетики
Поэты и гинетики
Все те, кого успели позабыть
Нам нынче не до личностей
Теперь вопрос наличности
Стоит острей, чем “Быть или не быть”
А то, что вечна пьянствуем
Бузим и тунеядствуем
Так это ж все – коварные враги
А сами мы лучистые
Наивные и чистые
Иначе даже думать не моги
Мне жалко территорию
С сомнительной историей
И вечною угрозою извне
С дырявыми законами
С неясными резонами
И страхом к неизбежной новизне
Где власть играет силою
Где имя и фамилия
Определяют качество души
И мы нищаем: Бродскими
Шагалами, Высоцкими
Мол и без них мы сами хороши
Припев:
Тетя Соня, душа болит и стонет
Измученная истиной простой
Тетя Соня, при всем своем фасоне
Без вас Россия стала сиротой
ЕВРЕЙСКОМУ НАРОДУ
Народ еврейский! Славный! Утешать
тебя не стану: слишком час неистов.
Когда пришла минута погибать
сынам твоим от обуха фашистов, –
хочу твою я силу воспевать –
твой дух бессмертный, мужественный, чистый!
Он родился давно, – ещё когда
рассеянье тебя не расселило,
цветным ковром стелилась, молода,
и в путь звала неведомая сила.
Но враг подкрался, грянула беда, –
ты голубем забился сизокрылым.
Ах, голубь, голубь. Образом души
твоей он был когда-то. Как же сталось,
что враг топтал твой хлеб и спорыши,
но сердце голубя ему не покорялось
и под призывный клич: “Врага – круши!”
голубка в сокола мгновенно обращалась?!
О, сколько раз в средневековье вы,
евреи, королям не покорились!
Вас вдохновлял Иуда а-Леви,
стальные голоса сквозь тьму пробились
Ибн-Эзры, Ибн-Гвироля, – эти львы
За вас стихами звучными молились.
А в девятнадцатый суровый век,
Народ еврейский, как ты настрадался!
“Еврей? – смеялись. – Он ни человек,
ни зверь.” И злыми терниями стлался
твой тяжкий путь, – путь нищих и калек.
Но смех Шолом-Алейхема раздался!
Тот смех, как не разгрызенный орех,
на всех царей накатывал-катился
по перепутьям, среди вёрст и вех –
и в гуще он народной очутился.
Цари тревогу подняли. Но тех
Не укротить, чей дух не покорился.
Но ведь на Западе – в руках зверья
твоё родное племя: сёстры, братья. .
Им тяжелей. Найти не в силах я
Спасительных, разящих слов проклятья,
но знаю: власть отвратного гнилья
побеждена пребудет правды ратью!
Поборет правда! Правда восстаёт!
И там, где греки, сербы и хорваты,
куётся гнев священный. Чу, зовёт
труба к священной мести. Звонки латы!
Не ждать же, когда ворог всех убьёт:
повстанцам время выступать в защиту брата!
В согласьи со стратегией своей,
повстанцы то в бою, то в лес уходят.
Кипи, наш гнев! Грозою пламеней
за гетто дикое в Европе! Вроде,
не ведают немчонки, что страшней
на свете мести не было в природе?!
И мы – под озарением зарниц,
под гром грозы народов – тяжесть мести
с евреев снимем. Хватит им стелиться ниц
пред глупым Гитлером! Пусть доброй вестью
на них дохнёт с газетных всех страниц
Страны Советов мощь и верность чести!
Мы слышим из Европы плач: Рахиль
скорбит о детях собственных, рыдает.
О, слёзы материнские! Не вы ль
взываете к расплате? Ожидает
она ту немчуру, для коей пыль –
любой еврей. Слов больше не хватает!
Народ еврейский! Славный! Утешать
тебя не стану: слишком час неистов.
Когда пришла минута погибать
сынам твоим от обуха фашистов, –
хочу твою я силу воспевать –
твой дух бессмертный, мужественный, чистый! (1943)
Комментарий: Текст стихотворения П.Г. Тычины «Еврейскому народу» в оригинале на украинском языке был напечатан в конотопской еврейской газете «Лэбн» за май 2003 года. В украинской поэзии не так уж много обращений к еврейской тематике. Тычина, будучи полиглотом, в числе других языков знал и древнееврейский, и идиш. После окончания Второй мировой пять лет возглавлял министерство просвещения Советской Украины. Интеллигент, земляк и младший друг Михайла Коцюбинского, известного своим сочувствием к страданиям еврейского народа и яркими произведениями против антисемитизма, – как мог он мириться с международной и внутренней юдофобией, расцветшей в сороковые годы?
Как видим, не мирился. Как раз в тот год, когда по секретному распоряжению властей был взят в стране курс на замалчивание гитлеровского «особого отношения» к евреям, в далекой от фронта Уфе, написал классическими секстинами – одной из так называемых «твердых» поэтических форм – маленькую поэму-обращение к еврейскому народу. Стихотворение переведено с украинского Феликсом Рахлиным.
Но ненавистен злобой заскорузлой
Я всем антисемитам,
как еврей.
И потому –
я настоящий русский!
Е. Евтушенко
…Ты прав, поэт, ты трижды прав,
С каких бы ни взглянуть позиций.
Да, за ударом был удар,
Погромы, Гитлер, Бабий Яр
И муки разных инквизиций.
Вот ты взглянул на Бабий Яр,
И не сдержавши возмущенья,
Ты русский, всех людей любя,
В еврея превратил себя,
Призвав свое воображенье…
…Твердит тупой антисемит:
«Во всем виновен только жид».
«Нет хлеба – жид». «Нет счастья – жид».
И что он глуп, виновен жид,
Так тупость голову кружит…
… И если б Ленин нынче жил,
Когда открылся путь до Марса,
Тобой бы он доволен был,
Он очень тот народ ценил,
Что дал Эйнштейна, Карла Маркса…
Отбросив совесть, стыд и честь,
Не знает в мыслях поворотов.
Ему давно пора учесть,
Что антисемитизм – есть
Социализм идиотов…
…Любя страну, людей любя,
Ты стал нам всем родной и близкий.
За это славлю я тебя,
И возношу тебя, любя, –
Поэт и Гражданин Российский. (1961)
*****
Ну что тебе писать, дружище Хаим?
Мы от жары немножечко здесь таем,
И от витрин дуреют наши шеи,
И по спине мурашки: все – евреи!
Ну что тебе писать, дружище Фима?
Свободны мы от натиска режима,
Хозяева мы собственной идеи,
Но ты учти: вокруг одни евреи!
А чтобы не были мы, Фима, так пархаты,
Нам выдадут бесплатно автоматы.
Страну мы строим, сами все прорабы,
Но ты учти – вокруг одни арабы!
А в общем так тебе скажу я, Фима,
Кончай раздумья, жми сюда – кадима!
Здесь женщины красивы, словно феи,
Ну а мужья – не бойся, все ж евреи!
А потому увидимся мы скоро,
Тебя ждут обрезание и Тора,
В пустыне ждут всё ящерицы, змеи,
А как ты думал, Фима: мы – евреи!
Да вот еще забыл сказать, мой милый Хаим,
Мы с другом тут заводик покупаем,
На первый взнос сто тысяч я имею,
А где взять больше бедному еврею?
А потому буквально через годик,
Возьму тебя на этот свой заводик,
Ну а пока за мазуль мой налей-ка!
Да вот что, Фима: мать твоя еврейка?
И вот еще, хоть ты и друг мне близкий:
Давай ломди иврит и кцат английский,
Ведь выбор сам пойми, мы тут имеем…
Ох, нелегко советским быть евреем!
Ну вот и все, на этом ставлю точку,
Целуй жену, любовницу и дочку.
Твой друг первейший – Ваня Еремеев!
Барух а-шем, нас много здесь, евреев!
