У меня в Израиле сын и три внучки – старшей 16 лет. Мой сын от первого брака в 84-м уехал в Израиль. Живет в Иерусалиме… Так что у меня с Израилем родственные связи. Я там не раз выступал. Там дважды у меня выходили книжки. Первая – в 95-м – называется “Остров Израиль”…Странное и очень сильное генетическое ощущение, которому посвящены мои стихи: “Созвездие Рыбы”, “Остров Израиль”, “Иерусалим”: все они есть в последней книге… Больше всех из шорт-листа мне нравился Александр Мелихов. Он потом подарил мне свои книжки – и я прочел его полней и внимательней. Он очень интересный прозаик и трезвый человек. Со своей системой мышления. В частности, я имею в виду книгу “Исповедь еврея”: полукровка на уровне органически антисемитской семьи. Кстати, самые ярые антисемиты – это, как правило, полукровки. Начиная от Фета и кончая Жириновским. Я уж не говорю о Джугашвили…

  • Что касается Сталина, то – не знаю, насколько серьезно, – но лет так двадцать тому назад в Бухаре (я там случайно оказался) те евреи, которые потом все выехали в Израиль и дальше, очень активно атаковали меня и доказывали, что Сталин был еврей. Почему? “Швили” в отличие от “дзе”, “ва” и так далее – это суффикс, который дается только инородцам, так или иначе ассимилированным в Грузии. Не знаю, как дело обстоит с Гурамишвили и другими-прочими знаменитыми грузинами, но я за что купил, за то продаю. Еще. “Джуга” – по-грузински “еврей”. Таким образом, эта фамилия в переводе на русский означает “сын еврея”. Или – жидович. Третье. Сапожники в Грузии были традиционно евреи. Это как зубные врачи и гинекологи. А Виссарион Джугашвили был холодный сапожник. Такие три соображения…
  • *****

    Думаю, что ничего такого почетного у меня в еврейской родословной нет. Я знаю свой род не далее дедушек и бабушек. По одной бабке, с отцовской стороны, я Липстер, по другой, с материнской, – Фарфель, то есть тоже какой-то идишский, немецкий корень. Что касается фамилии , то она, я думаю, идет от слова “Городницы” – местечко в Польше. Это по линии отца. Фамилия, не имеющая отношения к этносу, а имеющая отношение к месту проживания. Дальше след теряется. Знаю только, что дед по отцовской линии был старостой в синагоге и был чудовищно набожным… Всех моих родственников, которые оказались в Могилеве, захватили немцы…Бабушка немцев не слишком боялась: она помнила немцев 1918 года, которые относились к евреям очень лояльно. Вместе с несколькими тысячами других могилевских евреев она погибла в 42-м. Рассказывали, что ее выдали белорусские соседи. В лагере уничтожения в Лупполово ее закопали полуживую в землю, не потрудившись потратить лишний патрон…Я не “еврей, пишуший о России”. Я – русский поэт с еврейской кровью. Я себя ощущаю так … Я вообще-то несостоявшийся историк, хотя это любовь без взаимности. Школу окончил с золотой медалью, и ни о чем так не мечтал, как об истфаке Ленинградского университета, который тогда носил имя Андрея Александровича Жданова. Но в начале 50-х годов мне с моим пятым пунктом путь туда был заказан. Уже в другие времена другой первый секретарь Ленинградского обкома КПСС, Григорий Алексеевич Романов, прямой последователь Жданова, прямым текстом давал указания не брать евреев в вузы как «потенциальных граждан враждебного государства».  (Из интервью на сайте sem40.ru, ”Лехаим”, 25.11.2004 – А.З.) 

    *****

    Идея фильма ( ”В поисках идиша” – А.З)  принадлежит немецкой журналистке Наталье Касперович и замечательному оператору-документалисту Семену Фридлянду. Этот фильм сыграл в моей жизни огромную роль. Так получилось, что я вошел в него одним человеком, а вышел совершенно другим. В основу фильма, который затрагивает тему исчезновения идиша и шести миллионов его носителей, положена судьба моей несчастной семьи. Я, успешный человек, литератор, профессор, накануне своего 75-летия вдруг вспоминаю о том, что мои родители происходят из Могилева, и понимаю, что я ничего не знаю о судьбе моих предков. Спохватившись, что жить осталось два понедельника, а мне ничего не известно, я отправляюсь в Могилев и в другие города Белоруссии, чтобы найти остатки огромной когда-то семьи и языка, на котором она говорила. Нахожу только разоренные кладбища.

    *****

    Еще до войны я с родителями каждый год ездил на отдых к бабушкам и дедушкам в Могилев. В 1941 году нас спасла чистая случайность: отец не получил зарплату, и мы не смогли взять билет на поезд. Мы попали в Блокаду, а всех наших родственников в Могилеве уложили в 2-3 ямы. Когда мои родители хотели, чтобы я перестал их понимать, они переходили на идиш. Так этот язык от меня и ушел — я его не знаю. Попытка найти прошлое — это основа фильма. Съемки проходили в Белоруссии и в Израиле. В Израиле живет мой сын, внучки, четыре правнучки и один правнук. Все они ведут ортодоксальный еврейский образ жизни. Ничего удивительного в этом нет. Мой дед по отцовской линии, староста синагоги, был очень религиозным человеком. Ни я, ни отец, член партии, уже такими не были. Сейчас все вернулось на круги своя. В этом фильме очень много интересных документальных материалов и кинохроники, в том числе отрывки из документального фильма о еврейских местечках, снятого Владимиром Маяковским и Лилей Брик. В поселке Пашково под Могилевом погибли моя бабушка, сестры, братья. В сентябре 1941 года на них испытывали душегубки. В конце фильма я говорю: «В поисках остатков своей семьи я проездил по дорогам Белоруссии не один день, ничего не нашел, но путь мой не был напрасным. В конце пути я, может быть впервые в жизни, по-настоящему ощутил себя евреем». (Из интервью на сайте Jewish.ru  18.02.11 – А.З.)

    *****

    Случилось это (когда  впервые почувствовал себя евреем – А.З.) в 1942 году в Омске, куда я вместе с родителями эвакуировался по ледяной Ладоге из блокадного Ленинграда. Было мне тогда 9 лет, и словоохотливые омские мальчишки, обозвав меня жиденком, популярно обьяснили, что это значит. Хорошо помню растерянные лица родителей, пытавшихся меня успокоить. Помню, как долго я плакал и ни за что не хотел быть евреем. Гораздо позже я написал об этом в стихотворении «Воробей».

    Было трудно мне в первое время пережить свой позор и испуг,
    Став евреем среди неевреев, не таким, как другие вокруг,
    Отлученным капризом природы от мальчишеской шумной среды,
    Помню, в Омске, в военные годы, воробьев называли «жиды».
    И когда вспоминаю со страхом невеселое это житье,
    С бесприютною рыжею птахой я родство ощущаю свое.
    Только он мне по-прежнему дорог – представитель пернатых жидов,
    Что, чирикая, пляшет «семь сорок» на асфальте чужих городов.

    Моего отца звали Моисей, а маму Рахиль, родом они из белорусского Могилева, который в начале прошлого века можно было вполне считать и еврейским. Дед по отцу – Эфраим – был шорником и имел собственную мастерскую. Он отличался крепким здоровьем, религиозностью и редким трудолюбием, работал, не покладая рук, до 80 лет и очень любил париться в русской бане. Бабушка Лея, его жена, была непревзойденной мастерицей по части еврейской кухни, прежде всего по фаршированию рыбы и изготовлению «тейглах» – орешков из теста, вываренных в меду. Когда немцы занимали Могилев, бабушка, уже покинув дом, вдруг решила вернуться за какими-то вещами. Она не очень боялась немцев, хорошо помня оккупацию 1918 года, когда те торговали с местным населением, не вмешиваясь во внутренние дела. Вместе с тысячами могилевских евреев она и ее сестры погибли в лагере за городом, где фашисты полуживыми закопали их в землю. (Из беседы с Вадимом Фельдманом на сайте Jewukr.org  5.02.12 – А.З.)

    Комментарий: Александра Городницкого наравне с Владимиром Высоцким, Булатом Окуджавой, Александром Галичем и Юрием Визбором считают одним из основоположников жанра авторской песни в СССР. Многие песни, написанные им в дальних океанских плаваниях и в научных экспедициях на Крайнем Севере, уже считаются народными: «Снег», «У Геркулесовых столбов», «Перекаты», «Песня полярных летчиков», «Деревянные города», «Жена французского посла», «На материк», «Чистые пруды» и другие. А песня «Атланты», занявшая в 1966 г. первое место на Всесоюзном песенном конкурсе, стала культовой для десятков миллионов поклонников авторской песни.

    Comments are closed.