***** Во мне бурлит смешение кровей… Признаюсь, по отцу я чисто русский. По матери, простите, я – еврей. А быть жидом в стране родимой грустно. Разорван в клочья бедный организм. В какой борьбе живет моя природа! Во мне слились в объятьях “сионизм” навек с “Союзом русского народа”. То хочется мне что-то разгромить, то я боюсь, как бы не быть мне битым. Внутри меня семит с антисемитом, Которых я не в силах помирить.
- ( Из выступления в г.Самаре. Опубликовано в одной из
- местных газет – А.З. )
*****
…А правда, что лет через двести,
в чужие заброшен края,
в каком-нибудь бедном предместьи
родится такой же, как я?
И звать его будут Наумчик –
со мною один к одному,
и мама матросский костюмчик
на праздник оденет ему,
а папа посадит на плечи
и сына возьмёт на парад,
где слышатся громкие речи
и красные флаги горят.
Пусть мальчик приколет к матроске
значок «Осоавиахим»,
и пусть не вспухают желёзки
и папа не будет глухим…
Безоблачных дней перекличка,
гуляния, смех, беготня…
У мальчика будет сестричка –
такая же, как у меня.
И вот ему пять с половиной,
он весел и счастлив, но вдруг
события хлынут лавиной,
начнётся война, и вокруг –
страдания, кровь, канонада,
ничто не имеет цены…
Не надо, не надо, не надо,
прошу вас – не надо войны!..
Проклятье страданьям и войнам!
Пусть мальчик живёт без тревог,
он вырастет сильным и стройным,
как я бы хотел, но не смог…
И, Боже мой, как это просто –
молить, чтоб, не ведая зла,
сестра его до девяноста,
а может – и больше, жила,
и помнить печальную участь
моей незабвенной сестры –
как рано, страдая и мучась,
ушла она в антимиры…
Потомок времён беспокойных,
мой тёзка, мой юный двойник –
о смерти, о боли, о войнах
пускай он узнает из книг,
пусть только приятные вести
придут вместо горя и слёз!
Я думаю, лет через двести
решится еврейский вопрос,
и мальчик в году незнакомом
не выберет долгий маршрут
за вузовским синим дипломом –
туда, где евреев берут,
не будет сносить унижений,
не станет искать миражи,
не спросит себя: «Неужели
весь мир утопает во лжи?»,
и, вырвав из жизни страницу,
всё бросив, с детьми и женой
не пустится в путь за границу
на поиски правды иной.
А впрочем, чего мы дуреем,
уйдя от разбитых корыт?..
Пускай он не будет евреем,
двойник, что меня повторит.
Я с детства приписан к еврейству –
такой мне достался чертёж, –
к погромам, упрёкам, злодейству,
ну – я, но ему-то за что ж?..
Не надо ни Вены, ни Рима,
ни прочих ненужных затей!
Судьба моя – неповторима,
кто будет завидовать ей?
И все мы, признаться по чести,
плывём по волнам бытия…
…А правда, что лет через двести
родится такой же, как я?..
*****
Вот вам жизненная драма, зов судьбы, накал страстей:
У пророка Авраама долго не было детей.
Со своей супругой Саррой прожил восемьдесят лет,
Вот уж Сарра стала старой, но детей всё нет и нет.
А у них была служанка, как оно водилось встарь,
Молодая египтянка с редким именем Агарь.
И без всяких “how are you”, “I love you” и “just a joke”
Переспал пророк с Агарью, родился у них сынок –
Не вода текла по жилам у седого старика!
И назвали Измаилом Авраамова сынка.
Тут же сразу – крики, свары с поминанием чертей:
В чём причина, что у Сарры почему-то нет детей?
И Агарь, поддавши жару в разгоревшийся сыр-бор,
Свысока глядеть на Сарру стала с некоторых пор.
Но средь этого кошмара Бог сказал: “Хала-бала!”,
И тогда старушка Сарра тоже сына родила!
Он отмечен Божьим знаком будет много лет спустя.
И назвали Исааком Авраамово дитя.
Вот как полон чудесами Ветхий божеский Завет!
Впрочем, вы уже и сами этот знаете сюжет –
Всё предписано судьбою. Дальше дело было так.
Враждовали меж собою Измаил и Исаак,
И давно понять пора бы: Измаил был бит не раз,
От него пошли арабы – хуммус, алгебра, Хамас,
А цветок оранжереи – Исаак – был весь в отца,
От него пошли евреи – Ойстрах, шекели, маца.
Оба – дети Авраама, но заклятые враги!
Жизнь сурова и упряма, ей перечить не моги.
О, библейские масштабы! Сколько лет прошло с тех пор,
А евреи и арабы всё ведут жестокий спор –
За высокую идею, куст, что был неопалим,
Самарию, Иудею и за Иерусалим.
Мы живём, растём, стареем, чтим незыблемый завет,
А измученным евреям от арабов жизни нет.
Нам кощунствовать негоже, но весь этот тарарам
Заварил – прости нас, Боже! – прародитель Авраам.
Мозг ли был подёрнут хмарью, или белый свет немил?
Не сношался б он с Агарью – не родился б Измаил,
Значит, не было б арабов, вообще о них забудь!
Мир без ихних шиш-кебабов обошёлся б как-нибудь.
Полон взор картиной странной: проживает без хлопот
На земле обетованной Богом избранный народ,
Не тревожат слух “Кассамы”, не звучит “аллах акбар”,
Ни Аль-Кайды, ни Осамы, ни хиджабов и шальвар,
И куда ни кинешь глазом, всюду тишь и благодать,
А уж всякой нефти с газом – налетай, кому продать!
Что бы стоило пророку не снимать свои штаны?
И евреи бы, нивроку, жили мирно, без войны,
Всё досталось бы не зря им, прекратился б кавардак.
И ООН бы на Израиль не навешивал собак.
Жизнь – подобье лотереи, неудач – не перечесть.
Так что, граждане евреи, принимайте всё, как есть.
Что упало, то пропало, мир – отнюдь не Божий храм.
Но не спите с кем попало, как наш предок Авраам!..
*****
где сугробы снега намели,
как живётся вам, братья и сёстры,
рабиновичи русской земли?
Пой, Кобзон! Философствуй, Жванецкий!
Веселите угрюмый народ!
Злобный дух юдофобский, советский,
не ушёл и вовек не уйдёт.
Пусть пока лишь слова, не каменья,
но дойдёт и до них, не дремли!
Где вы, крестники батюшки Меня,
рабиновичи русской земли?
От курильской гряды до Игарки,
от Игарки до химкинских дач –
скрипачи, хохмачи, олигархи,
как жуётся вам русский калач?
Домоглись ли, чего ожидали?
Уважаемы, вхожи в кремли?
Ничего, что зовут вас жидами,
рабиновичи русской земли?
Ничего, что вокруг благочинность
и не зверствует правящий класс,
только, что бы в стране ни случилось,
всё смахнут непременно на вас?
Жаль, что предков печальную участь
вы надолго в себе погребли.
Ничему вас погромы не учат,
рабиновичи русской земли.
Вы пройдёте дорогою терний,
будет злым и жестоким урок,
не помогут ни крестик нательный,
ни фамилии, взятые впрок.
Кнут найдётся – была б ягодица!
Под весёлый припев “ай-люли”
продолжайте цвести и плодиться,
рабиновичи русской земли…
*****
“Родство по крови образует стаю,
Родство по слову создаёт народ.”
Александр Городницкий
“Людей объединяет не кровь, текущая
в жилах, а кровь, которая течёт из жил.”
Юлиан Тувим
Я мысленно историю листаю
и думаю, что всё – наоборот:
родство по слову образует стаю,
родство по крови создаёт народ.
Хватает мне и горя, и веселья,
и счастье не обходит стороной,
я тоже – из народа Моисея,
навек мы кровью связаны одной.
Живу, спешу, судьбу свою верстая,
а время каждый шаг мой сторожит:
вослед за мною мчится волчья стая,
которая в родстве по слову “жид”.
Среди врагов, среди подонков лживых,
покуда мир наш злобы не изжил,
и я в родстве, но не по крови в жилах –
по крови, вытекающей из жил.
Когда вся жизнь наполнена кошмаром,
когда слова противны естеству,
родства по слову мне не нужно даром,
родство по крови – то, чем я живу.
*****
*****
Имею честь принадлежать
к тому гонимому народу,
которого в огонь и в воду
всегда пытались затолкать.
И он тонул, и он горел,
и падал, погибая в гетто…
Но выполз я на свет в то лето, –
чтоб жить! – из груды мертвых тел.
И кто-то: «Слава Богу, дышит…» –
сказал и дал глоток воды…
Картину страшную беды
Когда еще Шагал напишет?
Как отразит на полотне
трагедию и боль народа,
которому в своей стране
была запрещена свобода?..
Имею честь принадлежать
к тому великому народу! (1990)
*****
В старом оркестре
с маленькой скрипкой своей
Остался на месте
этот последний еврей.
Зал замирает перед полетом смычка.
Души терзает музыки вечной тоска.
Было в оркестре
много друзей-скрипачей.
Остался на месте
этот последний еврей.
Кто-то в Израиль уехал,
играет в кафе.
Кого-то изгнали –
тоже по пятой графе.
Музыки крылья.
В зале стоит тишина…
Что натворила сама ты с собою,
страна?
Разве воскреснешь,
лучших теряя детей?..
В старом оркестре остался
последний еврей. (1993)
*****
Птица вскрикнула. Ветка хрустнула.
Облака из Припяти пьют.
Песню старую, песню грустную
два седых еврея поют.
Молча слушаю у порога я
этот древний, как мир, мотив.
А слова непонятны многие
и звучат, мне душу смутив.
Песня старая, песня грустная,
может, скажешь ты, почему
понимаю я песни русские,
а еврейскую – не пойму.
Я не знал букваря еврейского
и к незнанью давно привык.
Что ж ты с детства в память не врезался,
мой картавый родной язык?
Мой истерзанный и затравленный,
мой расстрелянный, но живой,
ты звучи над юными травами
и народа седой головой…
Пьют из Припяти звезды летние.
Облака ушли далеко.
И поют свои песни бессмертные
Перец Маркиш и Лев Квитко.
Грозный серп срезал оба колоса,
срезал столько колосьев вокруг.
И жемчужный голос Михоэлса
захлебнулся от черных вьюг.
Мой язык, как чисты слова твои,
на года лишенные прав.
Воскресают твои глашатаи,
беззаконья закон поправ,
И, найдя в себе пересыхающий
слов еврейских прозрачный родник,
повторяю я: “Надо, товарищи,
знать и помнить родной язык!”(2003)
P.S. Для любознательных. ”Еврейская тема в творчестве Давида Симановича”.
*****
Нельзя смолчать и не ответить. Нет!
Над Бабьим яром, страшною могилой,Стоял поэт. Он головой поник.
Затем в стихах со страстностью и силой
Сказал о том, что пережил в тот миг.
Над пылкой фразой желчный взгляд разлит.
В стихах есть тоже пафос, страстность, сила.
Летят слова: “пигмей”, “космополит”.
Что вас взбесило? То, что Евтушенко
Так ужаснул кровавый Бабий яр?
А разве в вас фашистские застенки
Не вызывали ярости пожар?
Или погромщик с водкою и луком
Дороже вам страданий Анны Франк?
Иль неприязнь к невинным узким брюкам
Затмила память страшных жгучих ран?
Прикрывшись скорбью о парнях убитых,
О миллионах жертв былой войны,
Вы замолчали роль антисемитов,
Чудовищную долю их вины.
Да, парни русские герои были,
И правда, что им метрики – листок.
Но вы бы, Марков, метрики спросили –
Так и читаю это между строк.
И потому убитых вы не троньте –
Им не стерпеть фальшивых громких слов.
Среди голов, положенных на фронте,
Немало и еврейских есть голов.
Над Бабьим яром памятников нету,
И людям непонятно – почему.
Иль мало жертв зарыто в месте этом?
Кто объяснит и сердцу, и уму?
А с Евтушенко – каждый честный скажет:
Интернационал пусть прогремит,
Когда костьми поглубже в землю ляжет
Последний на земле антисемит.
1961 (ответ Алексею Маркову – А.З.)
*****
Евреи хлеба не сеют,
Евреи в лавках торгуют,
Евреи рано лысеют,
Евреи больше воруют…
Евреи – люди лихие,
Они солдаты плохие:
Иван воюет в окопе,
Абрам топгует в рабкопе.
Я всё это слышал с детства,
Скоро совсем постарею,
Но всё никуда не деться
От крика: ”Евреи,евреи!”
Не торговавши ни разу,
Не воровавши ни разу,
Ношу в себе, как заразу,
Проклятую эту расу.
Пуля меня миновала,
Чтоб говорилось нелживо:
”Евреев не убивало!
Все воротились живы!”(1953)
*****
Созреваю или старею –
Прозреваю в себе еврея.
Я-то думал, что я пробился.
Я-то думал, что я прорвался.
Не пробился я, а разбился,
Не прорвался я, а сорвался.
Я, шагнувший ногою одною
То ли в подданство,
То ли в гражданство,
Возвращаюсь в безродье родное,
Возвращаюсь из точки в пространство.
*****
Незаметно время здесь идет.
Как романы, сводки я листаю.
Достаю пятьдесят третий год –
Про погоду в январе читаю.
Я вставал с утра пораньше – в шесть.
Шел к газетной будке поскорее,
Чтобы фельетоны про евреев
Медленно и вдумчиво прочесть.
Разве нас пургою остановишь?
Что бураны и метели все,
Если трижды имя Рабинович
На одной сияет полосе?
*****
А нам, евреям, повезло.
Не прячась под фальшивым флагом,
на нас без маски лезло зло,
оно не притворялось благом.
Ещё не начинались споры
в торжественно-глухой стране.
А мы – припёртые к стене –
в ней точку обрели опоры.
Как убивали мою бабку
Как убивали мою бабку?
Мою бабку убивали так:
Утром к зданию горбанка
Подошел танк.
Сто пятьдесят евреев города
Легкие
От годовалого голода,
Бледные от предсмертной тоски,
Пришли туда, неся узелки.
Юные немцы и полицаи
Бодро теснили старух, стариков
И повели, котелками бряцая,
За город повели, далеко.
А бабка, маленькая, словно атом,
Семидесятилетняя бабка моя,
Крыла немцев, ругала матом,
Кричала немцам о том, где я.
Она кричала:
– Мой внук на фронте,
Вы только посмейте,
Только троньте! Слышите, наша пальба слышна!
Бабка плакала и кричала,
И шла.
Опять начинала сначала
Кричать.
Из каждого окна
Шумели Ивановны и Андреевны,
Плакали Сидоровны и Петровны:
– Держись, Полина Матвеевна! Кричи на них! Иди ровно!
Они шумели: – Ой, що робыть
З отым нимцем, нашим ворогом!
Поэтому бабку решили убить,
Пока еще проходили городом.
Пуля взметнула волоса.
Выпала седенькая коса.
И бабка наземь упала.
Так она и пропала.
ЖИДОВКА
Прокламация и забастовка,
Пересылки огромной страны.
В девятнадцатом стала жидовка
Комиссаркой гражданской войны.
Ни стирать, ни рожать не умела,
Никакая не мать, не жена –
Лишь одной революции дело
Понимала и знала она.
Брызжет кляксы чекистская ручка,
Светит месяц в морозном окне,
И молчит огнестрельная штучка
На оттянутом сбоку ремне.
Неопрятна, как истинный гений,
И бледна, как пророк взаперти,-
Никому никаких снисхождений
Никогда у нее не найти.
Только мысли, подобные стали,
Пронизали ее житие.
Все враги перед ней трепетали,
И свои опасались ее.
Но по-своему движутся годы,
Возникают базар и уют,
И тебе настоящего хода
Ни вверху, ни внизу не дают.
Время все-таки вносит поправки,
И тебя еще в тот наркомат
Из негласной почетной отставки
С уважением вдруг пригласят.
В неподкупном своем кабинете,
В неприкаянной келье своей,
Простодушно, как малые дети,
Ты допрашивать станешь людей.
И начальники нового духа,
Веселясь и по-свойски грубя,
Безнадежно отсталой старухой
Сообща посчитают тебя.
Все мы стоим того, что мы стоим,
Будет сделан по-скорому суд –
И тебя самое под конвоем
По советской земле повезут.
Не увидишь и малой поблажки,
Одинаков тот самый режим:
Проститутки, торговки, монашки
Окружением будут твоим.
Никому не сдаваясь, однако
(Ни письма, ни посылочки нет!),
В полутемных дощатых бараках
Проживешь ты четырнадцать лет.
И старухе, совсем остролицей,
Сохранившей безжалостный взгляд,
В подобревшее лоно столицы
Напоследок вернуться велят.
В том районе, просторном и новом,
Получив как писатель жилье,
В отделении нашем почтовом
Я стою за спиною ее.
И слежу, удивляясь не слишком –
Впечатленьями жизнь не бедна,-
Как свою пенсионную книжку
Сквозь окошко толкает она. (1963)
Комментарий: Уже в перестройку вокруг стихов Смелякова вспыхнула новая дискуссия. «Новый мир» решил тогда из наследия поэта опубликовать некоторые его стихи. Этому стихотворению дали название «Курсистка», слегка переделав его начало. По-видимому редакция опасалась, что читатели западозрят журнала и автора в антисемитизме.
Бухенвальдский набат
Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте: гудит со всех сторон –
Это раздается в Бухенвальде
Колокольный звон, колокольный звон.
Это возродилась и окрепла
В медном гуле праведная кровь.
Это жертвы ожили из пепла
И восстали вновь, и восстали вновь!
И восстали,
И восстали,
И восстали вновь!
Сотни тысяч заживо сожженных
Строятся, строятся в шеренги к ряду ряд.
Интернациональные колонны
С нами говорят, с нами говорят.
Слышите громовые раскаты?
Это не гроза, не ураган –
Это, вихрем атомным объятый,
Стонет океан, Тихий океан.
Это стонет,
Это стонет
Тихий океан!
Люди мира, на минуту встаньте!
Слушайте, слушайте: гудит со всех сторон –
Это раздается в Бухенвальде
Колокольный звон, колокольный звон.
Звон плывет, плывет над всей землею,
И гудит взволнованно эфир:
Люди мира, будьте зорче втрое,
Берегите мир, берегите мир!
Берегите,
Берегите,
Берегите мир!
1958
*****
Всё будет хорошо
Вы скажете: бывают в жизни шутки,
Поглаживая бороду свою…
Но тихому еврейскому малютке
Пока еще живется, как в раю.
Пока ему совсем еще не худо,
А даже и совсем наоборот.
И папа, обалдевший от Талмуда,
Ему такую песенку поет:
Припев:
«Все будет хорошо, к чему такие спешки?
Все будет хорошо, и в дамки выйдут пешки!
И будет шум и гам, и будет счет деньгам.
И дождички пойдут по четвергам».
Но все растет на этом белом свете.
И вот уже в компании друзей
Все чаще вспоминают наши дети,
Что нам давно пора «ауфвидерзейн».
И вот уже загнал папаша где-то
Все бебихи мамаши и костюм,
Ведь Моне надо шляпу из вельвета —
Влюбился Моня в Сару Розенблюм.
Припев.
Вы знаете, что значит пожениться,
Какие получаются дела.
Но почему-то вместо единицы
Она ему двойняшек родила.
Теперь уже ни чихни, ни засмейся —
Шипит она, холера, как сифон.
И Моня, ухватив себя за пейсы,
Заводит потихоньку патефон.
Припев.
Пятнадцать лет он жил на честном слове,
Худее, чем портняжная игла,
Но старость, как погромщик в Кишиневе,
Ударила его из-за угла.
И вот пошли различные хворобы:
Печенка, селезенка, ишиас…
Лекарство все равно не помогло бы,
А песня помогает всякий раз.
Припев.
Но таки да случаются удачи.
И вот уже последний добрый путь:
Две старые ободранные клячи
Везут его немножко отдохнуть.
Всегда переживает нас привычка.
И может быть, наверно, потому
Воробышек — малюсенькая птичка —
Чирикает на кладбище ему:
Припев.
«Все будет хорошо, к чему такие спешки?
Все будет хорошо, и в дамки выйдут пешки!
И будет шум и гам, и будет счет деньгам.
И дождички пойдут по четвергам».
БиБиСи сообщает, что британские ученые сумели доказать, что племена Лемба в Зимбабве и Южной Африке являются прямыми потомками древних иудеев.
80 тысяч членов племени не едят свинину, носят головной убор, напоминающий традиционную еврейскую кипу, и обозначают могилы умерших Звездой Давида. Мужчинам делают обрезание, что нехарактерно для других этнических групп, населяющих регион.
Британские ученые проверили анализ ДНК большого количества Лемба, и подтвердили их “семитское происхождение”. Более того, члены касты жрецов имеют ДНК, сходные с линией еврейских проповедников Леви.
У Лемба есть тайный религиозный язык, состоящий из смеси иврита и арабского, что доказывает, с точки зрения ученых, что предки племени прибыли на территорию Зимбабве с Аравийского полуострова, возможно, из Йемена.
В центре верований Лемба – религиозный предмет, являющийся копией Ноева Ковчега и называющийся нгома лугунду. Согласно устной традиции племени, несколько предков племени начали долгое путешествие из Аравии в Африку 2,5 тысячи лет назад, неся с собой нгома лугунду. Талисман был утерян в 70-х годах, однако в 2007 британский специалист по Лемба профессор Тудор Парфетт случайно обнаружил его в Хараре. 07.03 16:31 MIGnews.com
Мухаммад Хасан Ахмад Ирман, приговоренный к 36 пожизненным заключениям за организацию серии терактов в Иерусалиме, утверждает, что он лично планировал нападение на Омри Шарона, сына Ариэля Шарона.
По словам Ирмана, в 2002 году, в разгар интифады, террористы ячейки ХАМАС в деревне Силуан поручили приказ “преподнести в подарок палестинскому народу” голову Омри Шарона, сына главы израильского правительства. Согласно имевшейся у ХАМАС информации, Омри Шарона регулярно обедал в одном и том же иерусалимском ресторане, что облегчало задачу террористов.
Ирман распорядился установить наблюдение за точкой общепита. Это было поручено братьям Абаси из деревни Силуан. Наблюдатели получили секретный номер мобильного телефона Ирмана. Они должны были позвонить, как только убедятся в том, что Омри Шарон находится в ресторане. При этом им категорически запрещалось во время телефонного разговора называть имя объекта слежения.
Ирман лично подготовил террориста-смертника. Террорист, на которого был надет “пояс шахида”, ждал приказ в секретном месте, расположенном недалеко от ресторана. Получив сигнал от наблюдателей, Ирман должен был лично зайти за ним и проводить до дверей заведения.
Газета “Маарив” отмечает, что Мухаммад Хасан Ахмад Ирман рассказал о подготовке теракта против сына главы правительства в конце прошлой недели, однако он не стал подробно останавливаться на том, почему эта операция не была доведена до логического конца. Он лишь сообщил, что ее пришлось отменить “из-за технических накладок”.
По данным израильской разведки, Мухаммад Хасан Ахмад Ирман осуществлял связь между руководством боевого крыла ХАМАС в Иудее и Самарии и террористической ячейкой в деревне Силуан. Четверо жителей этой деревни в 2002 году организовали несколько крупных терактов в Иерусалиме, в которых погибли десятки граждан. На счету самого Ирмана организация терактов в кафе “Момент” в Иерусалиме, в кафетерии Еврейского университета в Иерусалиме, в ночном клубе в Ришон ле-Ционе. Он также несет ответственность за взрыв железнодорожного полотна в Лоде (4 раненых). На фото: Омри Шарон – по материалам NEWSru.co.il
