Archive for the ‘.5. Литераторы.’ Category
Стало общим местом разъяснять, что, конечно же, не мог огромный русский народ поддаться пропаганде евреев! Вовсе она, ясное дело, не была еврейской! Это все русские придумали, чтобы снять с себя ответственность и лишний раз пнуть бедных еврейчиков. Вот и господин Д. Маркиш крайне разгневан: “За пятьюстами страниц “Двести лет вместе” вырисовывается жуткая картина противоборства двух богатырей, двух Голиафов. Преимущества — стыдно сказать — на стороне еврейского Голиафа… В этом уверенном размещении на одной исторической доске великого русского народа и еврейского национального меньшинства — первая и главная ошибка Солженицына: слишком уж неравнозначны величины”. Давид Маркиш так разгневан, ему так важно отвести от соплеменников обвинение, что он даже употребил вообще-то ненавистное для многих евреев слово “национальное меньшинство”. Меньшинство-то меньшинство, но давайте немного посчитаем. В 1880 году из примерно 65 миллионов русских людей всего 1 миллион — дворяне, примерно 800 тысяч — священники и 1 300 000 — разночинцы и интеллигенция. Эти 3—3,5 миллиона людей и есть весь образованный слой всего русского народа—русские европейцы. Даже в этом слое, особенно в быстро растущей интеллигенции, множество людей образованы, даже элементарно грамотны в первом-втором поколении. К 1914 году число интеллигентов выросло вдвое, теперь русских европейцев уже примерно 5 миллионов человек. 60 миллионов из 65 миллионов человек русской России неграмотно. Евреев в 1880 году проживает в империи порядка 4 миллионов человек, в 1914 году — больше пяти. И все эти 4 или 5 миллионов человек, составлявших еврейскую Россию, грамотны поголовно, грамотны всю историю своего народа,— и еврейские европейцы, и евреи-туземцы. Даже одесские биндюжники в порту между тасканием мешков могут беседовать на интеллектуальные темы и знают два-три языка (родной идиш, русский — это уж точно, да еще очень часто иврит, польский или французский). Далее. Далеко не все из этих 3—5 миллионов образованных русских активны и считают, что “знание — сила”. В среде и провинциального дворянства, и провинциальных духовных лиц встречаются жутчайшие типы, чеховские “печенеги”. Далеко не все, кого обстоятельства возвысили в этой жизни, так уж ценят науку и знание. Многие священники всерьез говорят о “стяжании духовных богатств” через умерщвление плоти, изуверские “подвиги” в духе толстовского отца Сергия. Уж, конечно, не им противостоять интеллектуальной агрессии иной России, не русской. Евреи очень стремятся к образованию, боготворят науку, ценят ум и всячески поддерживают умников. Этим отличаются все 4 или 5 миллионов евреев, живущих в Российской империи. И третье. В революции из русских даже к 1914 году — по самому оптимистическому подсчету — тысяч сто человек. Из евреев — несравненно больше. Стоит хоть немного посчитать, и тут же исчезает доверие к глумливым рассуждениям господина Д. Маркиша. В начале XX века сошлись в борьбе даже не “два Голиафа”, тут все серьезнее: совсем не очевидно, что русская Россия вообще способна играть роль Голиафа. В этой роли оказывается уже еврейская Россия, а русская Россия скукоживается до совершенно карликового размера. Ох, не случайно у Булгакова провокатор, науськивающий Шарикова на Филиппа Филипповича, носит еврейскую фамилию Швондер! Ох, до чего не случайно. (Из книги “Россия: Курс неизвестной истории. Евреи, которых не было”, 2004 – А.З.)
Свобода и равноправие российских евреев. Была ли она достигнута в результате Октябрьской революции? Ни в малейшей степени! Мнимая свобода евреев обернулась свободой заключенного в концлагере. Раньше евреи сидели в “бараке усиленного режима”, а потом их перевели на общий режим – только и всего. Дореволюционная культура евреев была бесповоротно разрушена, религия подверглась преследованию с тем же рвением, что и христианство, капиталисты-евреи лишились своих заводов, банков и поместий, многим еврейским интеллектуалам вроде Пасманика и Жаботинского пришлось бежать за границу, спасаясь от вполне возможного расстрела. Евреев, выражаясь фигурально, переодели в казенное, обрили, сунули в руки винтовку и поставили в шеренгу “борцов за дело мирового пролетариата”. Попутно некоторую их часть использовали в качестве иноплеменных карателей, не открыв ничего нового – именно так использовали швейцарцев во Франции, кипчаков – в Хорезме.
Наверное, на протяжении всех лет прошлой войны фашисты отчаянно пытались в своём разбойничьем поведении совместить две трудно совместимые вещи – тотальное уничтожение миллионов и максимальное извлечение из них выгоды в виде подневольного, по существу, рабского труда. Очевидно, по этой причине еврейское гетто в окупированном Минске просуществовало гораздо дольше, чем в других городах Белоруссии, и агония многих тысяч евреев – минчан растянулась на долгие месяцы…Существует Богом данная людская память, которая сберегает всё. И в этом смысле глубинная память евреев бесценна. Она – пример верности идеалам предков, своей национальной сущности, способности к сопротивлению неправде. (Из выступления на торжественно-траурном заседании, посвящённом 50-летию уничтожения Минского гетто. Октябрь 1993 г. – А.З.)
*****
Шагал – гений мировой культуры, но он родился на нашей земле, воспитывался в здешней еврейской среде. Именно это обстоятельство делает его особенно близким нам, выделяет его из великого сонма гениев минувших лет… Шагал уехал от нас в Париж, и мировую славу завоевал там, а не у нас. У нас его упорно не признавали, а в 80-е годы советская власть и официальные художники клеветали на него потому, что он не наш, не коммунист, буржуазный художник, к тому же еврей. Да, он не наш! Шагал принадлежит всей Вселенной, к которой, к несчастью, хотим принадлежать и мы. Не прокляты ли мы Богом за нашу глупость?! (Из статьи ” Шагал принадлежит всему человечеству ”, июль 1992 г. – А.З.)
*****
Осенью сорок первого года, когда вермахт приступил к ликвидации еврейского населения в малых городах Белоруссии, один старый сельский учитель, человек очень воспитанный и интеллигентный, знавший немецкий язык и читавший Шиллера в оригинале, потрясенный трагедией уничтожения тысяч безвинных жителей местечка, отправился к немецкому коменданту с целью открыть ему глаза на всю бесчеловечность действий властей. В противоположность учителю комендант оказался невежественным солдафоном из тех немцев, которые до 33-го года были представителями люмпен-пролетариата, а с приходом Гитлера к власти сделали военную карьеру. Комендант долго не мог взять себе в толк, чего хочет этот старик белорус. Его, конечно, удивило, что тот неплохо говорит по-немецки, но – культура?.. Традиции – христианские и гуманистические? Гете и Гейне? Коменданта, конечно же, не слишком заботили проблемы культуры, – он был поглощен выполнением приказа командования относительно “окончательного решения еврейского вопроса”. Ему очень досаждали эти местечковые евреи, которые бесконечно изворачивались, лгали и не подчинялись его требованию дружно и организованно идти в яму, и его солдатам приходилось немало поработать, чтобы добиться повиновения. Что же касается Гейне, то тот – “сам жид”, об этом ясно было написано в газете “Дас шварце корпус”, которую регулярно читал комендант, так кого же защищает этот взволнованный и плохо одетый интеллигентишка из местных? Уж не шпион ли он, подосланный комиссарами? И чтобы разом разрешить сомнения и покончить с “заумной болтовней”, комендант приказывает пристрелить и учителя. Благо тот не убегает и не сопротивляется. В еврейской шеренге, уже уложенный для расстрела в яму, он лег последним, с самого края. Да, война и культура – несовместимы, они существуют в различных сферах и разговаривают на разных языках. В течение тысячелетий выработанные общечеловеческие истины чужды для войны и непостижимы ею. (Из интервью для газеты “Дойче Фольксцайтунг ди тат”, 1985 – А.З.)
В своих довольно провокативных “Протоколах сионских мудрецов”, опубликовать которые отважилось три года назад только “Новое время” (остальные блюли политкорректность), Михаил Веллер озвучил главный парадокс еврейского самосознания: страшно глядеть в зеркало и понимать, что ты видишь ЕВРЕЯ. И то правда: ЕВРЕЙ – это всегда другой, вторит Веллеру Александр Мелихов в “Изгнании из Эдема”. Всегда чужой. И вдруг – я. Не я, не может быть, избыть немедленно! Не избывается. Это клеймо несмываемое…. Тут действительно виден почерк Бога, который, как правило, мало думает о человеческих трагедиях, когда осуществляет свои планы. Еврей запрограммирован. Перепрограммировать себя ему не дано. Единственный вариант – самоуничтожение, но и оно каким-то косвенным образом сработает на осуществление программы. Евреи заброшены в мир с некоей целью, гадать о которой можно бесконечно, – осуществление ее пока далеко, и даже главные специалисты в еврейском вопросе – антисемиты – не пришли пока к единому мнению относительно конечного результата еврейской многовековой деятельности в мире. Одни говорят, что цель евреев – установление своего господства и небывалой диктатуры. Другие – что евреи, напротив, стремятся к максимальной свободе, предельной эмансипации личности, и такова, следовательно, генеральная интенция всемирной истории. Третьи резонно замечают, что еврейская мораль двойственна, а потому судить об их цели преждевременно: с одной стороны, евреи действительно выступают носителями идеи свободы, бунта, нонконформизма. Нет такого национально-освободительного движения, в котором они не сыграли существенной роли (если вообще имелись на данной территории), нет такой революции, которую бы они не поддержали, и такой интеллектуальной моды – чаще всего деструктивного свойства, – адептами которой не выступили бы. Но это, что называется, внешняя, экстравертная сущность еврейства; внутри же еврейского социума господствуют законы предельно жесткие, регламентирующие каждый шаг. Воистину, никакая другая нация не сохранилась бы в рассеянии! Исключение составляют разве что цыгане, чей имморализм еще более последователен, но не столь хитер, как еврейский морализм: сохраниться как нация цыгане смогли, а для переделки мира у них кишка оказалась тонка. Может быть, это некая неудачная проба перед тем, как распылить евреев. Так вот, сильнее всего в так называемом еврейском вопросе меня мучает именно иудейская двойственность, строжайшее запрещение себе всего того, что евреи требуют разрешать другим! Вестники свободы и эмансипации, внутри своих общин они не допускают ни свободы, ни эмансипации; ловко разделываются с диссидентами вроде Спинозы; неуклонно блюдут касты и по мере сил препятствуют межнациональным бракам (вопреки легенде о том, что “подкладывают” своих развратных дочерей чистым, но похотливым русским витязям). Возвещая свободу от национальных предрассудков, сами евреи скованы ими по рукам и ногам; проповедуя интернационализм, сами оказываются жесточайшими националистами. Занятно и то, что, считаясь плохими солдатами в этнически чуждых армиях, сами евреи в своей собственной израильской армии демонстрируют чудеса храбрости, патриотизма и технической оснащенности. Поистине, их послали разрушить чужие дома и возвести собственный! Эта версия (или, если хотите, интеллектуальная спекуляция) оскорбляет меня самого. В конце концов, мой дед прошел всю войну, хотя имел возможность получить бронь, и воевал отлично. Моя мать, наполовину еврейка (а полуевреев, по справедливому замечанию антисемитов, не бывает), терпеть не может демократию и тяготеет к просвещенной монархии, а русскую литературу, которую всю жизнь преподает, знает много лучше Александра Проханова – почему-то я уверен в этом. Да можно набрать миллионы единичных отклонений от описанной схемы – однако поколебать меня довольно трудно…Вот до чего в своем логическом развитии должна дойти конспирологическая гипотеза антисемитов: христианство придумано иудеями исключительно для того, чтобы сбивать с панталыку другие народы. Выдумка поистине бесовская, неотразимо привлекательная, как всякая апокалиптическая секта: стремление к смерти в человеке не менее сильно, чем инстинкт самосохранения, и игра на этой темной, подспудно-эротической страсти – вполне в духе еврейства. Христианство — гениальная обманка, заброшенная в мир: вы не ищите себе сокровищ на земле, а мы тем временем их подберем! Вот так в общих чертах выглядит функция еврейства в мире при беспристрастном рассмотрении. Не исключено, что перед нами еще одна замечательная обманка, с помощью которой еврейский журналист пытается одурманить русских, чтобы их же потом тем верней обвинить в антисемитизме. Известно ведь, что еврейский вопрос поднимают чаще всего сами евреи — чтобы сыграть на своей угнетенности; отдельные евреи вроде Александра Гордона это уже поняли, но продолжают бессознательно осуществлять свою миссию, провоцируя и дробя русское общество. Но кто же вложил нам эту способность увлекательно излагать, дурманя чужие головы? Кто сделал евреев подлинными королями журналистики? И не есть ли это часть генерального плана? Нечто подобное чувствую я, когда смотрю в зеркало — и вижу в нем еврея. А потом перечитываю свои статьи — и нахожу в них то же самое. Думайте, думайте. А я пойду пока воспитывать своих русских детей, рожденных от коренной сибирячки. Кто вложил мне эту тягу исключительно к русским, к активному освоению чужих пространств, к засеванию своими семенами все большего числа территорий? Никогда не любил ни одну еврейку. (Из статьи ”Московское время: семь–сорок” в журнале ”Родина” 4.05.2002 – А.З.)
*****
Мне кажется, национальный вопрос – главный вопрос 21-го века и зачем убегать от этой темы. Мне кажется, что от осмысления роли русских в российской истории, роли евреев в ней, мы все равно не уйдем. Почему об этом не поговорить открыто? Я сам еврей, я с удовольствием такие разговоры веду. Во мне есть и русская половина, она определяет все мои поступки, а еврейская определяет все мои убеждения. Они находятся в жестком клинче между собой, я с удовольствием выслушиваю их споры…Я думаю, здесь обратная зависимость – национальность не определяет убеждения, а убеждения определяют национальность. (Из интервью на радио ”Свобода” 1 февраля 2004 года – А.З.)
*****
Нашим почвенникам, конечно, давно уже хотелось, чтобы евреев обругал кто-нибудь безусловно авторитетный. Кто-то, чьего авторитета не подорвешь. Не шизофреник Климов, не бездарный Личутин, не эзотерик-евразиец и не сектант-фанатик, а человек с мировой славой и безупречным прошлым. Даже Шафаревич не потянул – гуманитарии не могут оценить всей его математической гениальности. Теперь они вроде как дождались. В защиту русского ксенофобского почвенничества высказался человек, чьего авторитета, как полагают современные славянофилы, уже ничем не подорвать…
8 Первый том был, конечно, подступом: там доказывалось, что никто евреям особенно не мешал жить себе в России и чувствовать себя прилично. Погромов было не так чтобы уж очень много, а возможностей работать на земле предоставлялось сколько угодно. Но вот – не хотели они на землю, не чувствовали к тому таланта; во второй книге евреям опять ставится в вину тот факт, что они ну никак не желали пахать в Биробиджане и в случае чего его защищать. Отчего-то палестинскую землю они могут почувствовать своей, а русскую – не желают; наверное, хотят, шельмецы, в теплый климат. Правда, в Израиле слишком даже жарко и пустыня кругом… Наверное, это специфическая нелюбовь евреев к России: любую почву пахать они готовы, но вот эту – нет. Зато возглавить революцию, или оседлать перестройку, или занять командные высоты в русской культуре – это для них милое дело; и даже попавши в лагеря (иногда, случается, попадают туда и евреи) – они тут же устраиваются на лучшие места, “придурками” (!), и все потому, что свои своих тащат!
* Где один еврей устроился – тут же десятеро рядом. Подкормка идет с воли, денежки – ну и подкупают (начальники лагерей ведь тоже в основном евреи). А чтобы русский русскому помог – ни-ни! и денежек с воли не пришлют! Главное же – если и найдется честный еврей, который захочет не в санчасти где-нибудь греться, а на общих работах мучиться, – так его ж с обеих сторон и просмеют. И евреи не поймут, и русские не оценят. Потому – если ты еврей, то должен быть в месте теплом и хлебном, иначе не за что будет и ненавидеть тебя…
* Евреям пришлось стать в России и публицистами, и мыслителями, и революционерами, и контрреволюционерами, и комиссарами, и диссидентами, и патриотами, и создателями официальной культуры, и ее ниспровергателями, – потому что этого в силу каких-то причин не сделали русские. В силу этих же причин русские отчего-то не проявляют той самой национальной солидарности (не только этнической, кстати, – поскольку евреи ведь вообще не этническое понятие), которая так раздражает Солженицына в евреях… Серьезный исследователь задал бы в этой ситуации вопрос: отчего русские с такой легкостью перепоручили все свои главные функции этим неприятным евреям?! Ведь действительно неприятным: я всем сердцем ненавижу эти подмигивающие и подхихикивающие диссидентские компании еврейской молодежи, где ругают и презирают все русское, а сало русское едят. Раньше были варяги, тоже неприятные…
* Объяснений напрашивается два: либо русские хотят, чтобы кто-нибудь всегда был виноват, – и поэтому сами ничего делать не удосуживаются, а валят все в итоге на евреев. И царизм погубили евреи, и революцию – евреи же, и Советский Союз – они же. Либо – и это случай более сложный – русский народ вообще не заинтересован ни в какой сознательной исторической деятельности, потому что у него другая программа, а именно – азартное, садомазохистское самоистребление под любым предлогом… Тогда остается признать лишь, что евреи губительны не для всех народов, а исключительно для тех, которые не желают делать свою историю самостоятельно. Ну подумайте вы сами: революция, давно назревшая, да все не получавшаяся, – мы. Контрреволюция, то есть большой террор, – обратно мы. Атомная бомба, водородная бомба, НТР, авторская песня, кинематограф и даже патриотическая лирика – все мы. Кто двигает вперед русский стих и модернизирует прозу? Да обратно же мы; сколько можно!, Пастернак, Мандельштам, Бродский, Аксёнов, демонстрация в защиту Праги в 1968 году, что и сам Солженицын не преминул отметить… Богораз, Даниэль… Да что ж это такое! Почему Ельцина и Путина поддерживал еврей Березовский, а обличал еврей Шендерович?! Вам что, безразлична судьба вашего президента – если даже активнейший и мудрейший из русских, Александр Солженицын, только и нашел поговорить с Путиным, что о судьбе русских лесов?.. Разумеется, я мог бы много интересного понаписать о еврейской “двойной морали” – о космополитизме “на экспорт” и национализме для своих; и о “демократии” на экспорт при полном тоталитаризме для своих… Что есть, то есть.
* Такова заложенная в евреев программа, часто ими не сознаваемая, но тут уж надо уходить в метафизические дебри. Это и без меня есть кому сделать, хотя если кто заинтересуется – готов и я, в меру скромных способностей. Но здесь позвольте мне ограничиться рассмотрением единственного вопроса – или, если хотите, констатацией единственного факта: евреи сыграли такую, а не иную роль в русской истории потому, что в силу особенностей местного коренного населения им пришлось стать русскими. Русские по каким-то своим тайным причинам от этого воздержались. Возможно, их подвиг еще впереди.
*****
Отношение еврея к ассимиляции сильно зависит от меры его таланта в избранной области. Чем талантливей человек, тем естественней для него поиск широкого контекста – и, соответственно, масштабной конкуренции. Конкуренция для таланта – не бремя, а полезный, необходимый вызов, возможность более широкого и напряженного диалога. Чем мельче талант, тем сильней (и объяснимей) его желание сузить соревновательное поле, соотнестись не с планетарным, а с узконациональным масштабом. Центробежное развитие для таланта естественно, центростремительное – почти всегда насильственно… Всякое «местничество», «землячество», опора на имманентности – признак недостаточности масштаба: человек состоялся настолько, насколько сумел преодолеть эти изначальные данности или, по крайней мере, выйти за их рамки. Держаться за них – значит сознавать слабость собственных творческих потенций, всю жизнь ходить на помочах… Сама идея Израиля, которую часто пытаются выдать за возвращение народа на его исконную территорию, к его национальным святыням и национальному же образу жизни, представляется мне ложной, как всякое возвращение… Израиль совершенно необходим тем, кто может состояться только в Израиле; для тех, кому непосильна миссия народа в рассеянии, должно быть «место на земле». Однако абсолютизация такого выхода и пропаганда его – уже серьезная ошибка, хотя объяснима и она: чтобы бегство из рассеяния «на землю» выглядело героическим, нужно как можно громче кричать о единственности и божественной предначертанности именно такого поворота еврейской судьбы. Эренбург в 1922 году писал обо всем этом подробно, он же является автором знаменитой метафоры насчет соли и солонки: соль необходима, она растворена в мире, но собирать всю соль на одной почве – значит сделать ее бесплодной. Подобные вещи писал и Борхес – см. новеллу «Недостойный». Выбор Эренбурга, Пастернака, Бабеля и других сторонников ассимиляции вполне нагляден: они не потерялись в русском и мировом контексте и – более того – во многом сформировали его. Достаточно сравнить прозу и публицистику Жаботинского с творчеством этих авторов – и генезис его мировоззрения станет понятен. Призыв к отказу от ассимиляции – есть, в сущности, призыв к безнадежной и унылой провинциальности; собираться на Ближнем Востоке, чтобы на свете появилась еще одна ближневосточная страна, – непростительное отступление для народа, сумевшего превратить изгнание в подвиг и создать высочайшие образцы культуры именно благодаря внутреннему конфликту.
Разумеется, все сказанное предельно субъективно, и я хорошо представляю себе реакцию классического «русского израильтянина», обретшего в Израиле новую идентичность, на эти слова. К сожалению, такая реакция служит лучшим – и отнюдь меня не радующим – подтверждением моей правоты (Из беседы на сайте booknik.ru 21.05.2008 – A.З.)
*****
Пора назвать вещи своими именами: никакая иудео-христианская цивилизация (и уж тем более культура) не воюет в лице Израиля с антицивилизационным и ужасным арабским миром. Воюют два ближневосточных народа, одинаково жестоковыйных и непримиримых. Да, на многих из тех, кто воюет с израильской стороны, лежит налет той самой христианской культуры, которая для меня свята. Они свободно цитируют Бродского и Мандельштама, а также дружат с компьютером. Но этот налет цивилизации не делает их менее жестоковыйными — напротив, такая мимикрия в чем-то даже более опасна… Просьба к этим людям у меня ровно одна: не надо мне доказывать, что они защищают мои ценности. Не надо называть эти ценности иудео-христианскими. Не надо устанавливать связь между будущим Израиля и Европы… Не станем обозначать правых и виноватых, не будем дотошно выяснять, кто в каждом конкретном случае виноват в гибели мирных граждан… Я далек от мысли обвинять Израиль в чрезмерной жестокости и неадекватности ответа. Я об одном прошу: не пытайтесь внушить нам, что это наша война и что вы защищаете нас. (Из статьи «Не примазывайтесь!», журнал «Профиль», №10, 2009 А.З.)
*****
Важно не то, зачем в России опять понадобился антисемитизм: ясно, что эта тема вбрасывается всегда, когда нужно на кого-то отвести накопившуюся злобу. Америка в этой функции временно невостребована, Украина давно надоела, да и недостаточно она величественна, чтобы списывать на нее все наши проблемы. А евреи годятся, и эта тема вдобавок позволяет от многого отвлечься. Проблема в ином: насколько антисемитизм в России действительно актуален, насколько он распространен, действительно ли Толстой – как полагает Невзоров – высказал то, о чем думают миллионы. И тут мне хотелось бы несколько скорректировать термины: россияне охотно спорят об антисемитизме и даже поигрывают в эту игру, но реальных, что называется, бытовых антисемитов я среди них почти не встречал. Это как Василий Ливанов, отлично понимающий, что он грешит против истины и вкуса, но тем не менее говорящий Путину – даже, мол, не думайте уходить, вся Россия вам это внушает! А что Конституция подсказывает нечто иное, так это бог бы с ней, кто ее слушает. Так вот, Ливанов так не думает, не беспокойтесь. Ему просто нужны ощущения, которые он испытывает при таком общении с верховной властью. Точно так же и некоторые россияне любят порассуждать о том, что евреи во всем виноваты – есть какая-то гордость, какое-то легкое садическое удовольствие в постоянной угрозе погрома, – но вообще-то погромные настроения и сто лет назад были тут присущи ничтожному проценту народа, а сейчас они ему и вовсе чужды. Евреев почти не осталось, в употребление ими христианской крови никто не верит, чеченцы и китайцы выглядят гораздо более серьезной угрозой – короче, Россия вовсе не так озабочена мировым еврейством, как ей самой кажется. Еврейский вопрос для нее давно неактуален. Спровоцировать погромы никому не удастся, да похоже, что и не хочется.
Как-то машинально это все, честное слово. Россия даже радикального ислама не очень боится, потому что сосуществовала с мусульманами долго и мирно и всех уравнивал один государственный гнет. А еврей – да рядом с ним вся жизнь прошла, и среднестатистический россиянин прекрасно знает, кто тут сегодня хозяин жизни. Уж никак не Шендерович, не Макаревич, да и не я, грешный. Антисемитизм часто сравнивают со стыдной болезнью, но у сегодняшних россиян он протекает в легкой, хронической, почти незаметной форме. Не то беда, что россияне не любят евреев, а в том, что им евреи по фигу, как, собственно, и они сами.
Вот об этом зазоре между риторикой и практикой всегда надо помнить тем, кто предупреждает сегодняшнюю Россию о всякого рода рисках. В том и беда, что все это игры, третьесортный театр, в котором никто ни во что верит, и по любому Гамлету, по любой Офелии отлично видно, что в гримерке их ждет сумка с бледными сосисками. Антисемитствуют спустя рукава, патриотствуют вполсилы, неистовствуют вполнакала, и даже пассионарии Новороссии не скрывают своих истинных мотивов, хотя и повторяют все правильные слова. И это хуже любого антисемитизма, потому что погромщика можно переубедить. А есть такие, которым все равно, кого громить, и со временем они так же радостно кинутся топтать своих нынешних хозяев. И переубедить их не удастся, потому что не в чем.
Вот что бывает с теми, кто опирается на гопников, но понять этот урок они обычно уже не успевают. ( Об антисемитском высказывании Петра Толстого. Источник: «Собеседник» №4-2017 , 31 Января 2017 – А.З.)
Комментарий: В феврале 2007 года в Иерусалиме в рамках международной книжной ярмарки проходил фестиваль русской книги. Российскую делегацию возили по святым местам и достопримечательностям Израиля. Культурная программа чередовалась с выступлениями в разных городах. Но как бы писатели ни пытались склонить читателей на литературные темы, публика неизбежно возвращалась к вопросу: «Как вы относитесь к Израилю?» Дмитрий Быков сообщил, что, по его мнению, «Израиль – историческая ошибка», и «задача соли плавать в общем супе, а не собираться в одной солонке». Вот, что ответил ему Игорь Губерман по этому поводу: «Я слышал эту вашу теорию, и это, по-моему, херня, простите меня, старика. Вы говорите много херни, как и положено талантливому человеку. Наверное, вам это зачем-то нужно – может, вы так расширяете границы общественного терпения, приучаете людей к толерантности, всё может быть. Я вам за талант все прощаю. Но не задумывались ли вы, если серьезно, – что у евреев сегодня другое предназначение? Что они – форпост цивилизации на Востоке? Что кроме них, с их жестковыйностью и самоуверенностью, и долгим опытом противостояния всем на свете, – кроме этого никто не справился бы? Ведь если не будет этого крошечного израильского форпоста – и весь этот участок земли достанется такому опасному мракобесию, такой агрессии, такой непримиримой злобе, что равновесие-то, пожалуй, и затрещит. Вот как выглядит сегодня миссия Израиля, и он, по-моему, с ней справляется. Да и не собралась вся соль в одной солонке, она по-прежнему растворена в мире. Просто сюда, в самое опасное место, брошена очень большая щепоть. Евреи, живущие здесь, – особенные. От прочих сильно отличаются. Ну, и относитесь к ним, как к отряду пограничников, к заставе. Характер от войны сильно портится, да. Он хуже, чем у остальных евреев. Раздражительнее. Ну, так ведь и жизнь на границе довольно нервная. Зато остальным можно чувствовать себя спокойно…».
Торговлю и ремёсла в нашем крае развивали евреи. И следует сказать, что в этом направлении они значительно оживили наш край и принесли ему много пользы… Кузнецы, портные, сапожники были люди первой важности и уважаемы в сёлах. К ним приходили временами не только по делам их специальности, но и так себе: «поговрить с умными людьми», поговорить о разных делах и т. д… Евреи старались уменьшить цены на продукты, как в ремёслах, так же в торговле; они обходились мелочью, ибо физические потребности были у них очень невелики. Благодаря посредничеству всюду бывавшего еврея-скупщика, крестьянин сбывал на месте все свои продукты. А скупщик-еврей при всей своей большой работе был так же бедный, как его сосед – крестьянин, хотя еврей и водки не пил. Приписывать только одним евреям специальность торгового махинаторства и спаивания народа водкой – нельзя: мы хорошо знаем, как в великороссийских губернях славянские «купцы-кулаки» и «целовальники» эксплуатировали проживающих там селян в несколько раз больше, чем еврейский торговый класс наших селян.
*****
Mощная сила белорусской земли придала особый духовный и внешний облик белорусским евреям. Теперь они отличаются от всех других евреев…Не соответствуют истине заявления большинства антисемитов, что евреям не присуще чувство любви к той земле, на которой они живут. Утверждать такое – противоречить законам природы. Другое дело, что эта любовь отмечена особым трагизмом из-за надуманных преследований различными антисемитами и «жидоедами», стремящимися не только ограбить и уничтожить евреев, но при помощи различных кровавых наветов оклеветать и оплевать их душу, что делает любовь к земле, на которой они живут, нервной, болезненной и непонимаемой представителями других наций. ( Из литературно-исторического исследования «Евреи в Белоруссии» – А.З.)
Душа их (ассимилированных евреев – А.З.) была отрезана от своего народа. Кров их народа представлялся им чересчур бедным и тесным, чтоб поселить там свою широкую душу и, выйдя, искать великие дела вне его границ, они забыли свою стезю навеки. Единственная дань, которую они отдали своему народу, это – несколько капель крови при обрезании, после рождения, и холодный труп – в могиле на еврейском кладбище после смерти. Все остальное, все, что – между этим: свет их жизни, мощь молодости, избыток духа и изобилие силы, крик души и биения сердца – все сокровенное и дорогое, накопившееся в их крови силой поколений и заслугами предков, все это они добровольно принесли в жертву чужим богам. ( Из предисловия к книге о художнике Л.Пастернаке , Берлин 1923 – А.З.)
В своё время наверно умно был придуман лозунг: «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» Но если это верно для пролетариев, то для евреев – тем более… И когда они объединяются в Общинный центр всей Москвы и России, это становится интересным и перспективным. Вместе евреи могут сделать гораздо больше, сем поврозь. Это подтверждает история …Я считаю, что это вопрос философский. Потому что если говорить о графе в документе – это чисто канцелярский вопрос, но он же с подтекстом и определенным смыслом. А говоря о ней, имеем в виду национальность “еврей”. У моего институтского приятеля было в шутку написано “индей”. Вообще есть две точки зрения на этот вопрос. Одни настойчиво полагают, что графа эта должна быть, чтобы человек мог определить свое место в обществе через свою национальность. А другие, более пугливые, считают, что при помощи этой графы враги евреев могут их как-либо преследовать. Самое смешное, что эти обе точки зрения по-своему справедливы. В Америке у всех людей ведь этого ничего не написано, нет такой графы. И каждый по своему желанию может сказать, кто он. Допустим, из племени “кикуйю”, или швед, или русский. В обществе этот вопрос не обсуждается, потому что по конституции все нации, расы, вероисповедания абсолютно равны перед законом, и там это строго соблюдается. Мы тоже постепенно идем к этому, и скоро в России будет то же самое. Для этого достаточно, чтобы исчез государственный антисемитизм, потому что в народе антисемитизм корней не имеет, в русском я имею в виду. Я общаюсь с русскими повседневно, и они меня любят так же, как я их. Они не только лишены расовых предрассудков, но и вообще об этом не думают, ведь это не их вопрос.
Комментарий: Аркадий Вайнер был главным в литературном тандеме, хотя братьев Вайнеров невозможно было представить пишущими по отдельности. Аркадий любил пошутить: «Мой брат в сто раз красивее меня. Так что все женщины традиционно из нас двоих предпочитали его. А я опять возвращался в семью. Причем всегда в свою». Георгий подхватывал: «На самом деле мы близнецы-братья, но Аркадий старше меня на семь лет». В конце 2002 года Аркадия Вайнера избрали президентом Ассоциации общественных еврейских организаций России. Писатель возглавил объединение культурных, образовательных и религиозных еврейский организаций из 52 регионов России.
Я думаю – это (быть евреем – А.З.) не наказание и не награда, а высокая и трудная честь. Потому что каждый еврей евреем считается не по крови, с моей точки зрения, не по месту проживания, а от своего осознания, что он еврей – от Моисея и до сегодняшних дней. Это большая честь. Это – избранничество… Существует промысел Г-сподень. Никто, как евреи, не имели и не имеют столько тягот и сложностей в своей судьбе. И для преодоления всех этих испытаний в течение нескольких тысячелетий существования с Торой Г-сподь снабдил евреев большими талантами. Это – идея не шовинистическая, она подтверждается чисто статистически. Евреи – очень талантливый народ. При этом их еврейское избранничество не дает им никаких преимуществ, оно дает им только обязательства. Только тот, кто способен выполнить эти обязательства, становится настоящим евреем -избранником Б-жьим…
*****
Евреи, по идее, это те, кто верит в своё мессианское предназначение. Те, кто исповедует еврейство как образ мышления и образ жизни, знает, что их судьба зависят от Б-га и от них самих. ( Из интервью в газете ”Форвертс” (№ 573) 17 ноября 2006 года – А.З.)
Комментарий: Георгий Вайнер написал в соавторстве с братом Аркадием 152 книги, по которым поставлено 22 фильма, самые известные из них – “Часы для мистера Келли”, “Ощупью в полдень”, “Визит к минотавру” и “Место встречи изменить нельзя”. После выхода фильма Георгий и Аркадий на веки вечные стали знаменитыми, а теперь и вселенски знаменитыми – их книги продолжают любить и читать русскоговорящие люди, которые разъехались по всему миру.
* Двадцатые годы (и начало тридцатых), при всей их противоречивости, при всем их драматизме, однозначно вошли в историю как золотые годы русского еврейства. Подтверждением этому служит и тот факт, что ни в один другой период российской истории евреи не находились под столь ярко выраженной юридической защитой. Газеты регулярно помещали информацию об антисемитских проявлениях, сопровождая ее указанием на возбужденные уголовные дела, а то и на проведенные судебные процессы, закончившиеся обвинительным приговором.
Готовились аресты даже великих ученых с мировыми именами – Ивана Павлова и Владимира Вернадского. Самое поразительное: им и многим их коллегам вменялись в вину – через запятую – «антисоветизм, антисемитизм и черносотенство». Здесь важна не достоверность обвинений (они просто абсурдны, особенно в двух последних позициях), а сам их факт: антисемитизм рассматривался как угроза советской власти. Если те судебные процессы, о которых шла речь выше, как и обвинения академиков, проходили и делались публично и, значит, были рассчитаны и на какой-то пропагандистский эффект, то засекреченные уголовные дела по случаю антисемитских проявлений отражали не показушную, а подлинную политическую линию если и не всего партийного руководства, то хотя бы какой-то его влиятельной части. Именно под таким углом зрения надо рассматривать ставшие достоянием гласности лишь через шестьдесят лет дела сибирских писателей и поэтов есенинского круга, обвинявшихся главным образом и прежде всего в антисемитизме. Друзья Есенина, талантливые и самобытные поэты Сергей Клычков, Петр Орешин, Алексей Ганин не раз привлекались к уголовной ответственности за публичное проявление антисемитизма в кафе, пивных и других людных местах, где они величали посетителей еврейского происхождения не иначе как «паршивыми жидами». В обвинительном заключении по их делу говорилось, что они «ставили своей задачей широкую антисоветскую агитацию, обработку и антисоветское воспитание молодежи и враждебных к советской власти слоев населения , выдвигая в качестве конечной политической цели фашизм. Главной опорой в проведении поставленных перед собой задач группа избрала антисемитизм как способ обработки отсталых слоев в антисоветском, контрреволюционном духе». В конце концов все они были расстреляны, причем обвинения в антисемитизме и в финальном приговоре прописаны достаточно ясно. Судьба сибирских писателей Сергея Маркова, Николая Анова и самого даровитого из них Леонида Мартынова была чуть менее трагичной – они, к счастью, остались живы, хотя их московский собрат, поэт Павел Васильев и ленинградский – поэт Борис Корнилов были расстреляны. Всех их обвиняли в «русском фашизме», мотивируя это стихами и высказываниями антисемитского характера, подлинность которых они сами не отрицали: «Главной опорой для победы русского фашизма эта группа избрала антисемитизм как способ обработки отсталых слоев в антисоветском, контрреволюционном духе», – говорилось в обвинительном заключении. Высокодаровитый поэт Павел Васильев пострадал по крайней мере за действительный, не выдуманный следователями, антисемитизм, отчего доставшийся ему смертный приговор не становится, разумеется, менее бесчеловечным. Его друг, ленинградский поэт Борис Корнилов, несправедливо нес на себе эту печать вообще неизвестно за что – вероятно, всего лишь за близость к некоторым членам «сибирской антисоветской группы», особенно к Васильеву. Даже то обстоятельство, что его второй женой была шестнадцатилетняя Ципа Борнштейн, не спасло поэта от этого обвинения, которое, как видим, в разных городах и регионах страны считалось тогда одним из тягчайших: Борис Корнилов был расстрелян. В двадцатые годы за это посылали разве что в тюрьму, да и то смягчали наказание или совсем миловали, ссылаясь на невежественность предрассудков и на груз царского прошлого. В первой половине тридцатых никакое снисхождение уже не допускалось: «злобный антисемит» – под расстрел… Вряд ли такое зло с глубоко пущенными корнями, как антисемитизм, можно было искоренить приговорами. Даже самыми жестокими, самыми свирепыми, самыми кровожадными. Скажем с полной определенностью и без всяческих оговорок: никакого прощения власти за это злодейство быть не может. Но все же такая судебная политика (не приговоры, а именно политика) вполне определенно говорила об отношении к нему властей и вселяла в евреев, пусть иллюзорное и – по методам – подлое, чувство защищенности. «Золотой век» русского еврейства, возводившийся на крови и чреватый трагедией, длился недолго. (« Из ада в рай и обратно», 2003 – А.З.)
P.S. Здесь можно прочитать об Аркадие Ваксберге
P.S. Посмотрите фильм ”Реприза”. Автор сценария А.Ваксберг
Наше поколение воспитано в здоровом советском духе. О еврейской Катастрофе, о еврейской истории мы не знали ничего, зато знали много отличных анекдотов про евреев и умели их, затаившихся евреев, мгновенно распознавать. Наших детей мы воспитываем тоже в здоровом – то есть литовском – духе. Трагедия литовского народа – величайшая трагедия, его страдания – вот что главное, потому что это – наше. Массовому истреблению евреев в 1941 году посвящена коротенькая глава в учебнике для пятого класса. И довольно с них – они ведь даже по-литовски не говорили.
У меня есть культурные знакомые – им известно больше. В их глазах разгорается священный огонь ненависти, стоит только произнести слово “еврей”. Знаменитые актеры Молодежного театра, вынужденные играть в спектакле с еврейскими мотивами, все же не смогли заставить себя пойти в музей Модильяни в Париже, потому что у входа узнали, что… Знаменитый литовский путешественник и защитник вымирающих народов во время разговора неожиданно разбушевался: а, эти, да они правят миром, да я их… И как же наши интеллигенты намучились в поисках свежих впечатлений – даже в кино не пойдешь, там Чаплин, Хоффман и Спилберг. На воротах Вильнюсского гетто было написано: “Осторожно: евреи. Опасность инфекции”.
Интересно, что в Литве за двадцать шесть лет независимости изменилось все, лишь в отношениях с евреями со времен статьи Томаса1955), Венцловы “Евреи и литовцы”, написанной в 1978 году, не изменилось ничего. Только евреев не осталось – почти.
Во время крупнейшего в Европе истребления евреев были уничтожены девяносто пять процентов людей, до войны составлявших почти треть населения Вильнюса. Позже – огромная волна эмиграции. В Литве осталось три тысячи евреев. Кого будем обвинять, кого презирать через несколько десятилетий? Что, братья, дезинфицировать будем?
В Вильнюсе не жили ни мои предки, ни мои родители. Я здесь за несколько лет три раза переезжала – и все три квартиры покупала у евреев, которые отсюда бежали. Покупала дешево. Я воспользовалась их паникой и построила на ней свое благосостояние. И кто из нас жид?
“Литовское правительство – не антисемитское”, – сказал в одной телепередаче писатель Григорий Канович… и президент Бразаускас в Израиле покаянную речь произнес, а вице-мэр Вильнюса согласился дать разрешение перенести еврейские могилы с территории Дворца спорта в более спокойное место, если это будет сделано не на городские средства.
Политики должны вести себя разумно, то есть так, чтобы избиратели их еще раз избрали. Как бы мы ни выглядели при этом со стороны. А выглядим мы вот как: ни одного военного преступника, участвовавшего в истреблении евреев, в Литве еще не судили, и потому Центр Симона Визенталя предлагает бойкотировать юбилейные торжества в честь Гаона…В Вашингтоне была устроена выставка “Тайная история Каунасского гетто” – двести фотографий Джорджа Кадиша, он снимал через дырочку в пуговице пальто фотоаппаратом собственного изготовления. Кто заплатит за то, чтобы привезти эту выставку в Литву? Кто подтолкнет образовательный проект, посвященный Холокосту, издать тиражом в 15 тысяч экземпляров “Дневник Анны Франк” и учебники еврейской истории, предназначенные для литовских школ? Кому нужны три тысячи слабеющих голосов?
А если посмотреть на это, не думая ни про избирателей, ни даже про общечеловеческие ценности, только с прагматической точки зрения: какая была бы польза для государства, если бы мы сделали больше, чем обязаны и чем от нас ждут, и, может, по-другому, чем желает большинство избирателей… Если бы перенесли останки евреев на городские средства. Ведь они правят миром, разве не так? И тысячи этих правящих родом из Литвы. Даже в ЮАР восемьдесят пять процентов евреев – литваки. Нет, ответит мне истинный литовец, образ Литвы мы будем создавать репродукциями Чюрлениса и удачными бросками баскетболистов. И подумает про себя: а может, и ты сама, так сказать, если уж поднимаешь этот вопрос? Да. Мой прадед по материнской линии был рижский сапожник Серадзинский. (К сожалению, как я потом выяснила в архивах, он – поляк).
Моя родня – жертвы или нет?
Должна разочаровать подозрительных читателей – я обыкновенная литовка, у меня нет еврейской крови. И я не просто литовка, а улучшенная литовка, потому что отец моего отца Йонаса Ванагаса, старый Йонас Ванагас, – политзаключенный, осужденный за антисоветскую деятельность и полгода спустя насмерть замерзший в Карлаге. Вся его семья – ссыльные, отбывавшие ссылку в Красноярском крае. Я всегда гордилась дедом, который в Каварскасе спилил дерево, чтобы преградить путь отступающей Красной армии. И сорвал портрет Сталина со школьной стены. Соседи-литовцы, конечно, на него донесли, и он был арестован.
В Литовском особом архиве я прочитала секретное дело своего деда на 96 страницах, его показания и показания соседа, арестованного Советами вместе с ним, протоколы допросов и очных ставок. Подвиг Йонаса Ванагаса несколько померк в моих глазах, когда я нашла в деле сведения о том, что в годы немецкой оккупации он входил в комиссию, которая составляла списки евреев. Он в убийствах евреев не участвовал, на их добро не зарился, поскольку был достаточно богат. Свидетели на допросах говорили, что все десять евреев из Каварскаса, включенные в список, были в августе 1941 года отправлены в Укмерге. Сосед Балис, которого арестовали и допрашивали вместе с моим дедом, конвоировал этих евреев к месту казни, а в награду за это получил еврейский дом и 4,5 гектара земли. Так записано в деле. Мой дед получил от немцев двух советских военнопленных – работать на его участке. Вот такая небольшая полуживая награда.
Я не просто литовка, я – литовка, пострадавшая при советской власти. В глухие годы зрелого социализма нам, четырем двоюродным сестрам, молодым барышням, хотелось наряжаться и слушать битлов, а у нас не было ни джинсов, ни пластинок. Но у нас в Америке была тетя, папина сестра, а у нее – несказанно добрый муж Антанас. Мы отправляли им письма, перечисляя в них все, чего нам хотелось. Тетя была очень занята, она работала зубным врачом, а ее муж все советские годы ящиками присылал нам джинсы, пластинки и даже пломбы для зубов. И писал нам чудесные теплые письма. Подписывался почему-то не “Антанас”, а “Антоселе”. Родители нам сказали, что Советы ищут дядю Антанаса, и потому ему лучше своего имени и фамилии нигде не упоминать (ведь письма из-за границы читала советская госбезопасность). Моя тетя была счастлива, ее муж был прекрасным и честным человеком, истинным офицером, полковником армии независимой Литвы, потом, при немцах, начальником полиции в Паневежисе.
Вот оно что. Теперь, когда все присланные Антоселе джинсы давно сносились, когда нет уже ни его, ни тети, ни советской власти, теперь, когда пишу эту книгу, я уже знаю, чем занималась в годы немецкой оккупации литовская полиция в Паневежисе и других городах и почему советская власть так старательно его искала. Не нашла. Антоселе умер во Флориде, на берегу океана, в красивом доме, окруженном садом, где растет огромное манговое дерево. В одном из литовских городков ему поставлен памятник. К сожалению, его имя упоминается и в составленном евреями знаменитом списке пяти тысяч литовских палачей.
Так кто я такая, Рута Ванагайте? Славный потомок славных литовских героев или представитель народа презренных убийц, истреблявших евреев, и моя родня запятнала себя преступлениями перед человечеством?
Но ведь у меня была и мама. Она родилась и выросла в Паневежисе, в большом красивом доме с квартирантами, где ее воспитывала не только строгая мама, но и снимавшая у них комнату тетя Циля, которая преподавала немецкий язык в женской гимназии. Циля была немецкой еврейкой. Она бежала в Литву от нацистов? Скорее всего, да. Маме было четырнадцать лет, когда началась война, в Литву вошли немцы, и Танте, как любовно звала ее мама, спешно бежала из Литвы. Куда? Никогда, никогда, как ни разыскивала ее мама по прежним адресам, так и не удалось найти ее следов. В какую яму вас бросили, Танте Циля, в какую печь?
Моя мама потеряла не только тетю Цилю. В Паневежисе, на улице Антанаса Сметоны, и сейчас стоит дом под номером 47, мамин дом. А рядом, в соседнем доме, жила интеллигентная еврейская семья с единственным ребенком. Ицик был на год младше мамы. Все детство они играли вдвоем в мамином саду. Потом настал 1941 год, началась немецкая оккупация, и однажды соседская семья исчезла. В тот день люди видели, как из гетто гнали евреев, в тот день в лесу вблизи Паневежиса были расстреляны восемь тысяч евреев. Детей укладывали и расстреливали (или расстреливали и укладывали?) в отдельной яме. Там, совсем неглубоко, среди останков 1700 детей из Паневежиса, лежат и косточки Ицика.
Так кто же я? Может, тоже в каком-то смысле жертва, если моя мама во время Холокоста потеряла двух близких людей?
Я просто литовка, чьи деды и родители пережили и советскую, и нацистскую оккупацию. И я принимаю все трагедии своего народа, не разделяя их на свои и чужие, бóльшие и меньшие. Принимаю вину и утраты своей родни, не обвиняя и не приукрашивая того, что было. Хочу понять, что произошло, почему это произошло и с ними, и со всем моим народом. С моими литовцами и моими евреями в моей Литве. Хочу, чтобы это поняли, знали и помнили мои дети.
Мои милые соотечественники, если никто из ваших родных ни в чем таком не участвовал и даже не знал никаких евреев, подумайте вот о какой статистике: за время войны было уничтожено больше двухсот тысяч литовских евреев. Это пятьдесят тысяч домов, а еще – магазины, синагоги, школы и библиотеки, аптеки и больницы… Немцы забирали еврейское золото, выдирали зубы. А сколько по всей Литве в домах убитых евреев осталось другого добра: шкафов, кроватей, часов, простыней и подушек, ботинок и блузок, – все это, разумеется, не ваши деды хватали и везли возами, когда вещи выбрасывали в окна или по дешевке продавали на площадях местечек. Конечно, не ваши деды, а деды других литовцев, похуже. Но, может, вы, хорошие литовцы, знаете, где теперь эти антикварные кровати убитых? Кто на них спит? Какие видит сны? ( 1998 год, из еженедельника Ekstra žinios. Источник : Ru.Delfi – А
*******
Мне священник Ричардас Довейка сказал, что у меня перед носом закроются двери. Я с самого начала столкнулась с отрицательной реакцией – родные сказали, что я предаю родственников и являюсь Павликом Морозовым. Несколько друзей вообще отвернулись от меня – сказали, что мне платят евреи, и я предаю Родину. Мне нужно было много смелости. Я спросила у моих детей, которым 20 и 28 лет, писать ли мне такую книгу. Они сказали, что на 120% поддерживают. Но часть друзей предупредила меня, что я останусь без читателей, которые любят меня за книги об уходе за стариками и женщинах. Я подумала – почему я должна думать о коммерции. Я вижу, что больше никто такую книгу не напишет… Я сталкиваюсь с абсолютной паникой от учреждений власти до сельских жителей. За полгода я встретила всего несколько человек, которые не боялись. Даже с историками в парке на лавочке приходилось встречаться… Некоторых историков я не могу цитировать – они не хотят, один сказал, что отныне не будет читать лекции на эту тему – опасно… С Израилем помирились, чтобы он не поднимал эту тему. За это Литва поддержит Израиль в ООН. Это политика. Даже посол Израиля, увидев в Литве Зуроффа, сказал ему – чего ты сюда ездишь, будешь людям настроение портить. Даже еврейская община не поднимает эту тему, не поднимает ни Израиль, ни Литва, а очевидцев тех событий уже практически не осталось. И денег на исследования нет. Да, Бразаускаса осудили. Думаю, позже он жалел, что так поступил. Он обещал выявить и назвать убийц, но этого не сделали. Вот в 2012 году Литовский центр исследования геноцида жителей и сопротивления составил список из 2055 человек, которые, возможно, могли участвовать в геноциде. Список был передан правительству. Где он сейчас? Я пошла к вице-канцлеру правительства и сказала, что надо что-то делать с этим списком, ведь не может же он 5 лет лежать. Мне ответили – что бы мы ни делали, евреям все мало. И лежит этот список дальше…. Я прочла книги всех литовских историков – все утверждают, что Холокост наблюдался в провинции на территории всей Литвы. Мы думаем, что только в Панеряй – нет, вся провинция Литвы усеяна еврейскими могилами, люди были уничтожены. Это белое пятно в нашей историографии. Почему не исследовали? Есть лишь несколько историков, которые этим занимаются – мне сказали, пять человек должны работать 5 лет, чтобы выяснить, сколько литовцев участвовало в Холокосте. Нет пяти человек и 5 лет. Я с Зуроффом проехала через всю Литву – людям, которые видели и помнят Холокост, сейчас 85-90 лет. Сколько еще будем ждать? Весной я готовила конференцию, все историки говорили, чтобы я не приглашала Зуроффа – если он будет, они отказывались от участия, поскольку он может заплакать, начать драку. Мне стало очень интересно. Когда он приехал для участия в маршах неонацистов, я встретилась с ним. Я спросила у него, работает ли он на Путина, а он спросил у меня, делаю ли я еврейские проекты ради денег. Я ответила, что среди моих родственников были люди, которые, как я подозреваю, участвовали в Холокосте. Он сказал, что за 25 лет встретил в Литве первого человека, который это признал. Я сказала ему – вы нападаете на Литву, так давайте, сядем в мою машину и поедем по Литве, поговорим с людьми, посмотрим, кто прав. Поскольку я не знаю этого. Он согласился, поездка длилась три недели… Большинство людей говорили, только не соглашались фотографироваться и называть свои имена. Другие боялись – говорили, еще придут и убьют. Кто убьет? Литовцы! Они знают, что в большинстве случаев евреев конвоировали, охраняли или убивали отцы или деды соседей. Так они предают своих – соседей. Но помнят очень хорошо… Зурофф плакал на каждом месте. Мне приходилось ждать, пока он читал молитву. И я потом думала – под землей лежат тысячи костей, никак не обозначены эти места. Я потом не могла спокойно смотреть на литовские могилы. Казалось, всему придается слишком большое значение, все так театрально. Я читала протоколы об эксгумации – множество детей с неповрежденными черепами – значит, закапывали живыми. В книге есть свидетельство одного военного – отец ничком ложился в яму, прикрывая ребенка. Военного спрашивали – в кого первого стреляли – в отца или в ребенка? Ответил: “Что мы звери, что ли, стрелять в ребенка на глазах у отца?” Конечно, в отца. Ребенок ведь ничего не понимает”… Я помню, в советское время, когда лечили зубы, спрашивали – золото будет ваше или мое? Откуда у зубных техников было золото? Куда пропали все золотые коронки? Есть и еще более интересный момент. Я унаследовала от дедушки и бабушки антикварную кровать, шкаф, часы. Прочитала, что во всей Литве было около 50 000 еврейских домов, плюс синагоги, магазины, больницы. Куда пропало все это имущество? Вся Литва разбогатела. Я читала, что в Паневежисе вещи передали Драмтеатру, дому престарелых, женской гимназии, больнице, потом распродали жителям. Что не удалось продать – раздали бесплатно. Когда убили евреев, в Паневежисе было 25 000 жителей, вещей, оставшихся после убийства евреев было 80 000 – от постельного белья до чашек. Их раздали бесплатно. Значит, каждый житель бесплатно получил по несколько вещей. Моя бабушка из Паневежиса, кровать – из Паневежиса. Купила ли она ее? Не знаю. Носила ли моя мама что-то из той одежды? Все в Литве, у кого есть старинные вещи, можем задаться вопросом, откуда они взялись. Убийцам евреев обычно ничего не платили, они брали, что могли, несли продавать или выменивали на водку. Это было их вознаграждение. вечером они возвращались домой. У некоторых были дети – с работы приходили не с пустыми руками – приносили им то одежду, то еще что-то… Они туда пошли сами от нечего делать. Тогда была такая логика: давали поесть и пострелять. А еще можешь взять одежду, обувь, цепочки евреев, выпить. Римантас Загряцкас провел исследование – социальный портрет убийцы евреев – половина тех, кто убивал в провинции – безграмотные или окончившие два класса. Может, если бы Церковь заняла иную позицию или сказала, что надо выполнять одну из заповедей Божьих – может, это остановило бы их. Но Церковь промолчала или не призвала. .. В первую очередь, это были добровольцы – и белоповязочники, которые шли добровольцами. Некоторые утверждали, что за отказ грозили расстрелом, но есть лишь один факт – в Каунасе был расстрелян солдат, отказавшийся убивать, в долине Мицкявичюса. В особом отряде служили 8 учеников ремесленной школы – 16-17 лет. Наступил июнь, делать было нечего, они пошли поработать – им обещали вещи евреев. Лето закончилось, они ушли из отряда. Разве это насилие – сами пришли, сами ушли. В Литве говорят, что заставляли убивать, поили. Военный Ляонас Стонкус рассказал, что если видели, что у кого-то нервы не выдерживали, офицеры не заставляли стрелять, боялись как бы против них оружие не обратили. И не пили – давали после, вечером, или очень мало – боялись, чтобы командующих не постреляли. Можно сказать, что евреев убивали молодые, неграмотные и трезвые литовцы… В книге я не опираюсь ни на один зарубежный источник, только на то, что сказано жителями Литвы и историками. Полгода я провела в Особом архиве, читала дела, их исповеди. Кто скажет, что наших мальчиков пытали и только после этого они давали показания – это глупости, никто не говорит о пытках. Один убийца евреев жаловался на боли в плече, сделали рентген, выяснили причину, назначили массаж и парафиновые ванночки. Видно, слишком много стрелял. Во-вторых, работники НКВД были последовательными, точными, каждый рассказ убийцы евреев подтверждался еще свидетельствами 15 лиц, соратников. Совпадает каждая деталь. Все они умаляли свою вину. Когда спрашивали, сколько раз они участвовали в расстрелах, сначала не помнили, потом вспоминали какой-нибудь один расстрел, а на деле участвовал в 20 или 50. Все умаляли свою вину, поскольку не хотели сидеть. Многих НКВД после войны судил за конвоирование, а спустя 20-30 лет, когда выяснялось, что они и расстреливали, их снова арестовывали… Многие говорят – Литовский фронт активистов начал, временное правительство продолжило, а затем продолжили пособники нацистов: Кубилюнас, Рейвитис и др. В администрации Литвы работало 20 000 человек: полицейские, начальники полиции округов. Только 3% из них были немцами. Был запланирован процесс, осуществленный литовцами. Конечно, планировали не литовцы, но им говорили, они выполняли, делали все так хорошо, что потом в Литву везли расстреливать евреев из Австрии и Франции. В IX форте расстреляли 5000 евреев из Австрии и Чехии. Сюда их везли на прививку – евреи шли в ямы с засученными рукавами в ожидании прививки. Литовцы так хорошо работали, что батальон Антанаса Импулявичюса вывезли в Беларусь – там убили 15 000 евреев. Немцы были очень довольны… Их никто не заставлял расстреливать людей. Шли добровольцы – отчасти из-за распространенного антисемитизма… У нас было достаточно много сторонников Вольдемараса, националистов, которые были влиятельными офицерами армии. Многие убийцы евреев – авиаторы, соратники Дарюса и Гиренаса. При Сметоне с евреями можно было хорошо ладить, но когда пришли немцы, к ним примкнули литовские националисты, и все стало очень просто. А антисемитизм – все шло из Берлина, там чувствовалась рука Геббельса, литовцы это распространяли. Первая газета временного правительства Литвы “К свободе” писала, долой евреев, их трупы – наш путь к свободе. Об этом говорили по радио, писали в газетах. Хватило двух месяцев, тогда были созданы структуры. Без одобрения со стороны правительства Литвы и без потакания Гитлеру этого не было бы – надо признать, но мы не хотим, у нас именами Казиса Шкирпы и Юозаса Амбразявичюса названы улицы и школы. Нам потребуется 90 лет, чтобы признать свою вину. Скоро все умрут, а поколению моих детей будет интересно, только свидетелей уже не будет. Поэтому я и общалась со свидетелями, пока они живы. Пусть эту книгу никто не читает, может ее будут читать через 10 или 15 лет. Я выполнила мой долг перед родиной, хотя она об этом и не просила. Откуда можешь знать, что в здании, где сейчас находится известная Паневежская кондитерская компания раньше действовала известная во всем мире иешива – религиозная школа. Нет никакого знака. Сюда приезжали студенты и преподаватели со всего мира. – Как Вы думаете, какой была бы Литва, если бы не уничтожила своих жителей? – Думаю, у нас было бы больше ученых, великолепных врачей. Была бы серьезным государством. Но мы хотели расовой чистоты и их зубов. Участвовали ли мои родственники в Холокосте? Я не знаю. Дедушка участвовал в комиссии, составившей список из 10 евреев, а муж моей тети был командующим белоповязочников, работал в Паневежисе в охранных структурах. Я знаю, что вся полиция Паневежиса, под воздействием нацистов, участвовала в этом процессе. Я знаю, что ни один из них не жал на курок – иначе я не писала бы, мне было бы слишком тяжело. Холокост состоит из двух преступлений. Одно – участие администрации – составление списков и т.д., другое – убийство… В местной коллективной памяти евреев просто нет.
( Речь идет о книге «Наши» — об участии простых литовцев в массовых расстрелах евреев во время Холокостa. Одна из причин создания книги была высокий уровень антисемитизма среди простых литовских людей. Издатель вначале побоялся печатать книгу. . В конце концов книга вышла в январе 2016 года на литовском языке в издательстве Alma littera (Вильнюс). . Власти Литвы (где есть 227 мест расстрела евреев и каждый литовец может доехать до места расстрела за полчаса) боятся содержания книги «Наши», основанной на архивных документах и считают книгу угрозой национальной безопасности. . Книга вышла на русском языке под названием «Свои. Путешествие с врагом» в мае 2018 года в издательстве «Corpus».. Важная часть книги – “Путешествие с врагом”, в которой Ванагайте с известным охотником за нацистами Эфраимом Зуроффом отправляется в путь по местам, где убивали евреев и общается с оставшимися в живых очевидцами тех событий – А.З.)