Archive for the ‘14. Газетные публикации’ Category
Газета ”Форум” № 307 от 23 – 29 сентября 2010 года
Еврейская тема занимала значительное место в жизни и творчестве Василия Розанова (1856 – 1919), известного в своя время писателя, литературного критика и публициста, антисемитизм которого наиболее ярко выражен в книгах «Обонятельное и осязательное отношение евреев к крови» (1914) и «Сахарна» (1917-18). Как известно, в деле Бейлиса он занял сторону обвинения, за что и был изгнан из религиозно-философского общества (1914). Ему в глубине души хотелось бы, чтобы эта жертва младенца была принесена, т.к. это было бы настоящим религиозным действом. Исследовав убийство Андрея Ющинского, Розанов делает вывод, что мальчик стал ”жертвой ритуала и еврейского фанатизма”, имевшего для иудеев высший религиозный смысл. ”Как мало мы знаем еврейство и евреев! — делает вывод Розанов. — Мы ведь совсем их не знаем. Как они умело скрывают под фиговым листом невинности силу громадную, мировую силу, с которой с каждым годом приходится все больше и больше считаться”. У раннего Розанова можно найти благодушные суждения о евреях: ‘“Все европейское как-то необыкновенно грубо, жестко, сравнительно с еврейским…” — “И везде они несут благородную и святую идею “греха” (я плачу), без которой нет религии… Они. Они. Они. Они утерли сопли пресловутому человечеству и всунули ему в руки молитвенник: на, болван, помолись. Дали псалмы. И чудная Дева — из евреек. Что бы мы были, какая дичь в Европе, если бы не евреи”. — ”Социализм? Но ведь социализм выражает мысль о «братстве народов» и «братстве людей», и они в него уперлись…” Евреям, по В.Розанову, не свойственно обычное для других народов раскаяние, о чём он говорил неоднократно: “Мне печально, что столько умных евреев, столько гениальных евреев, наконец, скептических евреев, усомнившихся и в Христе и в Талмуде, ни однажды не заподозрили: «да уж нет ли огня возле дыма? Нет ли в самом деле чего-то мучительного от нас для народов, начиная от Египта». И вот, что они никогда даже не подняли этого вопроса, кажется мне, простите, бесчестным… Навязчивость евреев и вечное их самовосхваление и вседовольство — отвратительны. Вот этой оглядки на себя, этих скорбных путей покаяния, которые проходили все европейские народы, у евреев никогда не было. Никогда”. Розанов часто был противоречив и непоследователен во всём, в том числе и в отношении к евреям. По мнению Розанова (”Апокалипсис нашего времени”, 1918), ”евреи – самый утончённый народ в Европе. Только по глупости и наивности они пристали к плоскому дну революции, когда их место – совсем на другом месте, у подножия держав…”. В то же время антисемитских гневных тирад у Розанова предостаточно, благо он их не стеснялся, даже гордился ими. Дальнейшее их цитирование просто нецелесообразно, учитывая тематику нашего исследования. Однако, убеждённый евреененавистник незадолго до смерти, испытывая ”угрызения совести”, покаялся. Просил сжечь свои книги, содержащие нападки на евреев. Писал покаянные письма еврейскому народу (См. Э.Ф.Голлербах «Розанов. Жизнь и творчество»,1922): ”Страшны, конечно, не пороки евреев; кому опасны пороки? В пороках сам сгниёшь. Страшны их (евреев) колоссальные исторические и социальные добродетели. Вот, что мне жжёт душу. Не могу никуда уйти от этого жжения…Я за всю жизнь никогда не видел еврея, посмеявшегося над пьяным или над ленивым русским. Это что-нибудь да значит среди оглушительного хохота самих русских над своими пороками…Я часто наблюдал удивительную, рачительную любовь евреев к русскому человеку и русской земле. Да будет благословен еврей! Да будет благословен и русский!…Живите, евреи, я благославляю вас во всём, как было во время отступничества (пора Бейлиса несчастная), когда проклинал во всём…На самом же деле, в вас, конечно, “цимес” всемирной истории… Я нисколько не верю во вражду евреев ко всем народам… Благодарную и великую нацию еврейскую я мысленно благославляю и прошу у неё прощения за все мои прегрешения, и никогда дурного ей не желаю и считаю первой в свете по значению”. Многие авторы склонны рассматривать эти слова В.Розанова как итог его размышлений на данную тему, как признание собственной “антисемитской” неправоты. Справедливости ради, следует сказать, что, по мнению некоторых исследователей, сей документ – это прежде и больше всего тактический ход бессильного умирающего человека, заботящегося о собственной семье и надеющегося, что еврейская община обеспечит благополучное существование семье писателя за счёт издания его сочинений.
Всю жизнь я уверенно врал, что живу без комплексов. Нету никаких комплексов: я сильный, независимый, высокий, здоровый, я нравлюсь людям, и я ни разу не слышал призывов бить меня, чтобы спасать Россию… На эту же милую тему помню свой собственный крик-скандал, который поднял на бывшую жену 21 год назад… Собрали в школе родителей: дочь шла в первый класс, и вот учитель-старичок просит заполнять анкеты… Ясно даже младенцу, что советский народ завтра откажется строить свой любимый коммунизм, если я сегодня откажусь назвать национальность моего ребенка. Скандал я поднял из-за жены. Она требовала писать “русская”, хотя наши родители, кроме ее мамы, были евреи. Мне стыдно не того, что мы написали неправду. Мне стыдно сегодня, что я не настоял на своем 21 год назад, потому что я втайне радовался за дочку. Как говорили истинно верующие: “Не мы, так хоть дети детей наших”…
* Отец рассказывает… “В 1952 году, в разгар “дела врачей”, – срочное собрание в издательстве. Директор по-деловому опрашивает всех завредов: сколько у нас евреев? “Наверху” требуют отчета, вы понимаете. И я, единственный еврей из зав. редакциями, тоже киваю. Тоже понимаю. И спокойно отвечаю: 33 и 3 десятых процента евреев в моей редакции. А представь себе, что я, как честный человек, стал бы кричать, возмущаться, вышел бы из партии, вышел бы из себя – глупо, самоубийство! Что было делать?.. ” Что было делать…
* Мы все, повязаны особым видом независимости: мы не зависим от культуры. А чем выше забрался – тем больше независимости. А если уж начальник – скрытый еврей… пиши пропало. В киностудии “Экран”, где делали телефильмы, все сотни, тысячи работников знали, что главный редактор – скрытый еврей. Фамилия вроде на “ин” кончается, но с этого все и начинается… Вдвойне подхалим перед высшими чинами, вдвойне суров со своими, вдвойне хитер и осторожен, а уж как бдителен в национальном вопросе – это я и на своей шкуре познал. Режиссеры жаловались по секрету: лопнул наш роман, не дают мне тебя на главную роль, говорят, главный запретил… ты меня не выдавай, но это не мы зарубили твое участие в фильме (то есть не киногруппы в Москве, в Киеве, в Молдове, в Свердловске) это он, главный… но если ты меня выдать – сам знаешь, что мне будет… Вдвойне советским был А. Чаковский – особенно когда его газета “Литературка” выступала против мифологического “сионизма” или утопической “израильской агрессии”. Прелестный анекдот был на тему лицемерия евреев-начальников. Валентин Зорин как-то в Вашингтоне, отдыхая от гневных трудов по разоблачению дяди Сэма, беседует с большим человеком – Генри Киссинджером. Слово за слово, заговорили о национальном вопросе в СССР. “А вы кто по национальности?” – спрашивает Киссинджер у Зорина. “Я – русский. А вы?” – “А я – американский”, – ответил нескрытный госсекретарь. … Была зима застойного времени. Где-то 75 – 77-й год, допустим. В Переделкине – огромные белые сугробы. Мы гуляем по узкой тропинке. Андрей Вознесенский полушутя перечисляет великих поэтов XX века и подводит весело итог: мол, из настоящих гениев России чистокровных осталось только двое я и Володя Высоцкий. Тут он услышал мое возражение (“огорчу тебя, Андрей, – ты в полном одиночестве”) и от изумления упал в сугроб. Я рассказал тогда же этот анекдот Высоцкому, он не засмеялся, только улыбнулся… Но всерьез выразился абсолютно согласно и с моим тогдашним правилом: я не могу себя считать никем другим, я только русский – по языку, по чувствам, по работе, по мыслям и по всему. Если бы мы жили в нормальной стране, а не в “стране рабов, стране господ”, вопрос этот считался бы идиотским или сволочным: “Кто вы по национальности?”…
* Я искренне, до глубины души ощущал себя до недавнего времени русским (а если и евреем, то примерно настолько же, насколько и татарином, армянином, цыганом). Но вот мой приятель физик Саша Филиппов из-за своих смуглых черт лица и из-за повышенной нервозности строителей коммунизма в Обнинске был кем-то назван евреем. И Саша, зависимый от культуры человек, устыдился отрицать заведомую неправду. “Да, я еврей. А что?” И Виктор Некрасов, истинно русский интеллигент, не отрицал, когда его “обвиняли” в еврействе. “Зачем, Виктор Платонович, – спросил я еще в Киеве в 1971 году, – ведь это неправда?” (По известной традиции диаспоры, я втайне льстил себя надеждой прибавить к “нашему полку” еще одного великого человека.) “А при чем здесь, скажи мне, правда или неправда, если я еврей для них за мою речь у Бабьего Яра? Если они евреем называют любого, кто против них? Любого, кто на них не похож?” И Виктор Платонович был тысячу раз прав, ибо когда антисемитизм вылез из подтекста в речи наших самодеятельных фашистов, там сразу зазвенели имена приговоренных к еврейству Сахарова, Лихачева, Евтушенко, Черниченко, Карякина, Старовойтовой… Видный советский антисемит С. Лапин, самодержец телевидения, удивлял “интеллигентов” своим многолетним пристрастием к режиссеру А. Эфросу. “Как это так – Лапин, и вдруг такая любовь к еврею?” Но в этой паршивой игре Эфрос для Лапина не был евреем, для него как раз Любимов, Высоцкий, Визбор, Окуджава, Галич – эти да, эти евреи, “невзирая на лица”… Георгий Товстоногов отлично знал, по каким случаям он был для них “евреем”, а по каким – “русским”. И Олег Ефремов знал, за что и когда впадал в “еврейство”, а за что – подымался до “высокого” звания “свой”… Мой друг, художник, в тяжкие дни таганской сумятицы, выразил свое потрясение А. В. Эфросом особым образом: “Как же он мог, будучи евреем, дать себя так провести? Ведь он кинул кость антисемитам!” И я лишний раз поразился мудрости художника, когда через месяц после моей мрачной речи в день “коронации” нового главрежа мне пришло вдруг по почте письмо. Авторы письма в грязных выражениях, хотя и белым доморощенным стихом, сообщали, что я – герой ордена Георгия Победоносца, чтобы я ничего не боялся отныне, ибо Бог Руси Великой – с нами, и он поможет нам в борьбе с… жидовским поросенком… топчущим своими… словом, мерзейшая галиматья. Так сомкнулись верхний и нижний уровни. Властители партии и народа даровали, кому хотели, титулы “своих” и “чужих”, а теперь и самые низы черносотенного дна объявляли “чужого” меня – “своим”, по прихоти паршивых игрищ.
* Мне стыдно за мой стыд – называть имена дедов: Моисей Яковлевич и Лев Аронович. Я был рад услышать от коллеги коего отца, что, когда в институте, на совете, кто-то из кураторов “сверху” подчеркнуто произнес одобрение “профессору Смехову Борису Михайловивичу”, отец резко отозвался с места: “Моисеевичу!” Я помню, на закрытом обсуждении караемого спектакля “Послушайте” начальство испытывало затруднения ввиду внепрограммного присутствия на стороне обвиняемого маститых писателей В. Шкловского, С. Кирсанова, Л. Кассиля. И два ляпсуса в речах того дня. Первый. Лев Кассиль, забыв, с кем имеет дело, вместо принятого за правило условия – только хвалить, только оборонять, оставляя критику для “своего круга”, вдруг к 2000 слов в защиту спектакля прибавил два слова сожаления: мол, а вот тут бы лучше не в темных красках, а посветлее… Боже, что случилось с начальниками! Один за другим вставали и кляли, поносили премьеру – уже не от своего, а от имени “классика советской литературы”… И тут вскипела, вскочила Зина Славина, импульсивная актриса: “Эх-х!!!” И все замолкли от трагического вскрика. “Эх! – повторила Зинаида и прожгла взглядом классика. – Эх, Лев Абрамович, Лев Абрамович! А я думала, вы – Кассиль… ” На эту игру слов ответить было нечем, поэтому объявили перерыв. А второй ляпсус случился после перекура, когда, призывая себе в помощники писателей, круглая, бодрая начальница обратилась было с нежностью к Кирсанову: “Ну вот вы скажите, вас ведь так уважают советские читатели, Семен Александрович… ” Ее перебил не крик, а визг Кирсанова: “Исаакович! Исаакович я, гражданка!” И “гражданку” выбросил, подчеркнуто картавя, и сдвоенное “а” в отчестве раскатил, как учетверенное – тут и села чиновница, потеряв надежду сделать “чужого” – “своим”. Теперь мне не страшно – и молю Бога, что навсегда: теперь я могу громко сообщить, что бабушку мою звали Рахиль Яковлевна. И когда в 1949 – 1950 годах вся семья теснилась за столом у деда и все старшие переходили на шепот или на идиш, и мы с двоюродным братцем раздражались на их чересчур активные перебранки, совсем не вникая в секретные глупости взрослых, из этих времен врезается в память громкая фраза бабушки: “Господи! Дети мои, будем молиться за несчастных идн! Я не верю, чтобы после Гитлера опять такое повторилось! Будем молиться, у нас есть один, на кого надо молиться: это Сталин. Нет, он не даст нас в обиду, он услышит, что нас опять хотят уничтожить, он узнает, он накажет, другого у нас нет: он любит идн, у него Лазарь – из самых близких друзей… ” Для непонявших: это был пик “космополитизма”, то есть “борьба с инородцами”, слово “идн” (так я его слышал) – означает как раз этих инородцев: а слово Лазарь – не из Библии, а из преисподней, ибо так звали Кагановича. Каганович, Сталин, Берия, Суслов, Маленков, Жданов – все они одной национальности – бандиты, а кем по вероисповеданию были их предки, глупо и смешно брать в расчет. Впрочем, все равно берут, но не из соображений интернациональных, а исключительно – из антисемитских. “Евреи, евреи – кругом одни евреи… ”
* Комплекс аллергии к начальству, боюсь, никогда не пройдет. Жизни не хватит. А вот еврейский вопрос, кажется, получил в моей душе окончательный ответ. Признаюсь, я изжил мою болезнь – в Израиле. Я был там дважды, и этим все сказано. Пелена страха и вранья спадает сразу, как только ты восходишь к Иерусалиму. Если Бог внушил тебе разум – ничего другого не требуется. Это такой город, это такая земля. Кстати, я вот что слышал в Израиле о евреях. Эта тема никого здесь не трогает. Израильтяне говорят: это ваши проблемы – тех, кто в диаспоре. Израильских зрителей нельзя привлечь в театре ни анекдотами, ни новеллами на “проклятую” тему. Нет такого вопроса – есть прекрасная страна с тысячей собственных проблем. В том числе – как обустроить русских. Здесь называют себя как раз “по Киссинджеру”: русские, американцы, марокканцы, голландцы… в Израиле такое тепло между людьми и такая красивая игра пейзажей, храмов, пустынь и гор – я вернулся в Москву и не заметил, что меня обокрали: я остался без комплекса еврейской неполноценности. Правда, у меня взамен не возникло особого гонора или, как пишут, “чувства национальной исключительности”. У меня только укрепилась вера в то, что хороший или плохой человек, добро и зло, талант и бездарность, щедрость или жадность – все эти понятия никаким пунктам никакой анкеты не отвечают, как не имеют национальной (или географической) окраски ни жизнь, ни смерть. (Из статьи ”Комплексы мои дорогие” в «Независимой газете» ?163, 18.12.1991 – А.З.)
*****
Это очень непростой для меня вопрос. С одной стороны, меня лично это долгое время не касалось, поскольку (как мне объяснили совсем недавно) для слуха антисемитов моя фамилия звучала как-то ублажающе. С другой стороны, бьют не по паспорту, а по морде. Потому носом меня попрекали тоже. Но чего-то острого и страшного все же не было — Б-г наше семейство миловал.
Мой папа, которому 10 января будет 92 года, работал в Госплане, был ученым — экономистом и математиком. Ему. В этой связи очень и очень интересным представляется его обращение к иудаизму — он даже написал книгу «Коль нидрей» [молитва, с которой начинается Йом Кипур и которая позволяет грешникам молиться вместе с праведниками, — А.З.], само название которой во многом символизирует и объясняет его возвращение к вере отцов. А начиналось все в Гомеле — почти все Смеховы оттуда. Вокруг было религиозное еврейство и хедер, который отец посещал в раннем детстве. Потом закрутился сюжет уже советской истории, и отец оказался вписанным в заглавные строчки этого сюжета: Госплан СССР, война, возвращение с войны, должность заведующего сектором Госплана… а в это время уводят в ссылку людей даже с нашего этажа на 2-й Мещанской… И все это — еврейский вопрос. Но его все время, когда мудро, а когда наивно, старшие заглушали перед младшими.
Потом уже, когда стал постарше, стал свидетелем самостоятельных «разборок». Мой собственный характер, наверное, не шибко защищен премудростью, знанием и умом, и потому я как-то воспринимал происходящее в благополучном свете. То есть то, что я видел в театре на Таганке (казалось бы, в таком театре!) и, по идее, должно было меня ранить, будто бы и не замечалось мною. Понимал я это только задним умом. Абсолютно русская черта — быть крепким задним умом. Вот и я каким-то образом подцепил эту «бациллу». И то, что меня окружали антисемиты, понял гораздо позже. Ведь предполагалось, что это культурное заведение…
Особенность репертуара и могучий дар любимовской школы собирали людей не по национальному признаку. И любимыми друзьями театра были, в равной мере, и Карякин, и Давид Самойлов. Высоций и Окуджава тоже различий не видели. Как и мы. Антисемитизм существовал, но в неком приглушенном виде. Разумеется, я знаю кто есть кто, но почему-то на этом не зацикливаюсь. Недавно я поздравил в газете одного замечательного артиста с юбилеем. А когда на одном застолье предложил выпить за его здоровье, половина стола отказалась. Эти отказавшиеся, среди которых были и русские, сказали: «Мы знаем, что он — антисемит». А в наших с ним отношениях это никогда не сквозило… Не знаю… Еврейский вопрос — это масса слухов, обилие поворотов и буйство красок. Существует и такая огромная составляющая этой проблемы, как «еврейский антисемитизм». Но это уже тема для другой беседы. (Из выступления на творческом вечере в израильском культурном центре 2.12. 2003 – А.З.)
****
Я осознавал себя, понимал себя, когда в 47 – 48 году вся семья, все детишки собирались на еврейские праздники, и мой дед Лев Аронович Шварцберг делал вид, что не видит, как я ворую мацу. И я выпивал кагор, который использовали как вино для кидуша. Все это мое, со мной. А потом, когда слушали новости по радио, бабушка громко говорила дедушке: «Лазарь Каганович не даст нам пропасть!» Потом выяснилось, что надежды на злодея были напрасны. Я – еврей, и это пожизненно. Мое образование в области антисемитизма все время развивается. Оно не ослабевает, не останавливается. Антисемитизм – большой университет. Я хорошо знаю, что в старом кавказском анекдоте про «берегите евреев» есть большой смысл. И еще знаю, что антисемитизм может приглушать свой звук, но никогда не остынет, не иссякнет окончательно. Он бывает немодным, но забыть о нем нам не дадут. Вернут его с того света. Дадут нам его почувствовать. Один знаменитый режиссер, когда в Москву приехала израильская делегация, сказал: «Мы же с вами родные». А я ответил: «Пожалуйста, не примазывайтесь! Я – коренной еврей, вы – коренной антисемит!» Я многому научился. Оголтелый антисемитизм «половинок», наполовину евреев, – вот еще одна ступень образования, еще одна классная комната, еще один феномен… Я дважды изгой – как актер театра на Таганке и как еврей! (Из интервью на сайте Jewish.ru 30.03.2009 – А.З.) Sem40. ru Блог Анатолия Зеликмана
Газета ”В новом свете”, 2-8 ноября 2001 года.
Алаверды!
Уважаемый Евгений Гик! Позвольте внести свой вклад в неисчерпаемую кладезь памяти о шахматах и шахматистах. Возможно, эта история заинтересует и читателей. Речь идёт о том, как Ворошилов спас Ботвинника во второй раз. В первый, как я понял из Вашей публикации, это произошло в 1948 году. Так вот. В конце 50-х мне посчастливилось присутствовать на лекции Михаила Ботвинника ”Энергетика шахмат” в Ленинграде на открытой театральной площадке Летнего сада. Михаил Моисеевич совсем недавно взял реванш в поединке за звание чемпиона мира с Василием Смысловым, завершился матч-турнир претендентов в Портороже, где вне конкуренции был искрометный Михаил Таль.
Ботвинник рассказывал о первых чемпионах мира, о роли шахмат в обществе, о собственной системе подготовки к соревнованиям. Запомнилось: ”Полгода – работе, полгода – шахматам”.
Чемпион мира хорошо отзывался о человеческих и профессиональных качествах Смыслова, но добавил, что для него, Ботвинника, предматчевая обстановка была неблагоприятной: чувствовалась заинтересованность определённых околошахматных кругов в конечном результате и, кроме того, в его адрес поступило несколько анонимных писем антисемитского содержания – с оскорблениями и угрозами. В этих условиях он было решил отказаться от матч-реванша, но случилось непредвиденное…
К очередному Дню физкультурника многие известные спортсмены были награждены правительственными наградами. И вручая Ботвиннику орден Ленина, К.Е. Ворошилов, бывший в ту пору Председателем Президиума Верховного Совета СССР, спросил у него о подготовке к матч-реваншу. А услышав о намерении отказаться от игры, сказал, что негоже советскому человеку сдаваться без боя. Дескать, вы должны играть и победить. Мы вам верим. Так Ботвинник вернулся в большой спорт.
Несколько отвлекаясь от темы, скажу, что на той лекции, говоря о перспективах юного тогда Фишера, Ботвинник назвал его одарённым шахматистом, фанатиком, который, по его мнению, вряд ли станет чемпионом мира ввиду того, что тот не имеет высшего образования и не обладает достаточно высоким интеллектом. Через несколько лет Фишер блестяще опроверг этот не совсем корректный прогноз. Но речь, как я заметил, не об этом.
Ваш читатель Анатолий Зеликман.
Газета ”Форвертс” № 333, 12-18 апреля 2002 года. Рубрика ”Прямая речь”.
Будем помнить!
Как еврея, как бывшего минчанина и, наконец, как обычного порядочного человека, которым я себя, -надеюсь, не зря – считаю, меня взволновала очередная публикация о Минской Яме и сообщение о том, что в Нью-Йорке состоялся траурный митинг, посвящённый 60-летию расстрела пяти тысяч евреев в один мартовский день1942 года. Многие мои близкие, не успевшие вырваться из ада, погибли не там, а в Бобруйске. Но разве это что-то меняет? Судьба евреев на оккупированной территирии была одинаково печальна. Мне, пятилетнему, посчастливилось покинуть город с родителями буквально за два-три часа до прихода немцев. Последние тридцать лет моей жизни (я уехал в благословенную Америку – дай, бог, ей процветания и впредь на долгие годы – в 1995-м) прошли в г.Минске. Ежегодно 9 мая, в ясный день или непогоду, вместе с другими евреями и неевреями я приходил на Яму, чтобы почтить память безвинно убитых . Одновременно это была демонстрация солидарности и единства народа, протест против антисемитизма в Белоруссии, в стране, в мире. Последним обстоятельством власть была крайне озабочена. Приведу несколько фактов. Местные газеты, такие как ,например, « Советская Белоруссия» и « Вечерний Минск» (попутно отмечу, явно антисемитские по содержанию и убеждению), как правило, в апрельских выпусках сообщали, что в такие-то дни и часы мая месяца у памятных трагических мест, в парках и скверах столицы состоятся траурные митинги, в том числе возложения венков, минуты молчания…Так вот, о Чёрном еврейском обелиске на Минской Яме никогда не упоминалось. Однако люди стихийно с раннего утра шли к Яме, шли, «со слезами на глазах». А дальше – выступления ветеранов, родственников уничтоженных, поминальная молитва на идиш…Кэгэбешники и дружинники, непременные участники события, пытаются вырывать из рук читающих листочки с текстом, а когда это не удаётся, включают бравурные песни громкоговорителей, установленных на легковых автомобилях. Только чтобы не было слышно о евреях – героях войны, о белорусах – праведниках мира и неправедниках (к сожалению, таких было значительно больше), о существующем антисемитизме в стране так называемого интернационализма. Заводилой траурных митингов был известный многим в Минске и за пределами eго многолетний отказник и, как тогда говорили, диссидент Лев Овсищер, ныне живущий в Иерусалиме почётный полковник Армии обороны Израиля. Помню и его помощников, например, Евгения Геллера, автора ряда интересных публикаций в ”Форвертсе”.
С середины восьмидесятых (браво, Горбачёв!) отношение власти, в том числе и властителей дум-интеллигенции, писателей, к Яме постепенно менялось. У обелиска присутствовали, а иногда даже выступали деятели белорусской культуры, известные правозащитники. От районного исполкома стали возлагаться венки, официально объявлялась минута молчания. Со временем всё пришло в нормальное русло: право евреев на память и открытое поминовение погибших, наконец, было признано. И уже после моего отъезда на Яме был установлен мемориал из фигур, спускающихся вниз, навстречу смерти. Трагедии народа нет конца. Будем её помнить!
Анатолий Зеликман,
Эден Прэйрие, Миннесота
Газета ”Форвертс”, № 343, 21-27 июня 2002 года. Рубрика ”Прямая речь”.
Чужие среди своих.
Испокон веков мы, евреи, живём среди нелюбящих или ненавидящих нас людей и нелюдей. Ненавидящих не потому,что мы, якобы, убили Христа (кстати, извините за кощунство, как сектант он заслуживал какого-то примерного наказания), а только потому, что подспудно, в подсознании окружающих существует зависть к нашему необычному, трудолюбивому и неглупому народу, выглядевшему несколько иначе и способному иначе мыслить.Наш народ выжил, пройдя через фазу принудительной ассимиляции огнём, мечом, и в настоящее время находится в стадии ассимиляции добровольной или добровольно-принудительной. К сожалению, эмансипация евреев, осуществлённая практически во всех странах де-юре, а не де-факто ( за исключением, пожалуй, Соединённых Штатов ), не только не уменьшила процессы ассимиляции, а, наоборот, ускорила их. Сохранению народа отнюдь не способствуют смешанные браки.Можно с умилением относиться к фразе ”любовь зла”, но в данном случае это:любовь – зло. Такие браки, как правило, плодят детей без национального еврейского самосознания. А крещение евреев? Его причина как в прошлом, так и в наше время – желание любой ценой достичь своей цели, улучшить материальное положение, поднимаясь по служебной лестнице, а также обезопасить себя и близких от участи еврейского народа. Насколько это кажется банальным и оправданным в личном плане, настолько является пагубным для нации в целом. Для меня неприемлимо сюсюканье автора статьи ”Папой ему не быть” о милом его сердцу и всей католической компании архиепископе Парижа Аароне Жане Мари Люстигере. Я считаю его ”праведником мира наоборот”. По крайней мере в отношении к своим близким. Вслушайтесь в откровения новоявленного католика, еврея – выкреста: ”Родителей, как и всех евреев, обязали носить жёлтую звезду …Меня приняли учиться в духовную семинарию отцов кармелитов… Это меня спасло – мама не носит жёлтую звезду – её арестовали…По-видимому, мама погибла в Освенциме…” Какое уж тут угрызение совести?! Предательство объясняется так: ”Это Господь решает, кем мне быть, а я уж решаю после Него…” Господин Аарон (наверное, правильней Арон?) , Папой вам действительно не быть. Не дослужились, да и не заслужили! По общечеловеческим качествам.Ваша мнимая любовь к Израилю – кощунство. Принятие христианства пастернаками и бродскими, менями и коржавинами, галичами и прочими (да простят меня сердобольные интеллигенты, евреи и неевреи, за прописные буквы, которые, по моему мнению, здесь уместны) их, мягко говоря, не красит. Не сомневаюсь, что наедине с собой они это понимали и понимают, потому что ощущали и ощущают свою ущербность как в обществе иудеев, так и в обществе христиан. Вот уж поистине – свои среди чужих и чужие среди своих!
Принятие христианства, если измерять по большому счёту, никого из экс-евреев не спасло. Сколько выкрестов было в жизни оскорблено, а сколько уничтожено…Почитайте, какую убийственную характеристику дал Карлу Марксу Бакунин в своих воспоминаниях о нём только потому, что тот был евреем. Кроме того, как это ни удивительно, многие из предавших еврейскую нацию и религию становятся антисемитами. Нет ничего отвратительней, чем выкрест – антисемит. Позвольте закончить своё письмо в рифмованной шутливой форме, хотя лично я думаю, что в данной шутке есть только доля шутки:
Люблю евреев я. Жидов в законе.
Я оскорблять их гоям не позволю.
Но как стерпеть, коль это говорит
Еврейский выкрест, жид-антисемит?
Звучит из уст единокровки – брата,
Мол, ты не жид, а тот и те – жидята.
Мы все жиды. Еврей я. Этим горд.
Во мне живут мильон жидовских морд.
Анатолий Зеликман,
Миннеаполис, Миннесота
Газета ”Форвертс”, № 394, 13-19 июня 2003 года. Рубрика ”Прямая речь”.
18 или 1,8
Уважаемый Леонид Школьник ! С интересом ознакомился со статьёй Эфраима Ганора об Абу-Мазене в рубрике ” Израиль ”, которую вы ведёте ( ”Форвертс”, 16-22 мая 2003). Согласен с мнением автора, что ничего путного не следует ожидать от вновь назначенного главы Палестинской автономии, как и от его всегда небритого шефа. Думаю, что, несмотря на различный уровень риторики, оба они террористы и недруги еврейского государства и нашего народа. Но я не об этом…Статья ”Абу-Мазен: иллюзии и реальность” расположена рядом с результатами опроса жителей автономии (” Террор как избранный путь”) и является как бы итерпретацией приведенных Ганором цифровых данных. Между тем, по материалам опроса, на вопрос: ”Какому из палестинских политических, духовных и военных деятелей вы доверяете больше всего”? 21, 1 процента респондентов ответили, что Арафату, а 18 процентов – Абу-Мазену . В статье же написано буквально следующее: ”Арафата поддержал 21 процент опрошенных – это не бог весть что, но не сравнимо с двумя процентами голосов, отданных в поддержку Абу-Мазена”. А ведь цифры 21 и 18 сопоставимы и говорят, что оба фигуранта – одного поля ягоды. Несколькими строчками выше, читаем: ”…около 60 процентов жителей автономии выступают за продолжение интифады и террора”, что также не соответствует результатам опроса. На вопрос: ”Поддерживаете ли вы идею продолжения интифады? 40,5 процента ответили, что поддерживают в полной мере и 34,8 процента – поддерживают в той или иной мере. Простой арифметический подсчёт показывает, что поддерживают террор против мирного еврейского населения около 75 процентов арабов будущего государства Фалястын.
Анатолий Зеликман,
Миннеаполис, Миннесота