Евреи глазами именитых друзей и недругов

Несмотря на то, что под угрозой следствия Ефим Леонидович репатриировался в 1995-м в Израиль, через два года он благополучно вернулся и до сих пор пребывает в статусе народного депутата Украины, кстати, единственного депутата всех созывов Верховной Рады, начиная с 1990 года! Времена изменились, скажете вы и будете правы. Сегодня уверенность в том, что евреев непременно будут бить или, наоборот, ни в коем случае не тронут, зависит лишь от вашего отношения к политике современной Украины. Если «киевская хунта» – словосочетание из вашего лексикона, то евреи просто обязаны ответить перед бандеровцами за всё, как бы вы к ним – евреям – ни относились. Для уверовавших в торжество украинской демократии достоверно обратное.

Остается ли в такой ситуации шанс на объективность оракула? Не уверен. Разве что на более или менее адекватную оценку ситуации. Есть ли в Украине антисемиты? Разумеется, как есть они во Франции и Польше, России и Бразилии. Отрицающий это – либо лжец, либо дурак. Является ли Украина антисемитской страной? Нет. И дело не только в фамилиях нового премьера, главы администрации президента, ряда депутатов Верховной Рады и капитанов большого бизнеса. Просто водораздел свой-чужой проходит сегодня совсем по другим линиям.

Среднему украинцу было бы дико услышать фразу: «Премьер-министром Украины может стать Владимир Гройсман. Что о нем известно? Еврей. 38 лет», – прозвучавшую недавно на одном из российских телеканалов. И дело не в пресловутом слове «еврей», что, видимо, должно было заставить некоторых телезрителей поежиться. Столь же странной для украинского уха была бы информация о национальности любого другого отечественного или зарубежного политика, симпатизируете вы ему или нет.

Так или иначе, но отношение к медийным политическим персонажам – вроде губернатора Одесской области Саакашвили, главы МВД Авакова или политика и бизнесмена Вадима Рабиновича – определяется не их этническим происхождением, конфессиональной принадлежностью или языком, на котором они раздают интервью. Никто же не задается вопросом, как оппозиционная активность Вадима Зиновьевича, являющегося по совместительству президентом Всеукраинского еврейского конгресса, сказывается на рядовых членах этого конгресса. Потому что она на них не сказывается.

Гройсман же интересен прежде всего тем, что заслуженно считался лучшим мэром Украины: его родная Винница заняла первое место в рейтинге лучших для жизни украинских городов. Впервые победив на выборах в 28 лет и став самым молодым мэром областного центра, через четыре года он был переизбран, получив рекордные 77,8% голосов. Говорят, что одну из самых длинных отремонтированных винницких улиц местные жители долго называли в честь мэра Гройсманштрассе. Для страны, в которой идет децентрализация, это важный опыт.

Имиджа коррупционера у Гройсмана нет. На посту вице-премьера и спикера Верховной Рады Владимир Борисович проявил себя не столь ярко, как в должности мэра Винницы, но и врагов себе не нажил. Его близость к президенту Порошенко – палка о двух концах. В одной стороны, она ограничивает самостоятельность нового премьера, с другой – Гройсман не станет обычным громоотводом для президента, поскольку удар по нему рикошетом бьёт и по самому главе государства.

Что же сулит избрание Гройсмана на второй по значению пост в государстве? Тут никуда не уйти от контекста. Со стороны может показаться, что героизация неоднозначных персонажей украинской истории должна приводить к возрождению их идеологии, скроенной по лекалам 1930-х годов. На самом же деле этого не происходит: люди не встают с именем Бандеры на устах, а сам Степан Андреевич пришел бы в ужас, оказавшись на улицах современного Киева, где большинство населения как говорило, так и продолжает говорить по-русски, дорожит свободными СМИ, которые тоже преимущественно русскоязычные, и вовсе не мечтает, как мечтал лидер ОУН, об установлении тоталитарной однопартийной диктатуры, для которой цель всегда будет оправдывать средства. Если уж на то пошло, то современная российская вертикаль власти гораздо ближе к вождистским идеям Бандеры, чем нынешняя политическая система Украины с ее реальной многопартийностью и принимающей порой гротескные формы конкуренцией.

Другое дело, что очень часто герои одного народа являются палачами другого. Вряд ли в Татарстане относятся к казанским походам Ивана Грозного так же, как в других регионах России. Но разве этот этап истории определяет сейчас русско-татарские отношения? Закрывая тему глорификации, напомню, что еще в 2010 году Донецкий окружной суд отменил указ о присвоении Бандере звания Героя Украины, и это постановление – несмотря на несколько апелляций – до сих пор остается в силе.

Еще один фактор, который нельзя сбрасывать со счетов, говоря о еврейской скрипке в украинском оркестре, – никогда прежде украинцы не сравнивали себя с израильтянами, причем еврейское государство всегда выступает в качестве позитивной модели! Порой это даже удивляет, хотя на самом деле удивляться нечему – Украина как молодое государство сталкивается сегодня со многими вызовами, с которыми пришлось столкнуться в свое время Израилю. Эта общность судьбы – реальная или вымышленная – проецируется на отношение к еврейским согражданам.

Глупо отрицать, что Владимир Гройсман стал премьер-министром страны, переживающей один из наиболее драматических моментов своей истории. Еврей, дедушку которого звали Исаак, а сына зовут Давид, возглавил правительство, которому надо решить трудные политические, экономические и социальные проблемы. На этом фоне всегда найдутся силы, предлагающие простое объяснение сложным процессам – в этом смысле постсоветское сознание удивительным образом воспроизводит себя в любой точке. Просто в одной части бывшей империи все неудачи объясняются происками Запада и пятой колонны, в которой инородцы традиционно занимают почетное место, а в другой – кознями северного соседа и внутренних врагов. Впрочем, на этот раз евреям отведена весьма скромная роль, и попытка обосновать все беды Украины еврейством ее премьера вряд ли получит широкое распространение.

Для гражданского общества, совершившего за последние полтора года фантастический рывок, Гройсман – это просто Гройсман. К тому же у Владимира Борисовича большое преимущество перед такими политиками, как Порошенко, Яценюк или Тимошенко, у которых можно искать и, если очень хочется, находить еврейские корни, – у Гройсмана и искать-то нечего, всё, как говорится, на лице. Удастся ли ему это лицо сохранить, зависит от множества факторов, и национальность – едва ли не последний из них.

Михаил Гольд, Израиль 18.04.2016

 

Отношение американских евреев к Израилю продолжает ухудшаться. Одни призывают спасать Израиль от самого себя, другие уверены, что об Израиле пора забыть, чтобы заняться другими. Но, возможно, дело просто в том, что американские евреи все чаще ощущают себя больше американцами, нежели евреями.Отношения между американским еврейским сообществом и Израилем, по сути, сводятся к сакраментальному «Кто виноват?». Чаще всего вину за это принято возлагать на Израиль. Считается, что нарушения прав палестинцев, строительство поселений и другие моменты, вызывающие критику со стороны мирового сообщества, отвратили либерально настроенных американских евреев от Израиля. И как только Израиль осознает свою вину, признает ошибки и исправится, положение может измениться. Так ли это на самом деле, попытался объяснить специалист Центра ближневосточных исследований Эллиот Абрамс на примере сразу двух недавно вышедших книг, посвященных этому вопросу.

Одна из них – «Беспокойство в Племени. Конфликт американских евреев вокруг Израиля», написанная профессором Северо-Восточного университета Довом Ваксманом. Другая – «Звезда и полосы. История внешней политики американских евреев», ее автор – известный специалист по международным отношениям Майкл Барнетт, в настоящее время работающий в Джорджтаунском университете.

Монография Ваксмана – типичный пример того, как либеральное еврейское сообщество смотрит на Израиль. Делая краткий обзор взглядов американских евреев на Израиль в предыдущие десятилетия, Ваксман приходит к выводу, что время идеализма прошло. С его точки зрения, раньше американские евреи были очарованы Израилем, теперь же деятельность правозащитных групп – в том числе чисто еврейских – раскрыла им глаза на правду. При этом, по его мнению, Израиль не должен удивляться и обижаться на эту реакцию, так как, прежде всего, критики движимы заботой и сочувствием по отношению к еврейскому государству. Они надеются, как заключает уже Абрамс, «спасти Израиль от самого себя». Абрамс не скрывает, что считает такое объяснение продиктованным в большей степени идеологией, чем фактами, и уделяет заметно больше внимания построениям Барнетта.

В своей книге «Звезда и полосы…» Барнетт старается разобраться, что побуждает американских евреев оценивать Израиль так или иначе. Он обращает внимание, что вплоть до конца 1960-х годов евреи в Америке в принципе почти не обращали внимания на Израиль. По мнению Барнетта, связано это было, прежде всего, с тем, что наиболее влиятельными американскими еврейскими организациями руководили тогда потомки немецких евреев. Немецкие же евреи традиционно и последовательно выступали против сионистского проекта. Парадоксально, но даже трагедия европейского и немецкого еврейства в годы Второй мировой войны не оказались убедительным контраргументом против старых предубеждений. Положение стало меняться в конце 1960-х – повлияли на это «чудо» Шестидневной войны и постепенное осознание Холокоста как одного из главных пунктов еврейской идентичности. Кумулятивный эффект от этих факторов и превратил симпатии к Израилю в важную часть мировоззрения американского еврейства. Сам Абрамс согласен с этими оценками и уверен, что на это также сильно повлияла борьба советских евреев за право репатриации, горячо поддерживаемая американским еврейством.

Тем не менее, как считает Барнетт, отношение американских евреев к Израилю изменилось вместе с их осознанием своей миссии. Они ушли от идеи, что главной заботой каждого члена общины должна быть защита евреев от внешних угроз и благополучие общины. В Америке большинство евреев склонилось к взглядам реформистского иудаизма, где более важен принцип «тикун олам», то есть идея исправления мира. Обычно это интерпретируется как борьба за глобальную социальную справедливость и против любой дискриминации – взамен только поддержки «своих». Как объясняет Барнетт, значительная часть американских евреев не поддерживает Израиль просто потому, что не фокусируется на нем. Они считают, что Израиль – сильное государство, способное за себя постоять, а в мире достаточно тех, кому гораздо хуже и кому надо помочь, чтобы сделать этот мир лучше. В конце концов, как утверждает Барнетт, сейчас лишь 3,5% евреев проживает в авторитарных странах. Значит, за остальные 96,5% можно особенно не беспокоиться.

Представляя эти взгляды, впрочем, сам Абрамс подчеркивает, что объяснений Барнетта недостаточно. В конце концов, для того чтобы считать, что жителям Израиля не угрожает никакой опасности, когда в Сирии и на Синайском полуострове действует ИГИЛ, а на улицах израильских городов на евреев нападают террористы с ножами, надо иметь особую фокусировку зрения. При этом, согласно приводимой Абрамсом статистике, лишь 40% американских евреев, несмотря на различные программы поддержки, хотя бы раз съездили в Израиль. Среди членов еврейских общин других стран этот показатель заметно выше (среди австралийских евреев он равен 80%, французских – 70%, а у британских доходит до 95%).

Анализируя эти и многие другие данные, Абрамс приходит к выводу, что проблема падающей поддержки Израиля среди американских евреев не в политике государства Израиль, а в том, что еврейство перестает быть большой ценностью для заметной части американских евреев. Такие вопросы, как внутриконфессиональные браки и поддержание религии, волнует все меньшее число американских евреев. По данным статистики, почти 60% браков, которые заключают сейчас американские евреи, регистрируются с нееврейским супругом, а среди детей смешанных пар процент выбравших еврейских супругов еще меньше. При этом лишь 20% из заключивших брак с нееврейским супругом заявили о намерении воспитывать своих детей как евреев. Число тех, кто заявляет о себе как о религиозных евреях, также уменьшается. При этом, подчеркивает Абрамс, процент поддержки Израилясреди религиозных евреев, выросших в еврейских семьях, по-прежнему остается высоким. Иными словами, вопрос не в Израиле, а в том, что американские евреи перестают чувствовать себя евреями. Они в гораздо большей степени просто американские граждане, исповедующие иудаизм.

Абрамс воздерживается от оценок происходящих процессов. Выводит лишь, что американские евреи не являются заведомой опорой Израиля в США и, скорее всего, никогда ею не станут, даже если Израиль пойдет навстречу всем требованиям пропалестинских активистов и превратится в агнца.

Эссе Эллиота Абрамса опубликовано на ресурсе Mosaic magazine.  07.04.2016  Станислав Кувалдин

За спасенные жизни ему были благодарны десятки израильских солдат, но особенно – 106 евреев, которых в 1976 году террористы похитили и вывезли в Уганду на захваченном самолете. Именно он настоял на том, чтобы не идти на уступки террористов и провести освободительную операцию. И именно он стал единственным израильским военным, погибшим во время этой операции, которая вошла в историю под именем «Энтеббе». Сегодня исполнилось бы 70 лет старшему брату премьер-министра Израиля Йонатану Нетаньяху.Когда преподаватель озвучил тему сочинения, в котором нужно было написать о человеке, являющимся примером для подражания, будущий премьер-министр Израиля, 16-летний Биньямин Нетаньяху без раздумий написал его, озаглавив «Мой брат Йонатан».

Йонатан Нетаньяху родился 13 марта 1946 года в семье Цили и Бенциона Нетаньяху в Соединенных Штатах, где его отец вел пропаганду в пользу государства Израиль. Когда Йони исполнилось два года, семья переехала в Израиль, поселившись в Иерусалиме, где родились и два младших брата – Биби и Идо.

В школе Йонатан был несомненным лидером. Увлекшись скаутским движением, стал командиром отряда. И в воспоминаниях одноклассников остался исключительно как человек отзывчивый, пресекавший на корню любую несправедливость. Уже тогда, в школьные годы, все отмечали его неподдельный патриотизм и любовь к своему государству, историю которого он с интересом изучал. Однако со временем отцу семейства вновь пришлось отправиться в Америку, из-за чего Йонатан, как и его младшие братья, очень переживал, не желая покидать родные места и друзей. В своих письмах к ним он писал: «Вы спрашиваете, как мне живется в Америке? Нет тут ничего, даже самого прекрасного, ради чего я бы отказался от немедленного возвращения домой. Я живу в пригороде Филадельфии и, несмотря на необъятные просторы, чувствую себя так, будто мне не хватает воздуха».

Он скучал по Израилю, и это отчетливо прослеживалось в каждом его письме. В них он с нетерпением ожидал момента окончания учебы в Штатах и возвращения домой. Долгожданный момент настал в июле 1964 года. Один он вылетел из Нью-Йорка в Тель-Авив, отписав по прибытии родителям: «Когда я увидел Израиль, у меня сжалось сердце. Со всем, что есть в Израиле плохого, – а видит Б-г, оно есть, – это наша страна, и я люблю ее, как любил всегда…» Возвращался же он целенаправленно с одним желанием – служить в армии, куда и был призван в парашютные войска. «Дорогие, любимые папа и мама, итак, я в парашютных войсках, – писал он семье, оставшейся в Америке. – Трудно, но справляюсь. Я знаю, что способен выполнить то, что армия требует от солдата. Нашу роту муштруют самым жутким образом. Но мы выдерживаем».

Его сослуживцы в ту пору вспоминали, что, несмотря на всеобщую усталость, Йонатан, в отличие от многих, каждую свободную минуту старался проводить на стадионе. Он тренировался, а закончив тренировки, погружался в чтение. Он был лучшим из новобранцев, и неудивительно, что, окончив первый год действительной службы, решил пойти на офицерские курсы. При сдаче экзаменов ему одному из всей группы в 60 человек удалось получить девять баллов из возможных девяти и девяти десятых.

Став офицером и отслужив положенный срок, он демобилизовался, собираясь продолжить обучение в Гарварде. Причем за время этого периода службы он успел побывать во многих военных операциях. Командование отмечало, что если многие в сложных боевых ситуациях утрачивали контроль над своими действиями, то Йонатан оставался таким же напряженно сосредоточенным и готовым к любому изменению обстановки, как и всегда. За несколько недель до его отъезда в Гарвард, в мае 1967-го, Египет ввел войска в Синай, а арабские страны заявили о готовности уничтожить Израиль. Йонатан, как и десятки тысяч израильтян, вновь призывается в армию.

В ходе Шестидневной войны батальон Нетаньяху принимал участие в битве при Ум-Катеф на Синайском полуострове. В ходе этой войны, помогая раненому солдату, Йонатан получил ранение в локоть. Он долго полз под обстрелом, а добравшись до сборного пункта, потерял сознание, позже вспоминая в письмах: «Я выжил, и этого мне достаточно. Говорю это без всякой иронии. Когда смотришь смерти прямо в глаза, когда твои шансы выжить ничтожно малы, когда ты один посреди выжженного поля, в дыму рвущихся снарядов, с горящей от ужасной боли рукой. Когда истекаешь кровью и больше всего на свете хочешь пить, тогда жизнь становится дороже и желанней, чем когда-либо. Только бы жить. Бежать подальше от крови и смерти и жить. Пусть без рук и ног, но жить, дышать, думать, чувствовать».

После войны он все-таки вернулся в США, учился в Гарвардском университете, а потом продолжил образование в Еврейском университете в Иерусалиме. Но его призванием была армия, в которую он стремился, несмотря на ранение, и в которую все-таки попал после проведенной на травмированной руке операции. «Он хотел вернуться на военную службу, потому что считал своим долгом защищать страну. И обязательно в спецназе», – вспоминал о брате Биньямин Нетаньяху. К слову, все три брата будут служить в отряде спецподразделения Армии обороны Израиля – «Сайерет Маткаль» – и подчас воевать плечом к плечу.

Поступив на службу в этот отряд, через два года Йонатан был назначен заместителем командующего этого подразделения и провел не один десяток успешных операций. Так, в 72-м он руководил операцией по захвату нескольких высших сирийских офицеров для обмена их на пленных израильских лётчиков. А в 1973 году принимал участие в рейде израильских спецподразделений в Ливане, в ходе которого были убиты члены «Чёрного сентября». Во время Войны Судного дня Нетаньяху командовал силами «Сайерет Маткаль» на Голанских высотах. Тогда было уничтожено около 40 сирийских офицеров, пытавшихся прорваться в составе группы диверсантов вглубь израильской обороны. После этой войны Йонатан Нетаньяху был награждён медалью «За отличие». О событиях тех дней можно найти немало рассказов его сослуживцев, многие из которых заканчиваются словами благодарности Йонатану за спасенные им жизни.

Волнующимся же за его жизнь родителям он писал: «Я предпочитаю жить здесь в условиях бесконечной войны, чем быть частью еврейского народа, бесконечно кочующего по разным странам. Любой компромисс приближает наш конец как нации. Поскольку я не собираюсь рассказывать своим внукам о государстве Израиль как о временном эпизоде двадцатого столетия в тысячелетиях скитаний, я намерен держаться за эту землю, сколько хватит сил». И он держался, отстаивая интересы своей земли до последнего мгновения. Мгновения героического и трагического, увековечившего его имя.

27 июня 1976 года самолет авиакомпании «Эйр-Франс» вылетел из Тель-Авивского аэропорта им. Бен-Гуриона в Париж через Афины. В греческой столице к следовавшим до Парижа присоединилось еще несколько десятков человек, среди которых была молодая пара, имевшая при себе паспорта граждан ФРГ, а также двое мужчин с кувейтскими паспортами. Эта четверка и захватила самолет, который был угнан в Уганду, где диктатор Иди Амин предоставил террористам убежище, взяв их под защиту своей армии. В аэропорту террористы разделили заложников на евреев и неевреев, отпустив последних. А 106 еврейских заложников были помещены в здание аэровокзала, ожидая своей участи в ответ на требование выпустить из тюрем различных стран 53 террориста. Невыполнение требования означало бы смерть захваченных людей.

Руководством Израиля было принято решение провести беспрецедентную операцию по обезвреживанию боевиков и спасению заложников. В ее планировании принял участие и командир подразделения особого назначения Генерального штаба Йонатан Нетаньяху. Именно он своими доводами и личной гарантией развеял окончательные сомнения о необходимости проведения операции. И, конечно, настоял на том, чтобы участвовать в ней самому.

Операция «Энтеббе», проведенная 4 июля 1976 года, и сегодня считается самой успешной по освобождению заложников. Во многих источниках она описана поминутно. Сама операция заняла не более часа, но для бойцов армии Израиля, по их воспоминаниям, и вовсе показалась мгновением. Бесстрашно ведя десантников за собой, не допуская ни минуты промедления, не прячась ни за одним укрытием, Йонатан Нетаньяху был смертельно ранен. Истекая кровью, собрав последние силы, он попытался встать, но упал и потерял сознание. Так и не приходя в сознание, он умер. Он стал единственным погибшим среди израильских спецназовцев.

Позже операция получит неофициальное название «Йонатан» в честь человека, отдавшего свою жизнь ради спасения более сотни других. В честь человека, который считал, что «ни одно мгновение жизни не может быть прожито мною впустую. Я должен быть уверен, что не только в час смерти, но и в любую минуту жизни смогу сказать себе: “Я сделал все, что обязан был сделать”».  13.03.2016   Алексей Викторов

Их было трое – Адольф, Якуб и Мечислав, первое поколение еврейской семьи Берманов, ассимилировавшихся в польском обществе, но абсолютно по-разному. Старший Мечислав, далекий от политики, стал врачом и погиб в лагере смерти. Средний Якуб был ярым коммунистом, который легко отказался от семьи и участвовал в пытках и репрессиях. Младший же Адольф спас в годы войны тысячи евреев, а после переехал в Израиль.Некоторые семейные хроники служат особенно наглядной иллюстрацией исторических эпох. Еврейские судьбы, завязывавшиеся в Восточной Европе в начале XX века, часто были наделены этим свойством с избытком. Одной из таких иллюстраций, вероятно, может служить история братьев Берманов – выходцев из обычной еврейской семьи среднего достатка из Варшавы.

Братья Берманы родились на переломе веков – тогда их родной город Варшава был частью Российской империи. Глава семьи, состоятельный торговец, был горячо вовлечен в сионистское движение, писал стихи на иврите и был привязан к соблюдению религиозных традиций. Его жена, однако, не во всем разделяла увлечения мужа, увлекаясь социалистической и феминистской литературой и поддерживая дружеские связи с проживавшими в Варшаве русскими революционерами.

Все дети Берманов выросли атеистами – впрочем, в своем разрыве с религией дети старались не задевать родительских чувств и ежегодно собирались на седер в отцовском доме. По воспоминаниям друзей семьи, отец смирился с выбором сыновей и также соблюдал определенную тактичность – в частности, посещая в пасхальные дни семью своего сына Якуба, ставшего коммунистом, он всегда заранее предупреждал о времени визита, давая возможность невестке спрятать перед его приходом хлеб (в том, что в доме Якуба не станут избавляться от квасного на Песах, ему сомневаться не приходилось).

Мечислав, Якуб и Адольф стали первым поколением семьи Берманов, ассимилировавшимся в польском обществе – они с увлечением читали польскую литературу и свободно, без малейшего идишского акцента говорили на польском языке. Старший Мечислав, никогда не демонстрировавший радикальных политических увлечений, вступил в правое отделение сионистской партии «Поалей Цион», закончил медицинское отделение Варшавского университета и стал врачом.

Средний сын Якуб сделал наиболее радикальный выбор, связав свою судьбу с Коммунистической партией Польши. Якуб учился на юридическом факультете Варшавского университета. Получив диплом, он решил, что не будет заниматься адвокатской деятельностью – это было бы компромиссом с буржуазным государством, – и остался в аспирантуре. Несмотря на ходатайство его научного руководителя, выдающегося польского социолога-марксиста Людвига Кшивицкого, закрепиться в университете ему не удалось из-за его еврейского происхождения. Так что Якуб зарабатывал на жизнь преподаванием и переводами, однако главной целью и смыслом жизни видел только коммунистическую партию.

Однажды еще в подростковом возрасте между Мечиславом и Якубом произошел спор. Якуб запальчиво поделился со своим старшим братом многочисленными планами переустройства мира, но Мечислав лишь высмеял его: «Неужели ты хочешь быть помощником Г-спода Б-га?!» Якуб бросился на Мечислава с кулаками и до конца жизни сохранил шрам на пальце, оставшийся от этой стычки. Это желание своей рукой менять окружающий мир и притягивало Якуба к коммунистам.

Младший из Берманов – Адольф – получил образование психолога и вступил в левое отделение «Поалей Цион», которое было прочно связано с социалистическим движением. Среди прочего она занималась организацией социалистических еврейских обществ в Польше и просветительской работой в еврейской среде. По сути, взгляды Мечислава и Якуба вряд ли во многом различались. Однако Адольф, как и другие левые сионисты, чувствовал потребность в работе именно в еврейской среде. В 30-е годы Адольф Берман оказался очарован Вандой Василевской. Это была польская писательница, вышедшая из семьи давнего соратника Юзефа Пилсудского – многолетний диктатор Польши был даже ее крестным отцом. Василевская занимала радикальные социалистические позиции и была культовой фигурой в левых кругах. Особенный фурор она вызывала среди еврейской молодежи. Они не давали ей проходу на улице, приветствовали ее появление в любых общественных местах. За это муж Ванды Мариан Богатко иногда называл ее «цадиком в юбке». Когда в 1936 году Ванда Василевская сумела организовать крупный творческий конгресс социалистов во Львове, то писала сестрам, что «Мариану приходилось ругаться на улице с толпами евреек, которые лезли за мной, желая хотя бы дотронуться до моего пальто, как до лапсердака раввина из Бобова».

Адольф Берман нередко бывал в доме у Василевской в Варшаве, где функционировал своеобразный левый салон. Итогом их общей работы стало создание Еврейского фронта прогрессивной культуры, который возглавил Адольф Берман, а также писавший на идише поэт и писатель Альтер Качине. Впрочем, все эти повороты и достижения имели какое-то значение лишь до 1 сентября 1939 года. После началась Вторая мировая война, и Польша оказалась фактически разделена между нацистской Германией и Советским Союзом.

Якуб Берман перед началом Второй мировой войны внезапно остался без той опоры, которая поддерживала всю его жизнь. В 1938 году Коммунистическая партия Польши по решению Коминтерна была распущена, а практически весь руководящий состав вызван в Москву и расстрелян. После этого последовал Пакт Молотова-Риббентропа, однако Якуб продолжал верить, что происходящее продиктовано каким-то высшим смыслом и должно пойти на пользу коммунистическому движению. После нападения Германии на Польшу он бежал на восток, где в городе Белосток встретил вступившую туда Красную армию. Вскоре он принял советское гражданство и стал редактировать коммунистическую газету на польском языке в Минске. Когда в 1941 году Германия атаковала Советский Союз, Якубу с трудом удалось вырваться с семьей из Минска. Он рвался присоединиться к вооруженной борьбе, однако советские власти направили его в тыл инструктором в школу Коминтерна: после того как Германия вновь стала врагом СССР, в Москве задумали возродить в Польше коммунистическую партию и срочно искали подходящие кадры.

Тут судьба пересекает его с давней подругой его младшего брата Адольфа – Вандой Василевской, которая после 1939 года также оказалась в СССР и стала бывшей гражданкой Польши, активно сотрудничавшей с новым государством, занявшим ее земли. В 1940 году она была избрана депутатом Верховного Совета СССР, а после начала Великой Отечественной войны вошла в руководство разрешенных советской властью польских общественно-политических организаций. Ее муж Мариан Богатко к тому времени был уже арестован советскими органами безопасности и расстрелян. В 1943 году в Кремле был организован прием для польских прокоммунистических деятелей, и Якуб обратил на себя внимание Иосифа Сталина. Это определило его быстрое продвижение. К тому времени, когда Красная армия вступила в разрушенную Варшаву, Якуб был ближайшим помощником Болеслава Берута – будущего коммунистического руководителя Польши.

У его братьев судьба в это время складывалась абсолютно по-другому. Мечислав и Адольф Берманы в 1939 году оказались в Варшаве. Для них, как и для всех их родственников, это означало заключение в организованное осенью 1940 года гетто. Мечислав Берман стал обычным жителем обреченного еврейского квартала, однако Адольф не смирился. Именно бесчеловечные обстоятельства войны раскрыли его предназначение. К этому моменту Адольф Берман возглавлял психологическую службу еврейской благотворительной организации CENTOS, занимавшейся созданием детских домов и опекой над ними. С началом войны Берман спасал детей из разрушенных детских домов и помогал новым сиротам. Он, как мог, старался поддержать деятельность детских домов в чудовищных условиях гетто. В структуру CENTOS входил и детский дом, которым руководил Януш Корчак. В 1942 году Берман видел, как Корчак вместе со своими подопечными шли по железнодорожной платформе, чтобы отправиться в свою последнюю поездку. Адольф активно участвовал в деятельности Антифашистского блока – подпольного объединения на территории гетто, готовящегося к организации вооруженного сопротивления. Ведущую роль в этой организации играли коммунисты, впрочем, на тот момент думать о любых возможных разногласиях Адольфу не приходилось – он старался привлечь в блок как можно более широкий круг политических сил. Как вспоминал сам Берман, в это время в стенах гетто даже самые ортодоксальные евреи молились за Красную армию.

В сентябре 1942 года Берману и его жене удалось достать фальшивые документы и выбраться из гетто. Они поселились на «арийской» стороне Варшавы, но продолжали принимать активное участие в помощи подполью. Вскоре Адольфу удалось достать документы для семьи своего брата Мечислава. Эвакуироваться требовалось немедленно, но у Мечислава в это время тяжело болел тесть, и он сообщил брату о необходимости остаться на несколько дней. Именно в эти дни началась новая волна «переселения» из гетто в лагерь Треблинка. Мечислав вместе с семьей попал в отправляющуюся партию. Из лагеря семья уже не вышла.

На «арийской» стороне Варшавы Адольф познакомился с молодым участником сопротивления Владиславом Бартошевским. В октябре 1942 года они станут одними из организаторов «Жеготы» – организации Армии Крайовой, занимающейся помощью евреям и, среди прочего, организовавшей переправку людей из гетто. Благодаря ее деятельности удалось спасти тысячи жизней.

И Адольфу, и его жене удалось пережить войну. В 1945 году Адольф возглавил Центральный комитет польских евреев – эта организация объединила тех, кто пережил Катастрофу и теперь фактически начинал жизнь заново, либо оставаясь в Польше, либо принимая решение уехать в Палестину. В основном организация существовала на средства благотворительной организации «Джойнт». Вскоре после войны Адольфа навестил Бартошевский. Адольф пытался расспросить друга, чем тот собирается заниматься в жизни, но тот отвечал уклончиво. Берман понял, что его товарищ по «Жеготе» продолжает оставаться в подполье, не приняв новой власти. Желая как-то помочь, он предложил ему любую должность в возглавляемом комитете. Однако Бартошевский отказался, поскольку, во-первых, не был евреем, а во-вторых, не желал подводить соратника. Вскоре его арестовали.

Брат Адольфа Якуб в это время становится вторым человеком в Польше, он входит в Политбюро правящей партии. Кроме того, ему, юристу по образованию, поручается возглавить Службу безопасности новых коммунистических властей. В этот момент братья практически не общаются: для Якуба контакты с братом-сионистом, пусть и социалистических убеждений, могут служить компрометирующим фактом. Режим, установленный в Польше, не был самым репрессивным среди стран Восточной Европы. Тем не менее Служба безопасности работала по образцам сталинского СССР – массовые аресты, пытки и репрессии. Якуб Берман стоял у рычагов этой машины и вел ее без особенных колебаний. По мере ужесточения режима тучи сгущались и над Адольфом. Вскоре «сионистский уклон» стал маложелателен даже в еврейской организации. Берман был подвергнут острой критике со стороны коммунистических членов Комитета польских евреев и в конце концов ушел с поста. В 1950 году он эмигрировал в Израиль. Впрочем, осуществив этот сионистский акт, он не мог окончательно порвать с Польшей, с которой его связывало слишком многое. В Израиле он вступил в Коммунистическую партию и позже вместе с женой пытался работать с посольством Польши, желая наладить каналы доставки в Израиль литературы на польском языке.

В 1960 году Адольф Берман сыграл еще одну важную историческую роль, став одним из основных свидетелей на процессе Адольфа Эйхмана. Ему было что рассказать. В 1960-е, уже после реабилитации, Владислав Бартошевский добился краткого выезда в Израиль, чтобы собрать материал для книги о поляках, занимавшихся спасением евреев. Там он встретился с Адольфом, который с энтузиазмом взялся ему помогать – в итоге книга вышла за подписью обоих авторов.

Политическая же судьба Якуба Бермана завершилась вместе с XX съездом КПСС. После развенчания культа Сталина Якуб оказался идеальной кандидатурой, на кого можно было возложить ответственность за все, что происходило в Польше до 1956 года. В 1957 году он был исключен из партии – для уже стареющего революционера, отдавшего партии всю свою жизнь, это стало болезненным ударом. Дальнейшим преследованиям Берман не подвергался, однако он фактически оказался в полной изоляции, не имея новой опоры в жизни. Однако Якуб остался верен своим идеалам и так и не возобновил контакты с проживавшим в Израиле братом.

Адольф скончался в 1978 году. Якуб дожил до преклонного возраста. Под конец жизни, уже будучи тяжело больным, он согласился дать подробное биографическое интервью молодой активистке «Солидарности» и убежденной антикоммунистке Терезе Тораньской. Возможно, ему нужно было откровенно поговорить хотя бы с кем-то. Так две совершенно разные Польши под конец выслушали друг друга. Якуб Берман умер в 1984 году. Некоторые истории все-таки бывают действительно долгими.
Станислав Кувалдин,  26.02.2016