Если говорить о советском еврействе, то сложился определенный стереотип, что еврей – это интеллигент, представитель творческой профессии, высококвалифицированный специалист, деятель культуры, врач, ученый, артист, работник торговли. Это и есть «еврейское» место в сословной структуре советского общества?
– Нет. Когда мы говорим о сословии – то речь немного о другом. О еврейском сословии можно говорить только с того момента, как государство формально выделило, признало это сословие – то есть с введения в паспорте графы «национальность». Необходимы два фактора – «признание» со стороны государства и самоидентификация. Так что наряду с еврейским были также выделены и татарское, и башкирское, и другие национальные сословия.

Почему вы говорите о советских нациях как о сословиях? Зачем эта «дополнительная» характеристика?
– Сословная структура связана со справедливым – в понимании государства – распределением ресурсов или благ между сословиями, урегулированием отношений между ними. Многие национальные сословия, в том числе и евреи, имели свою административно-территориальную единицу, своё представительство в системе госвласти, как-то регулировалось место в системе распределения. Представители сословия осознавали свою общность.

Как бы вы описали еврейское сословие в СССР?
– У каждого еврея было стремление «создать свою синагогу» либо прийти в нее. Вокруг евреев, занимавших какие-то статусные позиции, формировались еврейские коллективы, которые складывались ввиду обстоятельств или личной активности. Мне кажется, это была и форма выживания, и в то же время форма коллективной самоидентификации. С некоторым оттенком «криминальности».

В смысле?
– Все понимали: это вроде как не то, что «можно делать» в данной ситуации, но, тем не менее, мы вот собираемся как евреи и будем говорить и рассуждать как евреи.

Что значит «как евреи»?
– Это значит, как они себя сами воспринимали. Евреи ощущали некую свою чуждость окружающей среде. И вот эта локальность, в которой они собирались, была способом самоотождествления, самоидентификации. Я говорю о группах, которые, как правило, не имели религиозного характера, а носили такой этнический характер. Там же были разные евреи – и по «пятой графе», и «половинки», и «четвертушки» тоже входили в эти компании. И само присоединение к этим компаниям было актом самоидентификации. Были, конечно, и другие группы: и религиозные, и те, которые были ориентированы на эмиграцию в Израиль.

Кроме самоидентификации была ли все-таки у евреев какая-то своя социально-экономическая ниша?
– Так она задавалась статусом еврейским, «пятой графой». Были вузы, в которые не принимали евреев ни на работу, ни на учебу. А были те, в которые принимали. Отношение было разное. Например, в КГБ евреев не брали, а в милицию брали.

Чем еврейский статус отличался от статуса других национальных сословий?
– Да, в общем-то, ничем не отличался. Особенность была в том, что, как я уже говорил, евреи тянулись друг к другу и образовывали группы. В результате концентрация евреев в определенных точках государства превосходила статистическую норму. Была, к примеру, норма в 4% евреев, а в каком-то мединституте их было 8% или 10%. И это воспринималось государством как нарушение социальной справедливости. Ректора вызывали в обком и спрашивали: «Что ты у себя синагогу создал?»

Таким образом евреи как сословие сталкивались с антисемитизмом?
– Нет. Это был социально-статистический вопрос, связанный с отчетными характеристиками. Тот государственный антисемитизм, который имел место при Сталине, с ним и закончился. Хотя, конечно, сохранилась и какая-то инерция, но в брежневские времена антисемитизма как института не было. Был антисионизм.

Вы не ставите знак равенства?
– Нет. Это был вопрос отношения к Государству Израиль и его политике, не связанный с еврейством как сословием.

Где же грань? Как ее различали?
– Да никак. При необходимости всех скопом записывали в сионисты. «Слушаешь радио», читаешь книжки, учишь иврит – значит, сионист.

Вы же сами принадлежали к еврейскому сословию?
– Да, принадлежал по факту. Потому что была соответствующая запись в паспорте, но у меня не было еврейской самоидентификации. А с научной точки зрения я еврейством заинтересовался впервые минувшей осенью, когда поехал в Еврейскую автономную область.

Однако на вас как-то отражалась ваша сословная принадлежность?
– Были ситуации, когда говорили: «Вот этого еврея на работу не брать».

В то же время это не способствовало появлению у вас еврейской самоидентификации?
– Нет, не способствовало.

Зачастую именно такое отношение со стороны государства и сопутствующие ему ограничения заставили большое количество вполне ассимилированных евреев выехать в Израиль. Почему личные неприятности, связанные с принадлежностью к еврейскому сословию, не толкнули вас в эту среду?
– Я, в общем, представлял себе эту среду. Я знаю, как там друг на друга «стучали». Как это всё было инфильтровано стукачами разного рода. И, может быть, поэтому она меня никогда не привлекала.

Как еврейское сословие трансформировалось после Перестройки и распада СССР? Что представляет собой еврейский типаж в современной России?
– До середины 1980-х годов у евреев была очень ограниченная ниша: наука, образование, культура, советская торговля. Очень редко мастер-наладчик или инженер на конечной сборке – и все равно это рабочая элита. После середины 1980-х открылось множество новых ниш, связанных с разного рода промыслами. Например, некоторые наши известные миллиардеры «ломали» чеки в «Березке», «кидали» на обмене чеков. Ну, это промысел был такой.
Потом появились возможности легализации кооперативов. Многие евреи превратили свои профессии в промыслы. К примеру: врачи начали заниматься частной практикой, ученые стали организовывать какие-то мелкие кооперативчики на базе своих разработок, чтобы коммерциализировать результаты своей деятельности, а преподаватели пошли в репетиторы. А многие в 90-е годы просто уехали в Израиль и США. В России в те годы было очень опасно. Меньше стало интеллигентных людей и больше стало евреев, потерявших свою интеллигентность. Сейчас, вероятно, можно говорить о финансовом или медийном промыслах, еще паре ниш с высокой рентой.

Отношение евреев к госслужбе за эти годы изменилось?
– В общем-то, и при советской власти это было какое-то исключительное занятие. До середины 90-х годов евреи, наверное, массово шли в депутаты, в маленькие начальники, но этот роман кончился в конце 90-х. Думаю, в связи с тем, что «навар» был маленький, и многим показалось перспективнее уехать. А самое главное – после отмены графы «национальность» евреи перестали существовать в качестве сословия – исчезли из государственного реестра.

Однако в своих работах вы пишете о фактическом восстановлении в России сословной структуры. Евреи в ней присутствуют как сословие?
– Ответ на этот вопрос не очевиден. Проявляются некие новые сословные черты, не связанные уже органично с советским еврейским сословием. Например, в Еврейской автономной области евреи – это сословие, группа людей, созданная государством для каких-то целей. Это титульная нация, и есть люди, которые определяют себя как евреи – они составляют властную прослойку, выделяются деньги на образование, культуру и так далее. Аналогично дают деньги и в других национальных образованиях.
Еврейские организации, прописанные в Конституции или созданные при участии государства, признанные государством, тесно работающие с государством или как-то интегрированные в госсистему, – это, конечно, элемент сословной структуры, но незавершенной, потому что нет самоидентификации.

Как это нет? Многие евреи идентифицируют себя с теми или иными религиозными структурами, участвуют в их жизни или просто связаны с ними корпоративными интересами.
– Пока евреи в России – потенциальное сословие.

Учитывая наличие нескольких крупных еврейских структур, совершенно отдельную ситуацию в ЕАО, можно сказать, что формируется сразу несколько еврейских сословий?
– С точки зрения самоопределения – несколько. А с точки зрения государства – одно. Но в разных формах. А так… Ну, кого в Москве интересует, что ты еврей? Только е…тых (ударенных на голову – Прим. ред.) антисемитов?  20.01.2017 – Михаил Чернов

Пока он пытал невиновных в застенках Лубянки, гноил их в лагерях и подписывал расстрельные списки, она порхала по театральным премьерам и кремлевским банкетам в окружении многочисленных любовников. Но он прощал, и они были вместе. И умерли почти вместе: она – от присланного им спасительного яда, он – от пули товарищей по партии. История любви и смерти сталинского палача Николая Ежова и большевистской светской львицы Жени Фейгенберг.

Середина августа 1938 года, дача наркома внутренних дел Ежова в Дугино, поздний вечер. В доме ужинают, за столом трое – сам Ежов, его жена Евгения Соломоновна Хаютина и ее подруга Зинаида Гликина. «Железный нарком» мал ростом, щупл, узкогруд и похож на тролля из немецкой сказки-страшилки. Сходство усугубляет то, что Ежов всё время кривит губы – сегодня он не в настроении. Евгения Хаютина на девять лет моложе мужа. Жена наркома – женщина видная, она красива какой-то южной, знойной красотой. Да и Хаютина она лишь по первому мужу, а в девичестве носила фамилию Фейгенберг. После ужина пару ждёт грандиозный скандал, который спустя несколько месяцев Зинаида Гликина опишет на допросе в НКВД:
– Ты с Шолоховым жила? – спросил Ежов жену, извлек пачку бумаг и заставил ее читать, причем не про себя, а вслух.
Женя Хаютина начала было читать, но тут же запнулась – это была расшифровка прослушки ее вчерашней встречи с Михаилом Шолоховым в гостинице «Националь». Стенографистка отнеслась к своей работе творчески, даже снабдила расшифровку поясняющими комментариями: «идут в ванную» или «ложатся в постель». Нарком выхватил у жены листки, швырнул их на пол и начал бить жену. Бил он ее всерьез: и по лицу, и в грудь. Зинаида Гликина в ужасе выбежала из комнаты: она-то считала, что у Ежовых – открытый брак и измены они друг от друга не скрывают, поэтому увиденная семейная сцена поразила ее вдвойне.

Николай Ежов был тогда заведующим орграспредотделом ЦК ВКП(б). Главный большевистский кадровик и бывшая машинистка советского торгпредства в Берлине Женя Хаютина познакомились в 1929 году в сочинском санатории. Он был невзрачен, но обходителен и мил. И очень трогателен, что хорошо действовало на женщин: к слову, жена бывшего начальника Ежова Ивана Москвина, впоследствии репрессированная вместе с мужем, жалела его и старалась всячески подкормить:
– Кушайте, воробушек!..

Воробушек и в самом деле был слаб здоровьем: туберкулез, анемия и еще целый букет болезней, включая давний, но залеченный сифилис. Работал Ежов, тем не менее, не жалея себя, и так же истово преследовал женщин. Позже на допросе в НКВД Зинаида Гликина расскажет, что Ежов не давал прохода даже домашней прислуге.

За Женей он начал ухаживать сразу в Сочи, потом роман продолжился в Москве. Ежов к этому времени развелся, ее текущий брак с Гладуном окончательно истлел, и в 1931 году они поженились. Оба – каждый на свой лад – были детьми нового времени, и в этом отношении составляли гармоничную пару. Ежову – пареньку из бедной рабочей семьи, вступившему в партию, революция дала все. Он преданно ей служил и быстро взлетел на самый верх: путь от писаря при мелком саратовском комиссаре до заведующего ключевым отделом ЦК был пройден всего за восемь лет. А Женя Фейгенберг, девушка из еврейской купеческой семьи, получила свободу и воспользовалась ей в полной мере. Интеллигентные мальчики и девочки отлично помнили старый мир: в нем их ждала жестко регламентированная, расписанная от «а» до «я» жизнь…

И вдруг все это рухнуло, в 20-е годы стало возможно всё, неприкасаемой была только советская власть. Евгения Фейгенберг-Хаютина с двумя ее номенклатурными браками – первый муж был начальник отдела в наркомате, второй работал секретарём советского торгпредства в Лондоне, – опытом заграничной жизни, легким нравом, врожденной смелостью и организационным даром стала идеальным человеком нового времени.

За спиной рабочего паренька Ежова была бедная, полная унижений юность. Известно, что его неоднократно били в детстве на улице, и в числе хулиганов был даже его родной брат Иван, однажды сломавший об него мандолину. В царской армии Ежов все больше болел, в Гражданскую войну ничем не отличился: был вроде призван, но пересидел ее в тылу. В партию вступил не рано и не поздно, в августе 1917-го – и «старым большевиком» не считался, но и к «примазавшимся» не попадал. Его партийная карьера сразу задалась: тот же его бывший начальник, Москвин, говорил, что «как у работника, у Ежова недостатков нет – кроме чрезмерной, из ряда вон выходящей исполнительности».

И всюду, куда попадал Ежов, его ценят, и любят, и стараются удержать. ЦК чуть ли не силой выцарапывает его из казахского крайкома, хотя первый секретарь ЦК казахской компартии Голощекин хочет сделать Ежова своим преемником. В отпуск и санаторий его приходится отправлять почти насильно – в противном случае доктора из ведомственных поликлиник не ручаются ни за что: «организм у товарища Ежова слабый, изнуренный непосильный работой». Но даже из отпуска или санатория он снова рвется в Москву. Пойди найди такого работника, когда проверенные годами партийные товарищи бездельничают и прямо на глазах спиваются.

Другой разговор, какой он был человек. Хотя до поры до времени складывается ощущение, что вроде неплохой. Да и никто из знавших его до работы в НКВД не вспоминал о ежовском садизме. Однако образованием, рефлексиями и душевным багажом Ежов, конечно, обременен не был. Внутреннего стержня, похоже, тоже у него не имелось: перед вождем и партией он – чистый лист, на котором можно намалевать что угодно.

Телом Ежов, может, и был слаб, зато крепок характером. Видимо, поэтому Сталин доверил выдвиженцу перетрясти всю страну, а перед этим – зачистить сплоченную, опасную, жёсткую и лишенную иллюзий чекистскую корпорацию. Он ее и почистил: уничтожил почти всю верхушку НКВД – посадил и расстрелял больше 14 тысяч рядовых чекистов. А к моменту семейного скандала в Дугино Ежов репрессировал уже сотни тысяч человек, причем множество людей лично пытал, выбивая из них признательные показания. Ну и, конечно, вместе с остальными членами сталинской верхушки подписывал массовые смертные приговоры. От такой жизни у Ежова, понятное дело, развился сильнейший невроз – его он глушил коньяком и водкой. Видимо, в какой-то момент «железный нарком» сорвался и припомнил жене Шолохова. Помирились они, однако, быстро: Николай Иванович очень любил свою Женю.

Позже будут перечислять ее любовников, многие имена всплывут на допросах в НКВД. Назовут и писателя Исаака Бабеля, и исследователя Арктики Отто Шмидта. Когда Бабель будет арестован, свой интерес к семейству Ежова он объяснит тем, что ему хотелось рассмотреть главного чекиста вблизи, почувствовать, понять. НКВД в те годы и впрямь обладал особым, страшным и притягательным ореолом, как подчас случается с откровенным злом, и к чекистам тянулись многие замечательные люди – от Есенина до Маяковского. Но жена наркома, кажется, всего этого не чувствовала: она жила вне того мира, что ее муж. Она превратила свой новый дом в литературный салон. Да и работа у нее была интересная: формально она числилась заместителем главного редактора журнала «СССР на стройке», фактически же – им руководила. Ежов до поры до времени не докучал ей ревностью, у нее было множество поклонников, была прекрасная светская жизнь – премьеры, приемы, кремлевские банкеты. «Стрекоза» – так прозвали ее дамы из высшего партийного света.

История с Шолоховым, скорее всего, взбесила Ежова потому, что НКВД разрабатывал тогда писателя, ещё не ставшего иконой советской литературы, и даже готовил его арест. Но Шолохов сыграл на опережение: написал письмо о перегибах НКВД «на местах» и ухитрился передать его сталинскому секретарю Поскребышеву. Для этого ему пришлось, скрываясь от чекистов, ехать в Москву на товарном поезде. Продолжение этой истории известно только со слов самого Шолохова: якобы у Сталина прошло экстренное совещание, на которое Шолохова доставили сильно нетрезвым, и что Сталин был суров с Ежовым, и Шолохова в результате не тронули, а опохмелял его потом сам Поскребышев.

«Большой террор» не мог продолжаться бесконечно: уже был истреблен малейший намек не только на оппозицию, но и на любое вольнодумство, страна приведена в состояние безропотного смирения, которого хватило на много десятилетий вперед. И ритуальная казнь того, кто всю эту зачистку воплотил, стала неизбежной. Падение было неминуемо. Ему предшествовали демонстративные проявления «высочайшего неудовольствия»: Ежову назначили нового первого заместителя – бывшего первого секретаря ЦК КПб Грузии Лаврентия Берию, который должен был присматривать за своим начальником. А самого Ежова неожиданно назначили наркомом водного транспорта, но с сохранением поста главы НКВД, правда, только пока – так готовилась аппаратная рокировка: предшественника Ежова, Ягоду, перед арестом перебросили на почтовый наркомат. Случилось это всё в августе 1938-го, в те же дни, что и семейная ссора на даче в Дугино.

На допросе Зинаида Гликина вспомнит ходившие тогда по Москве слухи, что, мол, делом об адюльтере жены наркома занимался лично Сталин. Столичное «сарафанное радио» почти не ошиблось: Сталин велел Ежову развестись. Но дело было, конечно, не в Шолохове: «вождь всех народов» помнил о «троцкистских связях жены наркома». Обвинение в троцкизме было выдуманным и совершенно несостоятельным, но в тоже время – смертоносным. Ежов рассказал обо всём жене, разводиться они не захотели. Сталин снова приказал ему развестись. Ежов опять поговорил с женой, но результат был таким же – он слишком любил свою Женю.

Евгения Хаютина сходила с ума от ужаса и писала Сталину – тот не отвечал. Ежов отправил жену на отдых в Крым, и оттуда она слала ему отчаянные письма: «Колюшенька, в Москве я была в таком безумном состоянии, что не могла даже поговорить с тобой. Очень тебя прошу, и не только прошу, а настаиваю проверить всю мою жизнь. Если еще живу, то только потому, что не хочу тебе причинять неприятности». Но от него ничего уже не зависело: НКВД брал в свои руки Берия, в наркомат водного транспорта Ежов если и приезжал, то только чтобы выпить в своем кабинете. Естественно, что дела в вверенном теперь Ежову наркомате стали разваливаться, а его заместитель написал на него докладную, и ей, конечно же, дали ход.

Вскоре арестовали Зинаиду Гликину, и у Евгении Хаютиной началось сильнейшее нервное расстройство. Её госпитализировали в санаторий имени Воровского – его здание до сих пор стоит в парке московского кинотеатра «Варшава». О дальнейшем говорят по-разному: кто-то считает, что люминал она раздобыла сама, другие думают, что яд ей прислал муж, и к нему была приложена безделушка – условный знак, означавший, что ей пора уходить. Её преследовали со всех сторон и как будто выдавливали из жизни. Хаютина отравилась 19 ноября 1938 года, спасти ее не удалось. Жену тогда еще наркома водного транспорта хоронили с почетом. Самого Ежова при этом на похоронах не было, своим домашним он сказал: «Женя хорошо сделала, что отравилась, а то бы ей хуже было».

Спустя несколько месяцев, 10 апреля 1939-го, Берия арестовал Ежова прямо в кабинете Маленкова. Ежова пытали и среди прочего оказалось, что, выпивая с кем-то из старых друзей, он вовсю ругал Берию и советскую власть. К слову, Сталин потребует разыскать ежовского собутыльника, что лишний раз подчеркивает, насколько «вождь всех народов» был погружен в детали этого дела и им руководил. Следователи также узнали о бисексуальности Ежова, что само по себе по советским законам считалось преступлением. Но главные обвинения, конечно же, касались измены родине: Ежова признали виновным в подготовке государственного переворота и убийстве руководителей советского государства. Ежов все обвинения категорически отвергал и единственной своей ошибкой назвал то, что «мало чистил органы от врагов народа». Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Ежова к расстрелу, 4 февраля 1940 года приговор был приведен в исполнение.

А Женечка, прожившая свою короткую жизнь с таким удовольствием и так легко, улизнула от следствия, пыток и казни. Советская власть перемолола поколение ее ровесников, относившихся к новой жизни как к веселому карнавалу и приключению. Из поэтессы Берггольц на допросе выбили ребенка, режиссер Сац – тоже жена наркома – сидела, как и Полина Жемчужина – супруга Молотова, как и сотни тысяч других, которые раньше времени легли в землю, сполна выпив чашу страданий.

В 1998 году Военная коллегия Верховного суда уже Российской Федерации отказала в посмертной реабилитации Ежова как организатора массовых репрессий и убийств.

23.06.2016

Ультраправый евангелист, во всём поддерживающий Израиль, разрешивший увольнять геев и ратующий за запрет абортов даже по медицинским показаниям. Знакомьтесь – это новый вице-президент США Майкл Пенс. Правда, Трамп уже не так страшен?

Невероятный контраст личностей – первое, что бросается в глаза при взгляде на Дональда Трампа и избранного с ним в паре вице-президента Майкла Пенса. Непредсказуемый, скандальный и внесистемный Трамп и спокойный, рассудительный, системный политик с хорошей репутацией Пенс – нынешний губернатор Индианы, этакий «правильный республиканец», призванный, видимо, «заземлить» эпатажность нового президента.

Впрочем, и на этом «правильном республиканце» есть демократическое «пятно» – в молодости Пенс был сторонником Демократической партии и президента Джона Кеннеди. Пенс родился в 1959 году и был воспитан в католической ирландской семье – возможно, этим объясняется его любовь к Кеннеди. После окончания университета в родной Индиане Майкл Пенс устроился юристом в местную некоммерческую организацию, а также стал подрабатывать на радио, где вел собственное «Шоу Майкла Пенса», посвящённое закулисью американской политики.

Однако по-настоящему жизнь Пенса перевернулась только в конце 1990-х годов, когда он под влиянием супруги Карен Баттен сменил религию, став евангелистом-протестантом, а заодно – убеждённым республиканцем. Это стало, безусловно, поворотным моментом в карьере Пенса – уже в 2000 году ему удалось избраться в Конгресс от штата Индиана, хоть до этого, баллотируясь от демократов, он дважды проигрывал. В том же году Пенс почти моментально вошёл в высшие круги американского истеблишмента – он был назначен на пост председателя Республиканской конференции в Палате представителей, заняв, таким образом, один из трёх ключевых постов в партийной иерархии.

На Капитолийском холме Майкл Пенс работал до 2012 года, четырежды переизбираясь в Конгресс на всеобщих и промежуточных выборах. И стал за эти годы одним из наиболее заметных законодателей, нередко подвергая критике президента Буша-младшего, но не «слева», а «справа» – за мягкотелость и уступки демократам. А в 2012 году он был избран губернатором родного штата Индиана. Майкл Пенс «подкупил» избирателей отстаиванием «традиционных американских ценностей» и идеальной семьей: домовитая супруга Карен, активная участница евангелистских движений, и трое детей, старший из которых – Майкл – лейтенант морской пехоты США и ветеран войны в Ираке.

На посту губернатора Индианы Пенс, с одной стороны, показал себя большим профессионалом: провёл самое крупное сокращение местных налогов, в том числе и налогов на бизнес, снизил безработицу в штате с 8,4% до 5%, а также предложил систему медицинского страхования, альтернативную продвигаемой Бараком Обамой системе Medicare, и нашёл дополнительные средства на развитие дорожной сети в Индиане.

С другой стороны, на посту губернатора он заслужил репутацию упертого консерватора, а его каденция сопровождалась непрерывными скандалами и протестами со стороны Демократической партии и либерального американского сообщества. В частности, Пенс подписал «Акт о восстановлении религиозной свободы», который разрешал работодателям на основании религиозных убеждений отказывать в приёме на работу «лицам нетрадиционной сексуальной ориентации», а предпринимателям дозволял отказываться от обслуживания таких клиентов. Пенс ввёл в Индиане закон, требующий от женщин устраивать похороны абортируемых эмбрионов, а также внёс законопроект, запрещающий проведение любых абортов в штате, в том числе и назначаемых по медицинским показаниям. Эти скандальные шаги Пенса были встречены критикой и со стороны Белого дома, и со стороны демократического истеблишмента, но получили одобрение со стороны представителей консервативной части республиканцев.

Стоит отметить, что религиозные убеждения Майкла Пенса, как и многих других христиан-евангелистов в США, способствуют выработке у него произраильской позиции. В 2009 году на конференции, проводимой AIPAC, Пенс заявил: «Моя христианская вера заставляет меня лелеять государство Израиль». Годом позже в интервью телекомпании CBN Пенс обвинил администрацию Барака Обамы в недружественном отношении к Израилю: «На мой взгляд, правительство Обамы – самое антиизраильское в современной истории». Во время своего частного визита в Израиль в декабре 2014 года – Пенс с семьёй приехал отдохнуть и провести Рождество на Святой Земле – он встречался с премьер-министром Биньямином Нетаньяху и заверил его: «Я хочу, чтобы мир знал: Америка поддерживает Израиль». А также признал, что «Израиль – самый важный союзник США, и не только на Ближнем Востоке, но и в мире». Показательно, что в тот приезд Пенс отказался встречаться с лидером Палестинской автономии Махмудом Аббасом, отговорившись формальными обстоятельствами: мол, приглашение поступило слишком поздно, и график поездки уже не изменить.

В 2015 году Пенс подтвердил свою приверженность Израилю во время выступления на республиканской конференции: «Враги Израиля – это наши враги. Проблемы Израиля – это наши проблемы. И если этот мир еще не знает, то позвольте ему сказать: Америка едина с Израилем». Причем поддержка со стороны Пенса не ограничивается словами: в марте 2016 года он в качестве действующего губернатора Индианы подписал закон, запрещающий штату любые сделки с компаниями, бойкотирующими Израиль.

Впрочем, остаётся под вопросом, что сможет сделать Пенс на посту вице-президента, каковы будут его полномочия. Роль вице-президента в американских законах не очень прописана, никакими особыми полномочиями он не наделяется, и его главная функция – осведомляться ежедневно о состоянии здоровья президента. Тут всё зависит от конкретного человека, оказавшегося в вице-президентском кресле, и его харизмы – какие полномочия он себе заберёт, каким функционалом их наполнит. Например, во времена, когда хозяином Белого дома был Буш-младший, вице-президент Дик Чейни считался самым влиятельным лицом американской администрации. Да и при Бараке Обаме вице-президент Джо Байден совсем не сидел в тени.

Неизвестно, какие полномочия Дональд Трамп делегирует Майклу Пенсу после инаугурации, но сразу же после победы на выборах он назначил Пенса руководителем своей переходной команды. А вчера, 4 января, именно Пенс объявил о первом указе, который подпишет Трамп в Овальном кабинете – о сворачивании обамовской программы Medicare. Избрание Пенса стало своеобразным успокоительным для республиканцев. Обладая большим политическим опытом и хорошими связями в высших эшелонах Республиканской партии, Пенс, вероятно, будет играть роль посредника между Трампом, Конгрессом и республиканским истеблишментом. Предложения Трампа во многом вносят раскол в ряды республиканцев, а Пенс воспринимается однопартийцами в качестве как раз объединяющей и связующей фигуры, и в этом, вероятно, главная его функция в новой американской администрации.  Анна Полякова,05.01.2017