На следующий день после решения Верховного Суда, отменившего приговор Тверского областного суда по делу сельского учителя из деревни Мошенки Ильи Фарбера, состоялось заседание бюро Российского еврейского конгресса (РЕК) по этому поводу. У нас возникли вопросы, которые выходят за рамки конкретного дела и даже судьбы конкретного человека, хотя и она нам далеко не безразлична.
Верховный Суд потребовал пересмотра дела не потому, что поставил под сомнение виновность подсудимого. На то есть юридические причины: никто, включая ВС, не вправе отменять вердикт присяжных. Решение высшей инстанции обосновано формальными причинами – тем, как проходило судебное заседание. Здесь был выявлен целый ряд нарушений: от того, что присяжные даже не удалились для обсуждения вердикта в отдельное помещение, до того, что судья не был одет в мантию.
Однако среди этих деталей есть некоторые не только настораживающие, но и объясняющие многое.
Например, фраза гособвинителя на суде в Твери: «А может ли человек по фамилии Фарбер бесплатно помогать деревне?».
Как ее квалифицировать? И как относиться к тому, что у судьи Владимира Андреева она не вызвала возражений? Особенно на фоне того, что все аргументы прокурора судьей были приняты, а «человека по фамилии Фарбер» он постоянно прерывал, не дал даже произнести последнее слово, а затем вообще удалил из зала суда, не вернув и для оглашения приговора?
Я не берусь обсуждать, совершил Илья Исаакович Фарбер вменяемое ему преступление или нет. Но мне как человеку взрослому, да к тому же прожившему в русской деревне 13 лет, как еврею, как любому, знакомому с проявлениями антисемитизма, известна разница между понятиями «человек» и «человек по фамилии Фарбер». Я не могу доверять суду, позволяющему государственному обвинителю использовать фамилию подсудимого в качестве доказательства его корыстного умысла.
Если высказанное вслух, на судебном заседании, перед присяжными, предположение государственного обвинителя, что «человек по фамилии Фарбер» не может «бесплатно помогать деревне», не вызвало возражения судьи, значит он с ним согласен.
А если так, то становятся понятными трудно объяснимые с точки зрения нормальной логики его дальнейшие суждения и действия.
Понятно почему, он склонен верить, что нажиться на строительном подряде решил московский интеллигент не от мира сего с народническими идеями, а не строительный подрядчик, взявший выгодный подряд, да так и не выполнивший его. Ведь москвич из Мошенок – хитрый Фарбер с окладом 3700, а подрядчик – простоватый Горохов, владелец строительной фирмы, разъезжающий на джипе и слыхом не слыхавший об откатах в его отрасли.
Понятно, почему судья верит прокурору, что тот способен на слух, по аудиозаписи, определить не только факт дачи взятки, но даже ее сумму: «Это хруст денежных купюр, я насчитал 30 хрустов по 5 тысяч».
Понятно, почему в напутственном слове присяжным опытный судья призывает не верить словам подсудимого, а чтобы у них не было сомнений, добавляет: “Если вы решите оправдать Фарбера, то я переквалифицирую деяние и осужу его”.
Понятно, почему он выносит сельскому учителю и директору сельского клуба, причинившему, как он уверен, ущерб государству аж в 30 тысяч долларов, приговор страшнее, чем убийце, – пусть ужаснутся все коррупционеры России, ведь они разоряют страну по такой же хитрой схеме.
И уж совсем понятно, почему на веру принимались только свидетельства обвинения. По словам матери Фарбера, Елены Николаевны, главный свидетель обвинения, Елена Фокина, теперь ставшая директором злополучного клуба, сказала в интервью корреспондентке 5-го канала, что у них в Мошенках зрел жидомасонский заговор. Другого места не было. И более надежных свидетелей.
Повторяю, я не знаю, виновен ли Фарбер. Но когда все нелогичные обстоятельства доказательства его вины и суровости приговора можно объяснить тем, что он Фарбер из Москвы, это вызывает настороженность.
Верховный Суд, отменивший приговор Тверского суда по формальным обстоятельствам ведения судебного заседания, на мой взгляд, должен дать и правовую оценку прозвучавшим на нем высказываниям, от которых за версту несет антисемитизмом и ксенофобией.
Странным мне кажется и решение Верховного Суда оставить Фарбера в СИЗО в ожидании нового процесса. Какую опасность представлял бы этот парень для общества и какие препятствия он в состоянии создать следствию, окажись на свободе? Не хватило бы подписки о невыезде, на худой конец – домашнего ареста?
Главная фигурантка самого громкого на сегодня дела о мошенничестве и коррупции – начальница департамента имущественных отношений Минобороны Евгения Васильева, за которой подозрения в хищении десятков, если не сотен миллионов, и длинный шлейф связей, оставлена под домашним арестом. Чем страшней Фарбер? Тем, что он – Фарбер, чудаковатый москвич, вторгшийся в тверскую деревню?
Ни фамилия, ни происхождение, ни даже образ жизни, если он не создает опасность или неудобства окружающим, не могут быть сами по себе основанием для подозрений в преступлении, ни отягчающими обстоятельствами при его совершении. Как и оправданием. Это относится и к евреям, и к москвичам, и к кавказцам.
Много споров вызвало решение по громкому делу Расула Мирзаева, обвиненного в убийстве по неосторожности и отпущенного на свободу после 15 месяцев заключения в СИЗО. Суд не пошел на поводу ни у тех, кто требовал для него сурового приговора, потому что он кавказец, ни у тех, кто настаивал на его оправдании – за то же самое. Решил объективно, взвесив все обстоятельства, независимо от того, из чьих кто, – подсудимый и потерпевший. Пусть шумят те, кто собирался заработать на этом политический капитал, – страсти улягутся, а разгоравшийся было межэтнический конфликт удалось погасить справедливым решением.
В случае с Ильей Фарбером такой ясности нет. Мы, Российский еврейский конгресс, будем ее добиваться всеми имеющимися у нас средствами. И я надеюсь – добьемся.
Юрий КАННЕР,
президент Российского еврейского конгресса
