В октябре 1988-го власть уже еле-еле сдерживала волну перестройки.
Зав отделом культуры ЦК КПБ сказал мне:
— Вопрос еврейского общества — вопрос политический. А такие вопросы до сих пор решаются в Москве. Точка.
Но вот наконец-то местные коммунисты получили разрешение из Москвы, и за пару дней до собрания я был вызван в Минский горком партии к тов. Микуличу. Он сказал:
— Поздравляю, товарищ Зуборев, на самом верху решили вам, евреям, наконец позволить создать свою легальную организацию. Но под нашим контролем. Понятно, что руководить вами будут люди с коммунистическими партбилетами. Никаких возражений. Мы сделаем очень просто. Раздадим пригласительные билеты, которые будут служить мандатами для голосования. Сколько и кому дать мандатов, мы сами будем решать. Вот — для ваших сторонников мы выделили двадцать билетов-мандатов. Наших выдвиженцев мы сами обеспечим мандатами в нужном количестве.
— Спасибо. Мы рады, что дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки. Где будет собрание?
— В клубе работников бытуслуг на углу Комсомольской и Революционной. Мы, кстати, пока еще не придумали как это общество побезопаснее назвать. Может быть, «объединение любителей еврейской культуры»?
Обстановка в то время в городе была невеселая: в день собрания, 11 октября, я встретил в своем подъезде известного художника Михаила Савицкого, славившегося не только своими картинами, но и редким антисемитизмом. Он часто приходил к своему другу в мастерскую, находившуюся в нашем подъезде на пятом этаже. Я не удержался и сказал ему, что вот иду на собрание, и наконец-то в Минске будет воссоздано еврейской общество. Казалось бы, Савицкий, сам бывший узник концлагеря, должен быть терпимым, но было наооборот. Заразившись антисемитизмом от немцев еще со времен войны, он был поражен моей новостью и ответил:
— Никогда не поверю. Кто позволил? Этого просто не может и не должно быть!
На собрании все было, как рассчитали коммунисты. Понятно, что своим протеже они дали мандатов намного больше. Сколько и кому тогда было роздано горкомом мандатов я не знаю, но народу собралось сотни полторы.
Всех активистов я знал лично. Лишь художника Данцига я видел впервые, а с архитектором Л. М. Левиным я познакомился за много лет до того, при очень неприятных обстоятельствах: в конце 1970-х власти задумали снести памятник в «Яме», чтобы евреи не собирались в центре города, и использовали для этого архитектора Левина.
Тогда по инициативе Льва Овсищера было написано гневное письмо на имя Машерова. Мы стали собирать подписи. И вдруг звонок. Зайдите в горисполком. Прихожу, а там у входа уже ждал меня почтенный реб Шмая Горелик. Председатель горисполкома повелительным тоном выдавил:
— Мы решили памятник улучшить. Вы, товарищ Зуборев и товарищ Горелик, должны осмотреть проект Л. М. Левина. Поезжайте на Площадь Победы, он вас будет ждать и покажет проект благоустройства.
Приезжаем. Левин ведет Шмаю Горелика и меня в мастерскую и знакомит с Ю. Градовым, своим коллегой. Градов за все время встречи рта не раскрыл. Говорил, не сомневаясь, что именно так и будет, только Левин:
— Вот осмотрите наш проект. Новый памятник будет поставлен в Тростенце, а на месте «Ямы» будет построен жилой комплекс. Старого памятника вообще не будет. Вот как будет выглядеть новый памятник, и надпись уже согласована с властями.
Читаем. Надпись — только по-русски. Она вообще не содержала упоминания о евреях, говорилось только о советских гражданах.
Мы, шокированные, не ожидавшие такое услышать от еврея, все же выслушали до конца и сказали:
— Памятник в «Яме» поставлен в 1946 году, и вы не имеете никакого права трогать это святое место. Мы продолжим собирать подписи и будем протестовать всеми возможными методами вплоть до демонстраций…
Мы собрали очень много подписей в защиту памятника, против проекта Левина. Вскоре мне позвонили из ЦК и сказали:
— Перадайце мiнскiм яўрэям: таварыш Машэраў загадаў стары помнiк не чапаць!
Второй раз я встретился с Левиным после публикации в газетах о его поездке в Израиль, в которой он называл еврейское государство чуть ли не концлагерем.
Возмущенная молодежь пришла ко мне домой, и мы пошли на ул. Берсона в проектный институт. Я попросил ребят подождать внизу возле охраны, а сам поднялся в кабинет Левина.
Леонид Менделевич горячо клялся, что его речь исказили и он будет подавать в суд. Я спустился вниз и убеждал молодежь успокоиться и уйти, пока вахтер не вызвал милицию…
Ну а теперь возвратимся в 1988 год, в зал учредительного собрания, который был переполнен минскими евреями разных профессий. В основном это были получившие горкомовские билеты, и они явились, как было приказано. Атмосфера в зале — эмоциональная. Сам факт, что обсуждалась запретная до сих пор тема, порождала напряженность. Я выступил и напомнил, что со времен убийства Михоэлса и закрытия еврейского театра, культурная еврейская жизнь была в Минске запрещена. Слово «еврей» было разрешено к написанию только в паспорте. Вел собрание художник Шарангович и представители горкома. Активисты предложили устав, программу, название, подошли к выбору правления.
В силу вышеизложенных обстоятельств Левин тогда не мог претендовать на руководство, понимая что я могу прямо на собрании рассказать о нем. С другой стороны, я понимал, что ни меня, ни какого-нибудь другого активиста горком до руководства не допустит. Предложили Мая Данцига. А почему бы нет?
Данцига активисты впервые услышали на учредительном собрании. До этого никогда ни на одном еврейском мероприятии Данцига никто не видел. Кстати, перед началом собрания, я встретил соседа-коммуниста. Он оставался, наверное, чуть ли не единственным евреем — директором минской школы. Он откровенно сказал, что его пригласили в райком, вручили мандат и велели голосовать за Данцига.
Выбрали правление: еврейский писатель Григорий Релес, театральный художник Зиновий Марголин, поэт Феликс Хаймович, бывшая артистка Еврейского театра Юдифь Арончик, архитектор Леонид Левин, кинорежиссёр Юрий Хащеватский, литературовед Леонид Зуборев, инженер Яков Гутман, марина Славина, Александр Лайхтман, Ефим Шимельфарб… Были еще и другие, к сожалению, не всех помню. Председателем правления избрали Данцига, а заместителем меня, Леонида Зуборева.
Все были довольны. Надо признать, что Данциг, хотя и отрабатывал что-то обещанное, может быть, квартиру или мастерскую, но старался честно. Делал все хорошо, добросовестно и со всеми ладил. Жаль, что позже он, в результате какого-то конфликта, отошел от еврейской жизни и больше ни разу на еврейских мероприятиях не появился…
Мы все стали активно участвовать в воссоздании еврейской жизни в Минске… Ровно через год я уехал в США.
За это время много было сделано, много душевных людей участвовало. Но пусть об этом напишут те, кто оставался в Минске.
Прошло 20 лет лет. В третий раз я встретился с Левиным и передал ему письмо Белорусского Землячества Америки, с просьбой содействовать установлению мемориальной доски на бывшей главной синагоге Минска (ныне Русской театр). Во-первых, белорусы не знают, что это была синагога. Во-вторых, там было бы правильно поместить и доску, напоминавшую об убийстве С. Михоэлса. В тот приезд я был на приеме у зам.министра культуры В. Гридюшко. На мое заявление он ответил:
— Сейчас времена изменились. Никто ничего не запрещает. Тем более, что просьба справедлива. Тем более, что Еврейским объединением руководит архитектор. Достаточно ему придти и представить проект, и мы его всецело поддержим.
До сих пор нет ни знака, ни доски, хотя Л. Левин в интервью по поводу своего 75-летия заявил:
«Я обогатил еврейское движение, а еврейское движение обогатило меня».
Что архитектор имел в виду под словом «обогатило», известно лишь ему самому. Причем не ясно, почему он говорит в прошедшем времени? Хотя уже, действительно, пора закончить взаимное «обогащение», пора бы Заслуженнному Архитектору на Заслуженную пенсию. Любому понятно желание обеспечить работой родственников и приятелей, но общественная организация — не личный бизнес.
Леонид Зуборев, вице-президент Белорусского Землячества США (Газета ”Форум” № 2-20 февраль 2013 )
