Archive for August 26th, 2012
|
Своими еврейскими и русскими корнями Аксенов всегда гордился и с удовольствием о них рассказывал. «У меня две линии – мужицкая и еврейская. Прапрапрадед по мужицкой — Василий Иванович. А по еврейской — Натан. У меня даже есть дагеротип с его изображением. У него были удивительно благородный лоб и взгляд — как у народовольца. И я думаю, что он, как и дед, был фармацевтом». Василий Павлович Аксенов родился 20 августа 1932 года в Казани. Отец будущего писателя был видным партийным деятелем, происходившим из крестьянской семьи. Родители матери, Евгении Гинзбург, еврейские интеллигенты, долго не могли принять ни брака дочери, ни ее революционных убеждений, ради которых будущая писательница, автор нашумевшего романа «Крутой маршрут», даже отказалась от учебы в Женеве, с неженской твердостью выдержав давление со стороны отца, известного фармацевта с огромными усами, в свое время окончившего русскую гимназию и знавшего латынь и греческий. Сам писатель любит повторять: «Если бы не революция, вряд ли мои родители встретились. Но вот они встретились…». И в результате их встречи на свет появился сын, которого родители очень любили и баловали: однажды любящая мать в качестве сюрприза даже засыпала детскую кроватку трехлетнего малыша шоколадными шарами. Евгению Гинзбург арестовали как троцкистку, когда Васе было всего четыре года, а вскоре та же судьба постигла и отца. Спустя еще полгода вездесущий НКВД принял участие и в Васиной судьбе, передав ребенка, оставшегося с бабкой и няней, в костромской приют для детей врагов народа. В этом заведении будущий писатель провел полгода, пока его не вызволил оттуда дядя, бывший профессор университета. Приняв для храбрости стакан водки, он пришел в чекистское логово и учинил там форменный разнос со стучанием по столу кулаком и громогласными ссылками на товарища Сталина, как-то неосторожно ляпнувшего, что, мол, сын за отца не в ответе… И получил-таки разрешение забрать племянника, чем фактически спас его от забвения, ибо в такого рода заведениях детям часто меняли имена и фамилии, после чего их навсегда можно было считать потерянными как для семьи, так и для родных мест. Маленькому Васе, воспитывавшемуся в интеллигентной семье, в приюте более всего запомнилось то, что «там никто ничего не читал». Евгения Семеновна, которую к тому времени выслали в Магадан, встречи с сыном ждала с трепетом, опасаясь увидеть дремучего неуча. Тем сильнее было ее изумление при виде бойкого мальчугана, декламировавшего наизусть Маяковского и даже помнившего строчки читанного когда-то ему матерью стишка Хармса о сорока четырех веселых чижах. В Магадане она познакомила сына с творчеством Ахматовой, Гумилева, Хармса и, конечно же, обожаемого ею Бориса Пастернака. Евгения Гинзбург была удивительной женщиной: прекрасно сознавая всю хрупкость своего положения, она решилась организовать своего рода «салон» для людей ее круга. Многие из бывших зэков, живущих в городе, были людьми образованными, они часто приходили к семье Гинзбургов «пить чай» и за чаем обсуждали советскую власть, читали запрещенную литературу. Позже Василий Павлович вспоминал, что эти «посиделки» сыграли колоссальную роль в формировании его как будущего писателя. Аксенову исполнилось шестнадцать, когда мать забрали снова. Передавая посылки опальной матери, он собственными глазами увидел толпы заключенных с номерами на спинах и в полной мере осознал бесчеловечность сталинского режима… Когда будущему писателю настало время поступать в университет, собрался семейный совет, на котором мать и ее тогдашний муж немец Антон Яковлевич Вальтер, за которого Евгения Гинзбург вышла, так и не дождавшись находившегося в тюрьме Павла Аксенова, рассуждали так: «В литературный тебя не возьмут, в университет тоже не примут, иди-ка в медицинский — в лагере врачам легче выжить». И Василий поехал в Ленинград поступать. По окончании института работал на Крайнем Севере, в Карелии, в Ленинграде и, наконец, в московской туберкулезной больнице. Все это время он писал и не оставлял надежды, что его произведения все же увидят свет. И в 1959 году его мечта сбылась: журнал «Юность» опубликовал два его рассказа. Сам Аксенов считал их довольно слабыми, однако напечатанная в 1960-м повесть «Коллеги» и последовавший за ней «Звездный билет» (1961) наделали много шума и сделали имя автора известным. По «Коллегам» даже был снят кинофильм. Вызванный аксеновской прозой резонанс окончательно убедил автора в том, что писательская деятельность — его призвание. Василий Павлович забросил книжки по медицине и взялся за литературное творчество, ходил на встречи с читателями, хотя культовым писателем себя не считал никогда. Сам он до сих пор не может привыкнуть к собственной популярности, потому был поражен эпизодом, имевшим место недавно в Керчи. На берегу ему повстречался с человек с собакой. «Это же копия моей собаки!» — невольно вырвалось у Аксенова. «Ушика?» — переспросил хорошо осведомленный хозяин пса. В начале 60-х живейший интерес к личности и литературному творчеству Василия Павловича стал проявлять и КГБ. Интерес этот был отчасти вызван еще и тем, что Аксенов начал печатать свою прозу в Америке и был одним из создателей и участников знаменитого самиздатского альманаха «Метрополь». В 1979-м для писателей, чьи имена засветились в альманахе, настали непростые времена, в том числе и для Аксенова. В том же году, в знак протеста против исключения Виктора Ерофеева и Евгения Попова из Союза писателей, он демонстративно покинул эту организацию по собственной инициативе. Нет ничего удивительного в том, что отношения Аксенова с властями опасно обострились. Теперь его называли не иначе как Гинзбургом — одним из элементов умело спланированной травли стало распускание слухов о том, что фамилия «Аксенов» является всего лишь русским псевдоним антисоветского бумагомараки, норовящего скрыть свою «еврейскость». В июле 1980 года, временно выехав в США, он узнал о том, что его вместе с женой лишили советского гражданства. Писатель обосновался в Вашингтоное и стал преподавать в университете. Позже он всерьез подумывал о том, чтобы взять двойную фамилию, Аксенов-Гинзбург, однако передумал: «Все и так знают, что моя мама — Евгения Гинзбург, а папа — Павел Васильевич из Рязанской губернии». И действительно — знали очень многие. Несколько лет назад, Аксенов вместе с коллегами, в том числе Владимиром Войновичем, приехал на выступление в самарскую филармонию. При входе их встретили «патриоты», вопившие: «Грязный Чонкин, убирайся домой!», «Долой “Затоваренную бочкотару!”» и «Вы не русские писатели! И фамилии у вас не русские»… На что писатель не замедлил ответить: «Да нет, писатель я русский, хотя мать моя еврейка. А отец из Рязанской губернии больше русский, чем вы вместе взятые». Своими еврейскими и русскими корнями Аксенов всегда гордился и с удовольствием о них рассказывал. «У меня две линии – мужицкая и еврейская. Прапрапрадед по мужицкой — Василий Иванович. А по еврейской — Натан. У меня даже есть дагеротип с его изображением. У него были удивительно благородный лоб и взгляд — как у народовольца. И я думаю, что он, как и дед, был фармацевтом». В США писатель продолжал плодотворно сочинять, там появились «Желток яйца» (1989), «В поисках грустного бэби» (1987) и многие другие произведения. Официальное изгнание из Советского Союза продлилось 9 лет, причем Аксенов не раз с удивлением отмечал для себя, что ему «гораздо легче было писать в эмиграции». Именно этим он объясняет и свое нынешнее «тройное гражданство»: России, Франции и США. «Писатель в России очень близок к понятию эмигрант…» — с грустью отмечал он, ностальгируя по ушедшему поколению советской интеллигенции. Не раз задумывался он и о современной ситуации в России, часто сравнивая ее с Израилем, в котором довелось побывать в 1993-м и 1995-м в составе делегаций русских писателей: «Если бы в России в критические для нее моменты находились такие люди, как Шарон и Моше Даян!» В январе 2008 года Василий Аксенов был госпитализирован после тяжелого инсульта. Спустя полтора года, в июле 2009-го, писатель умер. Материал подготовил Роберт Берг |
Вчера исполнилось 80 лет со дня рождения писателя Василия Аксенова. 