Archive for March, 2010
*****
Иначе я не мог никуда поступить: моя еврейская фамилия портила афиши антисемитской Украины. После того как я поставил свой первый спектакль «Ромео и Джульетта» этот вопрос встал ребром, и, по рекомендации балетмейстера Бориса Каменьковича, я сменил фамилию. Сначала я указывал ее в качестве псевдонима, но потом сменил окончательно — уж слишком много путаницы было в документах… Мама была коммунисткой, дедушка тоже. Он в свое время был репрессирован и люто ненавидел советскую власть, хотя и всячески это скрывал. Я понял это уже под конец его жизни, мне тогда было 15 лет. Я очень благодарен своим родителем за то, что еще в раннем детстве прошел брит-милу. Многие мои ровесники занялись этим вопросом уже в солидном возрасте — как из религиозных, так и из медицинских соображений. Я считаю, что мои родители поступили правильно, сделав мне обрезание еще ребенком… Хотя, как вы понимаете, за это тоже пришлось расплачиваться. Занимался плаванием, водным полом, поэтому в раздевалках и душевых все сразу становилось понятно — чтобы определить национальность надо было снять штаны. Вся моя родня по отцовской линии жила под Могилевом-Подольским. Бабушка неплохо знала идиш. С моими родственниками по отцу вообще связана совершенно загадочная для меня история. Моя бабушка с папой находились в эвакуации в Казахстане, мама — в Молотове, нынешней Перми. Папины родственники, многие из которых живут сегодня в США, Израиле, оставались в оккупации, при это никто не пострадал, а все потому, что Могилев-Подольский оккупировали румыны. Никого не расстреляли, никто не попал в лагеря… Меньше всего я думаю об этом и круг общения выбираю не по этому признаку. Я вообще считаю, что к Б-гу прийти никогда не поздно. В праздники я хожу в синагогу, общаюсь с главным раввином России Берлом Лазаром. Оформлял такие мероприятия, как открытие Еврейского общинного центра в Марьиной роще, 50-летие независимости Израиля. Считаю, что в 2006 году сделал в Киеве уникальный проект — «Бабий Яр». Отец моей мамы погиб там. Там стоит очень странный памятник, который мог возникнуть только в советское время — какая-то женщина в сорочке, ребенок, военнопленные. Еврейского в этом монументе — ноль, хотя в Бабьем Яру лежат в основном евреи. Это все убивалось на корню… Помните фильм 1936 года «Цирк»? Сцену, где Соломон Михоэлс поет колыбельную на идише малышу-негритенку? Ее то вырезали, то назад возвращали… Бабель в одном из своих одесских рассказов писал: «И чем было бы плохо, если бы евреи жили в Швейцарии, где горный воздух и вокруг сплошные французы?» Вот суждено мне было родиться в Советском Союзе — ездить сначала в пионерлагеря, потом на военные сборы. Мы же всегда были голодные! Что достал — то и съел. Кто думал, кошерно это или нет? Осетрину мы ели только по большим праздникам, а ведь она считается некошерной…Откровенно говоря, я против любого радикализма. В Лос-Анджелесе я стал свидетелем одного очень интересного случая. По законам демократического общества каждый человек имеет право открыто высказывать свое мнение. С подобной заявкой к властям обратилась некая фашиствующая организация. Это вызвало широкий резонанс в СМИ, евреи написали петицию губернатору Калифорнии. Фашистам отказали, но знаете, кто за них вступился? Адвокаты-евреи! Мол, если люди нарушают закон, если, не дай Б-г, погромы, то это одно, но ведь у каждого есть право высказаться. Сегодня запретили им, а завтра запретят нам. Тем не менее, история, конечно, показала, что фашистскую идеологию надо запрещать. На антисемитизме все заканчивается — вспомните крестоносцев, инквизицию, Гитлера. Не знаю, почему, но все, кто делали на этом капитал, заканчивали плохо. Я на сто процентов уверен, что к революции и краху Россию привели не евреи, а антисемитизм. Учиться, заниматься бизнесом, не давали, из Черты оседлости не выпускали. И погромы — как по расписанию. В это самое время евреи сделали Америку самой богатой и процветающей страной. В России же евреи вложили свои мозги в революцию — поэтому она и получилась. Их вынудили заняться чем-то таким, что могло бы их обезопасить. Урицкий, Ярославский, Володарский: кого ни возьми — одни евреи. Под вопросом разве что Ленин и Сталин. Не надо будить зверя — и все будет нормально… Это все ужасно! Как говорится, бьют не по паспорту, а по морде. Есть кавказцы, очень похожие на евреев, и наоборот. Есть славяне-брюнеты, а если еще и нос крючком… События на Манежной площади — это ужасный прецедент. Евреям не стало легче от того, что их место теперь временно заняли кавказцы. Или грузины, после военных действий почувствовавшие себя в России ущемленной нацией. Азербайджанцев не трогали, а тех обыскивали. Очень показательный был момент, когда Иосиф Кобзон дал деньги на восстановление Храма Христа Спасителя. Сегодня восстанавливают один храм — завтра восстановят другой, сегодня бьют морду одному — завтра другому. Безусловно, люди всегда сами в чем-то виноваты, и евреи тоже не без греха. Катастрофа во многом произошла из-за того, что они не хотели обращать внимания на внешний мир, были настолько зациклены на своей правоте и первозданности, что проморгали беду — а ведь их предупреждали. Все прекрасно понимали, что никто не хочет ссориться с Гитлером, и вовсе не из-за войны, а чтобы не потерять его заказы. На него работал весь мир: Америка и все остальные. Если говорить о России, я считаю, что русские — очень толерантный народ. После терактов в Москве никто не побежал бить морду соседу. Конечно, многие подвержены каким-то веяним, но в целом, обвинить русских в нетолерантности, по моему мнению, нельзя. Можно жить, если вести себя нормально и не выпендриваться. Кавказцы, как и евреи, тоже переборщили. Надо уважать правила, законы, приличия. Русские в гневе страшны — это доказано историей. Другое дело, что все, кто наблюдают за этой вакханалией, которую, кстати говоря, можно было предотвратить, почему-то считают, что их это не коснется… Я лежал с простудой, в Киеве и на одном из телеканалов наткнулся на совершенно гениальную передачу. Эвенкийский автономный округ, село какое-то. Рассказывают о местных домах культуры и перечисляют художественных руководителей ансамблей: Абрамович, Цукерман… Одни евреи! В 1996 году известному дирижеру Павлу Овсянникову, руководившему в то время Президентским оркестром, разрешили дополнительно взять в оркестр двух скрипачей-евреев. Никакого правительственного антисемитизма тогда не было, но, как-никак, Президентский оркестр, лицо страны. Я его и спрашиваю: «Вот ты объясни мне, русский человек, прекрасный музыкант, ну в чем дело?» Он и говорит: «Не знаю, берет еврей скрипку — и совершенно другой звук!» Это как, например, азербайджанцы жарят шашлык. Зайди в любой армянский ресторан в Москве, если шашлык хороший — значит его готовил азербайджанец. Почему меня узнают все евреи? Не потому, что я тоже еврей, а потому, что они следят за шоу-бизнесом, эстрадой, театром. Они смотрят не только попсовые, но и умные передачи типа «Апокрифа» Ерофеева. При этом они, как и все люди, читают газету «Жизнь». И детей своих воспитывают так же. У них предрасположенность к миру искусства, потребность знать имена писателей и поэтов, разбираться в театре, кино. Так заведено в еврейских семьях. В бразильских заведено обсуждать футбол. И карнавал. В еврейских — театр, музыку. (Из интервью корреспонденту Jewish.ru 4.03.2011 – А.З.)
Существует целое поколение евреев-писателей, чьи произведения я читал, и их еврейский опыт жизни в Америке излагается всегда честно и открыто. Таков же и режиссер Вуди Аллен (Woody Allen). Но со мной все было не так. Я не отрицал и не избегал иудаизма. И на меня не нашло подобное озарение, когда я начал писать. Я не пытался себя исправить.
******
Я всегда знал, что я еврей. Мои родители вели светский образ жизни. Я не проходил обряд бар-мицва. В раннем детстве я решил, что я атеист, и я до сих под себя им считаю. Я не чувствую в себе тяги к еврейским традициям. В действительности, я скорее антирелигиозен. С другой стороны, мой тесть ортодоксальный еврей, поэтому теперь мне приходится посещать традиционные празднества, чего я никогда не делал в детстве. Я столкнулся с еврейскими традициями позднее, после того, как женился. Я никогда не был таким, как Филип Рот (Philip Roth) или Сол Беллоу (Saul Bellow), для которых иудаизм является частью их творчества.
*****
Не могу сказать, что мои родители большие эрудиты. Мама — преподаватель математики, обычный советско-еврейский человек; папа — инженер, эдакий «русский мачо»… Я впервые понял, что такое Ханука, когда в середине 90-х годов попал в Нью-Йорк. Зашел в магазин (даже не в Бруклине, а на Манхэттене) и говорю кассирше (с крестом на шее): «Merry Christmas!». Она перевела взгляд на стоящую рядом менору и говорит: «Happy Hanukah!». Что касается праздников, то я их, конечно, знаю. Человек я не религиозный, но и агностиком себя не считаю. Могу в течение 15 минут ознакомить полного дурака с основами иудаизма, законами кашрута и так далее. Кстати говоря, мне очень часто приходилось объяснять это чистокровным евреям — сам-то я полукровка. Когда был молодым, принципиально всем говорил, что я еврей. Тогда, во времена социализма, это было модно, особенно среди «прогрессивной молодежи». Сейчас откровенно признаюсь в том, что по сути я — «черт знает что и сбоку бантик». Был такой случай. Как-то я послал одного парня снимать сюжет в синагоге. Более семитской внешности, чем у него, вы не найдете. Это во-первых. Во-вторых, фамилия — Рубинштейн. Так что я был в полной уверенности, что он в курсе, как там надо себя вести. Приезжает с задания пьяный в стельку. Никакого репортажа, конечно, нет. Оказалось, что он вошел в синагогу во время молитвы без головного убора, да еще и начал там всех строить. Его оттуда и выкинули. Дело было в единственной на тот момент московской синагоге — на улице Архипова. Я ему сделал внушение, объяснил, что такое кашрут. Так он потом постоянно ко мне подбегал и спрашивал что-то вроде: «Петь, а у тебя компьютер кошерный?» Моя мама, Ида Абрамовна, со мной на эту тему никогда не говорила. Бабушка у меня вообще какая-то непонятная еврейка, дедушка — караим. У него так в паспорте было написано. Дед умер, когда мне было 10 лет. Он был главным гримером Малого театра и ужасно известным человеком в театральных кругах. Бабушка знала на идише пару слов, мама — ни одного…. Сам я всегда был ярко выраженный семитский человек, хотя папа у меня русский. Я ношу его фамилию, однако же, когда мне исполнилось 16 лет, меня родственники с трудом отговорили записать в паспорте в графе национальность «еврей». Тогда многие люди ходили на праздники в синагогу. Однажды, когда был молодой, мы с друзьями попали на какой-то праздник, который совпал с 1 Мая. Я такого искреннего веселья, как там, никогда не видел! (Из интервью на сайте Jewish.ru 23.12.2011 – А.З.)
*****
Познакомившись с разными монотеистическими религиями, в том числе и с иудаизмом, я понял, что было бы неправильно жестко придерживаться одной идеологической модели — религиозной, национальной и так далее. Хотим мы того или нет, но все люди, живущие сегодня на Земле, в той или иной степени — родственники… Мой отец был русским. Получая в 16 лет паспорт, я решил, что в графе национальности должно быть написано: «еврей». Я воспитывался в семье моей мамы, где все были евреями. Передо мной не стоял вопрос выбора национальности. Я выбрал тех людей, которые мне были ближе и понятнее; культуру, в которой я воспитывался; кухню, которую я очень любил. Это было для меня естественно и вполне осмысленно. В 16 лет уже можно и нужно совершать осмысленные поступки… Я книгу Подгородецкого «Машина с евреями» не читал. Один из наших общих товарищей, помогавших Пете в работе над книгой, позвонил мне, чтобы уточнить некоторые детали. Так уж получилось, что у меня очень хорошая память, я многое помню. Он спросил меня о том, откуда взялось это выражение — «машина с евреями»? Как оказалось, версия Петра Ивановича совершенно не совпадает с моей (усмехается). Тогда же мне предложили стать соредактором этой книги, но я категорически отказался. Только по одному этому эпизоду я понял всю потенциальную «достоверность» этого «произведения». (Из интервью на сайте Jewish.ru 21.01.2011 – А.З.)
*****
Моё увлечение иудаизмом началось с того, что я еврей по маме (Отец музыканта, футболист московского «Спартака» Виктор Петухов ушел из семьи – А.З.)… Я очень уважаю всех своих родственников. Но к родственникам по материнской линии испытываю особый пиетет. Я ведь сознательно выбрал национальность и фамилию. Когда мне выдавали паспорт, начальник отделения милиции, который очень хорошо знал мою семью, провел со мной разъяснительную беседу. В которой попытался мне объяснить, что, дескать, жить тебе в дальнейшем с такой фамилией и национальностью будет сложно… Кутиков – это еврейская фамилия. Так вот, я ему ответил: у меня есть дедушка, у меня есть бабушка, у меня есть мама, у меня есть масса родственников, которые носят фамилии Кутиковы, Роднянские, Хотинские. Я их уважаю. Они очень хорошие люди. И я буду носить национальность тех людей, которые меня воспитывали, с которыми я жил, и у которых я учусь… У дедушки, его звали Наум Михайлович, а точнее – Наум Моисеевич (тогда многие номенклатурные работники меняли имена или отчества, для того, чтобы отвлечь внимание от себя), – самая высокая должность была управляющий делами наркомата авиационной промышленности. Серьезный пост. Но вообще, деду, конечно, «везло» в жизни. Он был дважды исключен из партии, дважды восстановлен… В нашей семье вообще этим вопросом не интересовались. По умолчанию. У матери в паспорте, конечно, было написано, что она еврейка. Но я не особо задумывался на этот счет. Вплоть до того, как стал устраиваться на киностудию Минобороны звукооформителем. Там меня мордой об стол и ударили в первый раз по-настоящему. Два с половиной месяца мурыжили, кормили завтраками. Начальник цеха звукозаписи звонит, спрашивает: почему не выходите на работу, мы держим единицу специально для вас? Я говорю: а вы спросите у своего отдела кадров. Перезванивает минут через 20: приезжайте, говорит, все вопросы решены. Я приезжаю в отдел кадров. Уже в сто двадцать четвертый раз. Там сидит полковник, который мне заявляет: «Ну, тебе как объяснять: русским языком, еврейским? Или, может быть, как-нибудь сам поймешь?» Хотел ему запустить пресс-папье в морду. А потом понял: ну что это изменит? Ничего. Повернулся, хлопнул дверью и ушел. Ну, значит, евреям не место на киностудии. (Из интервью в Еврейском интернет-клубе на сайте base.ijc.ru 4.06.2007 – A.З.)
Я предполагал, что вернусь. Но мне было просто необходимо уехать. Хотя бы потому, что я наполовину еврей, наполовину русский. И мне с русской своей половиной жилось всегда просто в России. Я знаю русскую культуру, литературу, знаю историю. Но вторая моя половина была мною абсолютно не изведана, не востребована, и в какой-то момент ужасно захотелось понять, что это такое. Я говорю теперь на иврите, который освоил в Израиле. Я знаю эту страну, этот народ, и мне это ужасно приятно и интересно…Вы знаете, если бы я был стоматологом или программистом, я бы нашел там работу и спокойно зарабатывал. Но я же творческий человек, который постоянно пытается что-то писать, занимается песнями. Потому что можно было выучить язык, даже можно научиться писать на нем стихи, рифмовать строчки, но у меня не было и не будет общего прошлого с этими людьми, ты не служил с ними в армии, не учился с ними в школе. И именно поэтому я там был чужим…
*****
Я с большим нетерпением жду поездки в Израиль, и жду не только концертов. Я очень люблю показывать своим друзьям, которые впервые приезжают в Питер, город. И точно так же я люблю показывать Израиль. Ни один из моих музыкантов в Израиле никогда не был, поэтому я с большим удовольствием предвкушаю, как посажу их в машину и повезу в разные места. Покажу им Яффо, Галилею, Иерусалим, Акко, Мертвое море, Кейсарию… К счастью, у нас останется несколько дней на отдых, и я с большой любовью и нежностью буду рассказывать им про эту страну, где я провел замечательные шесть лет своей жизни и которую я очень люблю.
*****
Это как раз был не мейнстрим, потому что я был единственным рок-н-ролльщиком, который все бросил и уехал в Израиль. Как правило, тогда уезжали люди, которым здесь особенно нечего было терять. Надо сказать, мне было что терять, так что решение о переезде было, скажем так, велением души. Я всегда стремился жить так, чтобы получать удовольствие от того, что делаю. В то время закончилась моя работа в «Секрете», закончились восемь лет моей жизни, которые были связаны с этой группой. И, честно говоря, я просто не знал, чем мне заняться. Надо было, во-первых, отдохнуть, а во-вторых, изменить жизнь, поменять ее полностью. И мой отъезд в Израиль стал таким экстремальным шагом в этом направлении… Да, мы уехали всей семьей: я с женой (актрисой Ириной Селезневой, первой женой Леонидова — А.З.), мои папа и мама, дедушка с бабушкой. Дед был неродной, он вообще из Тульской губернии — туляк из крестьянской семьи, Иван Андреевич Поляков. Но мы все поехали… Никакого еврейства в моей семье не было. По крови оно было, конечно, но никаких традиций, обычаев не соблюдалось. У меня семья была абсолютно ассимилированная, ленинградская. Но морально я был готов влиться в новую культуру и был настроен сионистски, много читал и знал об Израиле. И я приехал готовый к абсорбции. Это очень важно, чтобы человек изначально был готов принимать то, что кажется чужим. Я не люблю, когда меня насильно куда-то втаскивают, а такое в Израиле тоже иногда случается: когда ты, например, не готов праздновать Песах со всеми, а тебя заставляют веселиться. Но если этот момент исключить, то все остальное, в общем-то, было вполне приемлемо. Я был готов если не стать израильтянином, то, по крайней мере, постараться быть не совсем чужим… Было ли тяжело? Наверное, мне было легче, чем другим. Все-таки ко мне, к нам с Ириной было привлечено некоторое внимание. Я практически сразу начал какие-то деньги зарабатывать — концертами, выступлениями. Сначала пел один под гитару в разных учебных заведениях, главным образом там, где были наши студенты. Они были страшно рады, что я приехал, восторженно встречали, потому что для них было важно, знаково, что я тоже с ними. Так что в этом плане мне было проще. А в остальном — так же, как другим. Я тоже изучал язык в ульпане, тоже не очень понимал, как платить за автобус, как в банке себя вести, с трудом выписывал чеки на иврите. В общем, это нелегкая штука — вливаться в чужую, абсолютно незнакомую страну. Это сейчас жизнь в России не очень отличается от того, как живут на Западе или в Израиле, а тогда мы ведь были как неандертальцы: у нас не было кредитных карточек, чековых книжек, мы не знали, как всем этим пользоваться… Я, конечно, был тронут, когда соседи нам принесли какую-то еду, мебель, матрасы, хотя мы в этом, в общем-то, не нуждались. Так уж получилось, что мы много чего из вещей отправили отсюда. Да и переехали большой семьей, поэтому у нас была возможность на те деньги, которые нам выдали при абсорбции, снять большую квартиру в хорошем районе. Мы попали сразу в Рамат-Авив (престижный район на севере Тель-Авива), откуда я до конца своей оседлой израильской жизни никуда не хотел уезжать. Никуда и не уехал, потому что к хорошему быстро привыкаешь. Что еще мне в Израиле понравилось, — точнее, не понравилось даже, а просто потрясло, — так это Йом ха-Зикарон (День памяти павших в войнах Израиля и жертв террора — А.З.) и Йом ха-Ацмаут (День независимости — А.З.). Эти сирены невероятные, когда вся страна встает! Я, честно говоря, до сих пор испытываю гордость за то, что причастен к этому. И за то, что я израильтянин… Очень помогло то, что художественный руководитель тель-авивского Камерного театра приезжал в Ленинград еще до нашего переезда. Он видел Ирину на сцене, и он ее ждал. Конечно, это не значило, что для нее там уже готовы были роли, она все-таки еще не знала языка. Но после нашего приезда в театре довольно быстро появился спектакль «Ахава русит» («Русская любовь»), где Ира играла отрывки из русской классики, и все это было объединено в некое такое действие. И это сделало Иру сначала заметной, а потом невероятно популярной среди израильтян, потому что она действительно очень быстро заговорила на иврите практически без акцента… В Камерном театре мы познакомились с людьми искусства, среди них был Эхуд Манор, знаменитый поэт-песенник, переводчик израильский, которого уже нет в живых. Тогда на телевидении выходила очень популярная передача, «Субботний вечер с Эхудом Манором», куда он нас с Ириной пригласил как гостей. Там я спел одну из своих песен на иврите, которую сам перевел, будучи совсем еще мало знаком с языком. Я рвался в бой, был настырным и, еще не овладев ивритом, уже пытался писать на нем стихи. Эту передачу увидели люди из звукозаписывающих компаний NMC Music и Hed Arzi Music. Они обе предложили мне контракты на выпуск альбома, мне осталось только выбрать ту, которая предоставит лучшие условия. Я выбрал NMC, и так потихоньку моя музыкальная карьера покатились: был записан альбом, я познакомился с музыкантами, собрал группу, начал играть в клубах, на всяких городских праздниках — где-то по-русски, где-то на иврите. Потом Эхуд Манор решил, что я могу исполнить роль фараона в мюзикле «Иосиф и его потрясающая полосатая рубаха». Я пришел на пробы и был утвержден. Тут же какое-то телевидение появилось, сериал, где я играл вместе с Ривкой Михаэли. В общем, я не жалуюсь на свою творческую жизнь в Израиле. Главное, что мне было ужасно интересно, мне было что преодолевать. Я поставил перед собой сложную задачу, которую надо было выполнить, а это всегда подстегивает, не дает почивать на лаврах… Да, причем этот альбом на 80% был мной самим написан. Не без помощи старших товарищей, конечно, но тем не менее. Я считаю, что изучение любого языка — это просто вопрос мотивации. И способностей, конечно. Но артисты по натуре своей обезьяны, в хорошем смысле этого слова, они умеют подражать. Я говорю на иврите с каким-то общеевропейским непонятным акцентом: израильтяне чувствуют, что я иностранец, но не могут сказать, откуда именно. Потому что все типичные русские ошибки, на которые мне указывали, я изжил… Трудиться надо и как можно больше общаться. Самая большая беда многих русскоязычных жителей Израиля, как мне кажется, в том, что в повседневной жизни они употребляют очень ограниченное количество слов, остальные им просто не нужны. А если ты артист и работаешь с текстом роли, со сценарием, никто не делает никаких скидок на то, что это не твой родной язык. Вот, например, в «Иосифе» сон фараона вообще написан с употреблением библейских выражений из Ветхого завета, но мне нужно было все это понять, выучить и играть. Я думаю, что в этом дело: если ты работаешь в коллективе, в котором все говорят на иврите, где нет никаких поблажек и где тебе еще надо играть какую-то роль, волей-неволей начинаешь говорить. Бывали концерты в университетах для русских студентов — они вели себя соответствующе, и было понятно, что и для кого я играю. Или концерт, например, в Араде по случаю дня города. На таком концерте среди прочих артистов должен быть кто-нибудь из России — вынь да положь. А выбор в Израиле был не слишком большой, поэтому ко мне часто обращались. Вот там самая разная, как вы понимаете, публика может быть — от эфиопской до русской. Кому-то ты интересен, кому-то не очень, кто-то вообще жарит шашлыки, пока ты поешь… Я понимал, что ее нет, этой целевой аудитории. Изначально я, может быть, и питал какие-то иллюзии, но очень быстро лишился их. Я понимал, моя целевая аудитория в Израиле — это капля в море. Потому что остальные смотрят Первый канал, по которому показывают Киркорова и Пугачеву. Как и здесь, впрочем… Когда ты молодой, когда тебе 28 лет, кажется, что весь мир лежит перед тобой. Конечно, мне хотелось выйти на международный уровень, но я не очень себе представлял ту нишу, которую занимает Израиль в мировой музыке. Я понимал, что это провинция, но почему-то думал, что можно жить в Израиле и петь по-английски, например. Оказалось, что это абсолютная утопия. Но, когда я это понял, уезжать из Израиля мне уже не захотелось, честно говоря. Да и в Россию я вернулся не потому, что не сделал международную карьеру, а потому что выполнил свою задачу: скажем так, я повзрослел… Мне требовалось повзрослеть — и в Россию я вернулся готовым к сольной карьере. Потому что в 28 лет я к ней еще не был готов. Мне для этого нужен был какой-то абсолютно экстремальный отрезок пути. Чтобы он меня мобилизовал, чтобы совсем выбил из той колеи, в которой я уже начал увязать… Это происходило постепенно. На четвертом году моего пребывания в Израиле у меня в очередной раз появился [Андрей] Макаревич с идеей сделать передачу о путешествиях («Эх, дороги» — Прим. ред.). Он пригласил меня стать соведущим этой программы. Мы ездили по всему миру, делали такие путевые заметки человека за рулем. Я стал меньше бывать в Израиле и больше за рубежом, в том числе в Москве. Я видел какие-то перемены. Знаете, тогда общество питало надежды, что наконец-то что-то изменится. И, несмотря на весь ужас этих бандитских 90-х, все понимали, что вот это временно, а есть что-то главное, какие-то демократические идеалы, к которым страна стремится. Я был вдохновлен этим. А еще больше был вдохновлен тем, что появился частный бизнес: открылось много частных студий грамзаписи, чего, конечно, не было, когда я уезжал. Появилась возможность зарабатывать деньги, рубль стал более или менее конвертируемым, можно было жить. Ну а главное, я, действительно, повзрослел, понял, что могу делать что-то другое — самостоятельно, сбросив с себя рюкзак, на котором написано «Бит-квартет “Секрет”». Это было очень важно, я ощутил себя вновь готовым писать песни на русском языке. И я стал их писать. А когда пишешь, тебе нужен тот, кто будет слушать. Все эти люди здесь… Каждый год бываем в Израиле всей семьей. Иногда ездим в Эйлат, а в этом году просто были в Тель-Авиве. Ну, Тель-Авив вообще мой любимый город, потому что город, в котором ты прожил шесть лет, не может быть нелюбимым. Я люблю туда ездить. Это такая большая закусочная на берегу моря, но мне в ней хорошо, я хорошо там себя чувствую. На самом деле, в каждый свой приезд я стараюсь как минимум четыре места посетить: Тель-Авив, Иерусалим, Кейсарию и Тверию. С озером Кинерет много чего связано, там действительно есть места силы по берегам. Люблю Кейсарию, потому что это дыхание времени, и каждый раз к этому прикоснуться и интересно, и волнительно. Ну а Иерусалим я люблю, потому что это Иерусалим. (Из интервью на сайте jewish.ru 22.08.2014 – А.З.)
Комментарий: Родился в семье актёров Ленинградского академического театра комедии, заслуженных артистов РСФСР Людмилы Александровны Люлько и одного из зачинателей знаменитых капустниковЛеонида Ефимовича Леонидова (настоящая фамилия Шапиро). Известный российский певец прожил в Израиле шесть лет, записал два музыкальных альбома (на иврите и русском языках), сыграл в мюзикле, снялся в кино. А потом вернулся в родной Питер, записал свой хит про “Девочку-виденье”. Сейчас Максим живет в России, но продолжает любить Израиль.
*****
Еврей идет все вперед по пути к монополизации денег. Он уже достиг такого положения, что в минуту опасности может сжать или освободить горло целой страны, – по мере того как будет стягивать или распускать свой кошелек, ставший в его руках ящиком Пандоры…Еврей до отвалу насосался всеми видами современных вольностей с той целью, чтобы уже без всякого стеснения вести атаку против любой христианской правды. Он захватил весь объем деятельности прессы, дабы с большим успехом потрясать самые устои нашего гражданского быта…Подобно тому, как он ненавидит Бога на Голгофе, точно также он пылает злобой ко всему, что представляет силу, благородство, величие тех религиозных общин, которые исповедуют Распятого Господа. Он естественный, прирожденный враг всего, на чем покоится их незыблемость, благоденствие, процветание и слава…Еврею все годится, раз он имеет целью ниспровергнуть, во-первых, трон, а во-вторых, алтарь, или – что для него еще лучше, – сначала религиозные, а затем и государственные установления. Ему доставляет истинное наслаждение, когда в смутах революции гибнет и вихрем бешенных перемен рассеивается все, что в христианской цивилизации есть высокого, чистого и прекрасного…Равным образом не сыны ли Иуды всегда стоят за кулисами любого социального переворота, и не они ли фигурируют как потаенная первооснова всякой антиморальной эпидемии?…Отсюда несомненно, что придет, наконец, такой момент, когда все христианские народы уразумеют, что оставление или изгнание еврейства, прокравшегося в их среду, – вопрос жизни и смерти для них.
*****
Ругают Александра Исаевича, а уж его-то за то ругать? Ругают и ругают. А хоть бы кто-нибудь задумался, сколько он сделал, для того чтобы “монстра” не было. А его все: это он не так, то… Вдруг его в антисемитизме начали упрекать. Лучше бы себя упрекали. У него жена еврейка. Что они к нему пристали? Он мне когда прислал письмо в Израиль, они дали мне гражданство. Вроде я же не еврей совсем, это какой-то был нонсенс. И меня сразу облили помоями, что сволочь я, что надо же, нарочно в Израиле он поселился…Вам, наверное, интересно будет узнать. Мой дед, крепостной крестьянин Ярославской губернии, получил свободу в 1861 году, вскоре женился и обзавелся детьми. Первенца своего он назвал Давидом. В честь знаменитого библейского царя. Дядю моего, простого ярославского крестьянина, из-за имени не раз принимали за еврея. Бывало, доставалось ему от антисемитов…Вы смотрели спектакль “Павшие и живые”? А знаете, сколько раз его закрывали? Тех, кто закрывал, смущали фамилии героев: Коган, Багрицкий, Казакевич…(Из интервью на страницах израильской прессы и радио Свобода, 16-05-2004 – А.З.)
Комментарий: За вклад в сближение культур двух стран РЕК подарил режиссеру Театра на Таганке именную оливковую рощу в Израиле. 28 февраля 2011 года в московском Театре на Таганке его основателю, легендарному режиссеру Юрию Любимову, был торжественно вручен почетный сертификат на 18 оливковых деревьев, посаженных в Израиле в его честь Российским еврейским конгрессом. Эта роща стала знаком уважения со стороны еврейской общины таланта Юрия Любимова и символом признания его вклада в сближение культур России и Израиля. В 1982 году, после лишения советского гражданства, Юрий Любимов принял приглашение израильского театра «Габима» и остался жить и работать в Иерусалиме. Вместе со своей женой он, в отличие от нее, не имевший еврейских корней, получил израильское гражданство и до сих пор ежегодно приезжает в Иерусалим.
