Евреи глазами именитых друзей и недругов

Archive for March, 2010

*****

Из всех народов

И казнили детей у могил… В этот час
Спали люди спокойно на свете.
Ты под солнцем избрал средь народов – лишь нас.
Ты нас трудной любовью отметил.
Ты избрал нас, Господь, среди прочих людей,
Утвердил нас под солнцем упрямо…
Видишь, мальчик стоит над могилой своей
Потому лишь, что он от рожденья еврей,
Кровь его – как вода в этом мире зверей.
Просит он: «Не смотри, моя мама!»
Плаха мокра от крови, зазубрен топор,
А Святейший отец в Ватикане
Не желает покинуть прекрасный собор –
Поглядеть на погром, на закланье.
Постоять хоть часок – может, Бог что простит –
Там, где агнец разнузданным миром забыт,
Где дитя над могилой
Стоит.
Помнит мир о сокровищах прошлых веков –
Ведь наследие предков бесценно.
А хрустальные чаши ребячьих голов
Изуверы
Дробят
О стены!
Крик последний звенит: «Мама, ты не гляди,
Это зрелище – не для женщин.
Мы ведь тоже солдаты на этом пути,
Только ростом немного поменьше».
И казалось, кричит размозженная плоть:
«Бог отцов наших, помним мы кровью:
Средь народов земли ты избрал нас, Господь,
Ты отметил нас трудной любовью,
Ты, Господь, из мильонов детей нас избрал.
Пред тобою погибли мы, Боже,
Нашу кровь ты в большие кувшины собрал –
Потому что ведь некому больше.
Запах крови вдыхая как запах вина,
Всю до капли собрав ее, Боже,
Ты с убийц наших, Господи, взыщешь сполна.
С большинства молчаливого – тоже… (1942)

Перевод с иврита Д. Маркиша

*****

Фрагмент из поэмы ”Не вечна память”

Теряются следы в тысячелетних
Скитаньях по сожженным городам,
В песках за Бабьим Яром, в черных сплетнях
На черных рынках, в рухляди, – а там

Прожектора вдоль горизонта шарят,
Ползут по рвам, елозят по мостам
А где-то жгут, дробят, кромсают, жарят,
Гноят за ржавой проволокой, – а там

Сочувствует ханжа, и жмется скаред,
И лжесвидетель по шпаргалке шпарит,
И журналист строчит уже, – а там

Нет и следов, – ни в городах Европы,
Ни на одной из мыслимых планет,
Ни в черной толще земляной Утробы,
Ни в небе, ни в аду, – их больше нет.

Лежит брусками данцигское мыло,
Что выварено из костей и жил.
Здесь чья-то жизнь двумя крылами взмыла
И кончилась, чтоб я на свете жил.

Чья жизнь? Чья смерть бездомна и бессонна?
В венце каких смолистых черных кос,
В каком сияньи белого виссона
Ступила ты на смертный тот откос?

Прости мне три столетья опозданья
И три тысячелетья немоты.
Опять мы разминулись поездами
На станции, где отпылала ты.

Дай мне руками прикоснуться к коже
Прильнуть губами к смуглому плечу.
Я все про то же, – слышишь? – все про то же,
Но сам забыл, про что же я шепчу.

Мой дед ваятель ждал тебя полвека,
Врубаясь в мрамор маленьким резцом,
Чтоб ты явилась взгляду человека
С таким вот точно девичьим лицом.

Еще твоих запястий не коснулись
Наручники, с упрямицей борясь.
Еще тебя сквозь строй варшавских улиц
Не прогнала шпицрутенами мразь.

И колкий гравий, прах костедробилок
Не окровавил этих нежных ног.
И злобная карга не разрубила
Жизнь пополам, прокаркав: «Варте нох!»

Не подступили прямо к горлу комья
Сырой земли у страшных тех ворот.
Жить на земле! Что проще и знакомей
Чем черный хлеб и синий кислород…

Но что бы ни сказал тебе я, что бы
Ни выдумал страннее и святей,
Я вырву только стебель из чащобы
На перегное всех твоих смертей.

И твой ребенок, впившийся .навеки
Бессмертными губами в твой сосок,
Не видит сквозь засыпанные веки,
Как этот стебель зелен и высок.

Охрипли трубы, струны отзвучали.
Смычки сломались в пальцах скрипачей
Чьим ты была весельем? Чьей печалью?
Чьей Суламифью? Может быть, ничьей.

Очнись, дитя библейского народа!
Газ или плетка, иль глоток свинца,
Встань, юная! В делах такого рода,
В такой любви не может быть конца.

В такую ночь безжалостно распахнут
Небесный купол в прозелени звезд.
Сверкает море, розы душно пахнут
Сквозь сотни лет, за сотни тысяч верст.

Я для свиданья нашего построил
Висячие над вечностью мосты.
Все мирозданье слышит: — Шма, Исроэль!
И пышет алым пламенем. А ты?

“Знамя” №7, 1946 г

P.S. Прочитайте. К 105-и летию Павла Антокольского

*****

Гетто. 1943 год.
Когда горело гетто,
Когда горело гетто,
Варшава изумлялась
Четыре дня подряд.
И было столько треска,
И было столько света,
И люди говорили:
— Клопы горят.

А через четверть века
Два мудрых человека
Сидели за бутылкой
Хорошего вина,
И говорил мне Януш,
Мыслитель и коллега:
— У русских перед Польшей
Есть своя вина.

Зачем вы в 45-м
Стояли перед Вислой?
Варшава погибает!
Кто даст ей жить?
А я ему: — Сначала
Силенок было мало,
И выходило, с помощью
Нельзя спешить.

— Варшавское восстание
Подавлено и смято,
Варшавское восстание
Потоплено в крови.
Пусть лучше я погибну,
Чем дам погибнуть брату, —
С отличной дрожью в голосе
Сказал мой визави.

А я ему на это:
— Когда горело гетто,
Когда горело гетто
Четыре дня подряд,
И было столько треска,
И было столько света,
И все вы говорили:
“Клопы горят”. (1991)

*****

 Юношеское.

*****

ПРОИСХОЖДЕНИЕ

Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся… Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили лезвия.
И все навыворот.
Все как не надо.

Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал;
Плясало дерево.
И детство шло.
Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть.
К нему в упор придвинули скрижали —
Врата, которые не распахнуть.
Еврейские павлины на обивке,
Еврейские скисающие сливки,
Костыль отца и матери чепец —
Все бормотало мне:
— Подлец! Подлец!—
И только ночью, только на подушке
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана в кухне падала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие…
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?
Меня учили: крыша — это крыша.
Груб табурет. Убит подошвой пол,
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
…Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие мое?
Любовь?
Но съеденные вшами косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Родители?
Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Дверь! Настежь дверь!
Качается снаружи
Обглоданная звездами листва,
Дымится месяц посредине лужи,
Грач вопиет, не помнящий родства.
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И все кликушество
Моих отцов,
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья,
Рвущие лицо,—
Все это встало поперек дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
— Отверженный!
Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!—
Я покидаю старую кровать:
— Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать! (1930)

*****

ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМ!

– “Шолом-алейхем” – что такое? –
Меня спросили как-то раз.
Сказал я:
– Добрый знак рукою,
Слова надежды без прикрас,
И друг, все двери распахнувший,
Чтобы скорей тебя обнять,
Во тьму дворовую шагнувший,
Чтобы печаль твою унять.
– “Шолом-алейхем” – что такое? –
Меня спросили как-то раз.
Сказал я:
– Мужество большое,
С каким встречаем горький час,
Когда мечты коса скосила
И жизнь твоя дала излом,
Но всё же не иссякла сила
И ты на бой идёшь со злом.
– “Шолом-алейхем” – что такое? –
Меня спросили как-то раз.
Сказал я:
– Слово золотое,
Оно давно в чести у нас;
Оно сильнее, чем оружье,
Оно добро несёт с собой,
Его переводить не нужно –
Его поймёт язык любой!

Из книги “Моя погода”, Москва, “Советский писатель”, 1985.     Перевод из идиш.

*****

Письмо советского еврея в Израиль

Посылаю я письмо не Китаю,-
Я Израилю протест направляю.
Голды Меир и Даяна орава,
Вам назло пишу я слева направо!
*****

Ты лети, лети, письмо, поскорее
От простого трудового еврея,
От монтёров, сталеваров, прорабов,-
Руки прочь, жиды, от наших арабов!

Вы надеялись на помощь да на силу,
Это вы свели Насера в могилу.
Вы испортили в раю атмосферу,
Привезли жиды в Одессу холеру.

Хоть у вас и у меня обрезанье,
Но забудьте вы свои притязанья!
Из-за ваших постоянных разбоев
Здесь повысилась цена на спиртное.

Я плюю на ваш иудин полтинник,
Не поедет к вам ни Таль, ни Ботвинник,
Не поедут к вам врачи и актёры,
Не поедут к вам евреи-шахтеры.

Не поедет к вам Юдкевич, Гершкович,
Солженицына дружок Ростропович.
Не поедет мой сосед Юзя Блюмер,
Потому что он вчера только умер.

Об Израиле Кобзон не мечтает,-
Своего дерьма там таки тоже хватает,-
Так что в гости нас к себе вы не ждите,
Не мутите воду нам, не мутите!

Еврейская невеста

1. Мне замуж нужно выйти поскорее,
Налились груди, дынями висят.
Найдите же мне толстого еврея,
Чтоб с бабками и лет за шестьдесят!

2. Послала объявление в газету,
И их визиты мне проели плешь.
И я скажу вам, мама, по секрету?
Не повалявши мужа – не поешь!

3. То импотент, а то характер свинский,
То нищий мент, то гомик, а то мразь.
Вот если бы такой, как Шуфутинский –
То я б с пол-оборота завелась.

4. Ему б сказала? “Мойша, please, sit down,
How do you do не хочете ли вы?”
Ну, в крайности, такой, как Розенбаум,
Чтоб с сексуальным видом головы.

5. Ах, мама, я тащусь от плечей узких,
От волосатых толстых животов.
Ну хоть бы клюнул кто из новых русских,
Но только непременно из жидов!

6. Ну кто ж сейчас захочет эскимоса,
Кто с чуркой свяжет юную судьбу?
За месяц жизни с Борей-кровососом
В момент с грудями вылетишь в трубу.

7. Ах, мама, мне по сердцу обрезанье,
Ведь с детства Голда Меир я в душе.
И пусть из местечковой он Рязани,
Мы в Хайфу с ним махнём на ПМЖ.

8. Раскинь, маман, мы в дальнюю дорогу,
Антисемиты пусть горят огнём.
Объединимся через синагогу,
“Хава-Нагила” вместе запоём.

9. Звонят в дверях, откройте поскорее,
Налились груди, дынями висят.
Найдите же мне толстого еврея,
Чтоб с бабками и лет за шестьдесят.
Достаньте же мне толстого еврея,
Чтоб с бабками и лет за шестьдесят!

Слова Л. Ефремовa

****

Кругом одни евреи…

1. Раз трамвай на рельсы встал,
Под трамвай еврей попал.
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

2. Вошёл в трамвай антисемит –
Слева жид и справа жид.
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

3. Говорят, Хемингуэй
По анкетам был еврей…
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

4. Говорят, что и в хоккее
Появляются евреи…
Посмотри на вратарей –
А что ни маска, то еврей…

5. А генерал Пындыхуэй
Так тот у прынципе еврей…

6. Вот и Евгений Петросян –
Отец армян и мать армян.
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

7. Писатель Горький Алексей
Был остроумнейший еврей…

8. Пастернак и сельдерей,
А что ни овощ – то еврей…

9. А в зоопарке у зверей
Слон – чуваш, а вот лев – еврей…

10. А ты, Московский, не робей
Сознавайся, что еврей…
Евреи ведь, евреи, кругом одни евреи…

11. Пришёл к врачу лечить чирей,
Сам еврей и врач еврей.
Принёс к врачу свой геморрой,
Врач – жид первый, я – второй.
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

12. Скажем, взять зубных врачей –
Тут еврей и там еврей.
Да, не будь таких жидов,
Все б ходили без зубов.

13. Спутник мчится по орбите
С перигея в апогей.
В нём кронштейн висит прибитый –
Первый в космосе еврей…

14. Да и у леди Чаттерлей
Любовник тоже был еврей…

15. Взял у соседа 5 рублей –
Содрал проценты, как еврей…

16. Захожу я в “Бакалею” –
Новый русский там с евреем.
А где же весь рабочий люд?
Им, бля, зарплату не дают…

17. А если в кране нет воды –
Воду выпили жиды.
Если ж в кране есть вода –
Значит, жид нассал туда.
Словом, евреи, евреи, кругом одни евреи…

18. Счастье как-то улыбнулось
Мне в одну из лотерей.
Выграл рубль я, ну а “Волгу”
Выграл мой сосед, еврей…

19. А Будённый и Никита
Обожали инкогнито
Кукурузную мацу.
Ламца-дрица им к лицу…

20. Лёня Брежнев, слава Богу,
Тоже бегал в синагогу.
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

21. Да и отец моих идей,
Карл Маркс – и тот еврей…
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

22. Даже наш чудесный МХАТ
Стал чуть-чуточку пархат…

23. Вот если не было бы бога –
Не была бы синагога,
Не была бы Божья мать
И не было б куда послать
Еврея, еврея, пархатого еврея.

24. Вот “Спартак” – команда так,
Один еврей и тот мудак.
Весь “Черноморец” из жидов –
Вот пример для мастеров!
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

25. Средь учёных и врачей
Каждый пятый – не еврей,
Ну, остальные ж евреи…
Кругом одни евреи.

26. От Курил и до Карпат
Еврей еврею друг и брат:
Ведь у совейского народа
Крепка еврейская порода.
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

27. Говорят, Борис Брунов
Родом тоже из жидов,
Он такой же иудей,
Как вот Райкин, не еврей…

28. Де Голль с трона уходил,
Об одном народ просил,
Чтобы вместо “се ля ви”
Говорили “Тель-Авив”…

29. Если только он еврей,
То не дворник, не лакей,
Он повсюду рулевой,
Жид пархатый с головой.
Евреи, евреи, ну и умные ж евреи…

30. Климент Ефремыч, между прочим,
До лошадок был охочим,
Но и он из всех коней
Выбирал, чтоб был еврей…

31. Вот Ванька-сторож у дверей.
Какой на хер он еврей –
Он курносый, блядовит…
Впрочем, ша! Типичный жид!
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

32. Говорят, из Мавзолея
Тоже вынесли еврея,
Но один ещё лежит –
Говорят, что тоже жид!

33. В Третьяковке старый жид
Молодому говорит:
“Видишь трёх богатырей?
В центре Муромец – еврей, да!
Евреи, евреи, кругом одни евреи…

34.В жаркой Африке народы
Есть и простенькой породы,
Ну, к примеру, вот пигмей –
Очень махонький еврей.

35. Док Барнард у негра Мэя
Вынул сердце из грудей,
По нему узнал, что Мэй
Просто чёрный был еврей…
Евреи, евреи, кругом, бля, одни евреи…

        Комментарий:   Беляев родился в городе Одессе. Закончил МГПИИЯ им. Мориса Тореза в 1960 году, переводчик и преподаватель английского языка. В основном писал песни на чужие стихи и исполнял чужие песни. Составитель цикла куплетов “Кругом одни евреи”. В 1970-х годах жил в Москве на улице Горького, два года снимал квартиру у знаменитой исполнительницы цыганских песен Ляли Чёрной. В 1983 году был осужден на 4 года (ст. 162 УК РСФСР, незаконный промысел), срок отбывал в колонии усиленного режима в Устюжне под Вологдой. После освобождения некоторое время работал ночным сторожем в гаражных обществах, затем – воспитателем в школе-интернате для детей-сирот. С 1988 по 1993 год занимался частным бизнесом, параллельно активно начал записываться. В 1996 году впервые записался на профессиональной студии “Рок-Академия”, после чего в 1997 вышел первый официальный сольный диск “Озорной привет из застойных лет”. Выпустил эксклюзивом 73 альбома и концерта.

P.S. Послушайте Беляева. Кругом одни евреи

Я б унесся туда, где добро и любовь
Прекратили раздоры людей,
Из-за низких страстей проливающих кровь,
Где бы стал моим братом еврей.

*****

Опять с цепи сорвалась свора
Звероподобных темных сил,
Наш древний Киев дни позора,
Залитый кровью, пережил…
И все нелепые преданья
Веков, унесшихся давно,
Терпеть обиды, истязанья
У нас еврейству суждено!

*****

Темна Россия и забита:
Тираны, войны, недород…
К чему клеймо антисемита
Тебе, страдающий народ?
К чему свирепствовать, Россия,
От хижины и до дворца?
К тому ли звал тебя Мессия?
Поводыря нет у слепца?
Опомнись: нет великих наций,
Евангелью не прекословь.
Отвергни ритуал оваций.
Когда громишь ты иноверцев,
Стократ твоя же льется кровь,
Так коль не разумом, так – сердцем.

 Комментарий: Известный русский философ был большим нашим заступником . Он редко писал стихи, тем ценнее те из них, которые он посвятил евреям

*****

Ефиму Александрову

Еврейские местечки

Ушедших еврейских местечек душа –
в сердцах моего поколенья.
В тот говор, в тот юмор, в ту боль, не дыша,
мы входим, как просят прощенья.

Еврейских местечек печален удел:
когда-то стремились оттуда,
теперь заглянуть бы туда хоть на день,
но нет их, и больше не будет

Тут были свои мастера и певцы,
торговцы на улочках тесных,
свои сумасшедшие и мудрецы,
артисты и клейзмер-оркестры.

И мудрость, и юмор, и радость, и грусть
впадали там в песни, как в море.
Их помнили – с детства ещё – наизусть
и пели в веселье и в горе.

Тут плакала скрипка у каждых дверей,
молилась еврейская мама,
а Тевье-молочник растил дочерей
и верил в их счастье упрямо.

Плыл в праздник косяк фаршированных рыб,
форшмак – кулинарное чудо,
и цимес с жарким у паштетной горы,
и чай ароматный под струдель…

Еврейских местечек святая печаль
на сердце останется шрамом:
их в гетто сожгла раскалённая сталь,
чтоб стать кровоточащей раной.

За стенами гетто не слышно шагов:
там жизни погасли, как свечи.
От целых общин не осталось следов,
от бывших еврейских местечек.

С заброшенных кладбищ, с могил тут и там
взлетают испуганно птицы.
Лишь редкий паломник приходит сюда
за нас и за тех помолиться.

*****

6 миллионов

Как детям объяснить шесть миллионов
исчезнувших в застенках навсегда,
замученных, отравленных “Циклоном”,
расстрелянных, повешенных, сожжённых?
Никто не видел слёз, не слышал стонов,
весь мир был равнодушен, как всегда.

Шесть миллионов. Нам представить страшно,
в какую бездну их толкнули ниц.
Шесть миллионов напрочь стёртых лиц,
шесть миллионов – целый мир за каждым.

Шесть миллионов с будущим рассталось,
потухло взглядов, закатилось лун.
Сердец шесть миллионов разорвалось,
шесть миллионов отзвучало струн.

А сколько не свершившихся открытий,
талантов? Кто узнает их число?
Шесть миллионов оборвалось нитей,
шесть миллионов всходов полегло.

Как объяснить “шесть миллионов” детям?
По населенью – целая страна,
шесть миллионов дней – тысячелетья.
Шесть миллионов жизней – чья вина?

Как вышло так: прошли десятилетья,
и через реки крови, море слёз
то тут, то на другом конце планеты
подонки отрицают Холокост?

Как детям объяснить шесть миллионов?..

P.S. Посмотрите видео-клип ”Еврейские местечки”.Читает автор Адольф Берлин

Еврей молился

Звук канонады стал почти привычным,
Бомбоубежища рыдали теснотой,
Над городом, гордившимся величьем,
Не умолкая, плыл протяжный вой.

Еврей молился… Как умел, как мог…
К нему сбегались люди коммуналки
И верили: его еврейский Бог
Не даст разрушить крышу, стены, балки…

Еврей бубнил на чуждом языке,
Раскачиваясь в такт своей молитвы,
Метались двери, как при сквозняке,
Выдерживая стон великой битвы.

И ни одно оконное стекло
Не выдало несчастных постояльцев –
Дом выстоял – наверное, спасло,
Что старец тот, заламывая пальцы,
Просил за всех… Лишь только с потолка
Струилась пыль надежды на спасенье…

Пульсировала вена у виска,
Суббота кончилась, настало воскресенье… (2009)

 
*****

 Исход

Где вы, картавые физики,
Горбоносые дирижёры – Вы,
Лирики – Ицики,
Погромами не дожеванные?

Вдруг поднялись в одночасье
Из-за черты оседлости,
Меченые несчастьем
И синяками верности.

Строчки поэм изрубленных,
Шахматных досок бдения…
Всё для своих возлюбленных,
Всё для детей спасения!

Если б не длань Господня –
Прикройте в раздумьях веки –
Где был бы мир сегодня?
Примерно в семнадцатом веке…

Пляшут Зямы с Наташами –
Бармицвы* у полукровок…
Папа, какой ты отважный и
Как генетически ловок!

В мире сомнения – в мире
Двуличном – сугубо личном,
Живя не в своей квартире,
Кривиться – аполитично.

“Ах, рыбы вам фаршированной? –
Целую или кусками?!”
На Ближний Восток сформированный
Гарью пыхтя,
С гудками
Катится поезд скатертью…
Жаль, что не стала матерью!

Кровью Христа измазаны,
Христа, что мы им подарили…
Мчимся в веках отлаженной
Субординации…
Или:
«Ах, математики вы и
Ах, скрипачи…
Дать вам по тонкой вые,
Философ в очках, помолчи!»

……………………………………
Мы же безмерно устали
Передвигаться на цыпочках…
Как мы по-русски писали,
Как мы играли на скрипочках! (2008)

******

Внимание любителей поэзии!  На просторах Инета можно ознакомиться с новой  книгой стихов Анатолия Берлина “Еврей молился”. Смотрите  нa http://mybook.name/berlin/evrej-molilsya.html)

Генетика

Вам полезно, чтоб сделались души добрее,
Прочитать мою повесть о старом еврее.

И неважно, в какого вы верите Бога,
Благородство и честь – к возрожденью дорога.

Ген любви во Вселенной, насквозь сумасшедшей,
У евреев в крови, от Христа к ним дошедший.

Только в том состоит иудейская драма,
Что геномом Христа был геном Авраама.

*****

Отец мой – Михл Айзенштадт –
был всех глупей в местечке.
Он утверждал, что есть душа
у волка и овечки.
Он утверждал, что есть душа у комара и мухи.
И не спеша он надевал потрепанные брюки.
Когда еврею в поле жаль подбитого галчонка,
ему лавчонка не нужна, зачем ему лавчонка?..
И мой отец не торговал –
не путал счёта в сдаче…
Он чёрный хлеб свой добывал
трудом рабочей клячи.
О, эта чёрная страда бесценных
хлебных крошек!
Отец сидит в в углу двора и робко
кормит кошек.
И незаметно он ногой выделывает танец,
И на него взирает гой, весёлый оборванец.
– Ах, Мишка…Михеле дер нар –
какой же ты убогий!
Отец имел особый дар быть избранным у бога.
Отец имел во всех делах одну примету –
совесть.
Вот так она и родилась, моя святая повесть. (1972)