*****
Очень много вопросов здесь на пейджере по поводу событий на Ближнем Востоке. Знаете, что меня потрясло, вот действительно потрясло – не боюсь этого слова – в течение нескольких последних дней. У меня есть одна старая знакомая, можно сказать, подружка моего детства, живущая в Иерусалиме, и вот я как-то сижу за работой и получаю от нее письмо. И она пишет – вот, плохое настроение, хандра у меня какая-то наступила. Жалуется, значит. Я ее спрашиваю: “А что, собственно, случилось, что ты так огорчаешься? У вас там жарко, что ли, очень?”, на что она мне отвечает: “Да вообще-то у нас война идет”. И я как-то, надо сказать, сам себе удивился. И вдруг поймал себя на том, что мы действительно не воспринимаем вот эти известия, которые оттуда приходят, как известия о настоящей войне, которую переживают просто люди. Там летают самолеты, бросают бомбы, там идет война. И страдают прежде всего мирные жители и на одной, и на другой стороне.
Израиль в состоянии этой войны существует, собственно, со дня своего основания в 1948 году, и война эта для него никогда не прекращалась. Она просто иногда переходит в спящую и дремлющую стадию, а иногда опять принимает горячую форму. Вот сейчас приняла эту самую горячую форму. Израиль окружен странами, которые абсолютно формально, абсолютно официально в своих государственных внешнеполитических и военных доктринах начертали в качестве одной из задач уничтожение израильского государства – его здесь не будет, их здесь быть не должно. Вот это их соседи говорят об этом каждый день. Что-то надо с этим делать. Просто собрать чемодан и свалить оттуда – было бы, наверное, как-то неправильно. Вымаливать у них разрешения здесь пожить еще немножко – тоже было бы неправильно.
Израиль сопротивляется. Израиль сопротивляется довольно агрессивно. Да, бывает такой способ сопротивления, бывает такая оборона. Мы с вами хорошо помним, что это даже, может быть, и лучшая оборона – в виде нападения. Вот у меня Кирилл Михайлович Алексеевский из Москвы с помощью пейджера спрашивает: “Имеет ли моральное право Россия учить Израиль адекватности мер после гибели сотен душ при “Норд-Осте” и Беслане ради ухода от переговоров о мире?” Знаете, Кирилл Михайлович, а не существует вообще в политике никаких моральных прав. К сожалению, это так. Особенно в международной.
Увы, приходится признать, что имеются там интересы. Вот почему-то уже несколько поколений российских политиков считают, что интересы России связаны, прежде всего, с тем, чтобы подавать руку каким-то отвратительным, помоечным режимам, чтобы чем чудовищнее, чем бесчеловечнее, чем омерзительнее там диктатор – какой-нибудь Саддам Хусейн, а перед этим какой-нибудь, я не знаю, сирийский деятель, если помните, был там чрезвычайно любопытный, который оставил своего сына на своем месте – ну, вот значит, чем отвратительнее этот персонаж, тем правильнее с ним дружить, тем более взасос мы должны с ним целоваться. Олицетворяет эту политику Евгений Максимович Примаков.
Такая специальная мусорная внешняя политика, которая в резиновых перчатках до плеч – вот сейчас мы как-то там отстоим интересы России. Может быть, не надо? Может быть, как-то не быть здесь каким-то посмешищем? И я здесь хочу напомнить позицию Владимира Петровича Лукина, которую он высказал здесь, на радио “Эхо Москвы”, в прямом эфире сразу после трагического известия об убийстве российских дипломатов: не происходит там ничего такого, ради чего Россия должна ежеминутно рисковать своими гражданами. Может быть, нам как-то посмотреть на это всё хладнокровнее. Там люди между собой разбираются, отстаивают противоположные интересы.
Ну, например, во главе Ирана – абсолютно безумный, омерзительный, грязный тип, который, во всяком случае, по тому, что он говорит, не сильно отличается от Басаева, если вдуматься. Вот Басаев примерно такие же вещи произносил по поводу того, кого и как нужно уничтожить, как с кем нужно обойтись и кого куда сбросить. Почему-то одного из них мы считаем террористом и справедливо провожаем с радостью на тот свет и соглашаемся с теми, кто говорит – вот президент Путин, например, и я абсолютно в данной ситуации с ним согласен, – что мало быть такому человеку один раз убитым, мало ему просто погибнуть. Вот хотелось бы, чтобы его, так сказать… чтобы он ответил чем-нибудь более серьезным, чем смерть, за то, что он проделал.
Так вот, почему-то к Басаеву мы относимся так, и гордимся этой справедливостью, а к какому-нибудь Ахмадинежаду мы так не относимся. Почему-то мы считаем, что он государственный деятель и имеет право это произносить. Да нет, он такая же точно скотина. Ну, что же теперь делать? Просто так его терпеть?
Ну вот, в тех краях есть Израиль, который берет на себя такую тяжелую, опасную, а временами трагическую работу по отпихиванию локтем вот этих режимов, грубо говоря, от нас, от мира, который считает себя цивилизованным. Вот они, израильтяне, оказались на передовой, они оказались на переднем крае этой борьбы. Ну, так, может быть, давайте им скорее посочувствуем, чем будем им вслед улюлюкать? Странное какое-то отношение к делу, правда? ( Из программы ”Суть событий” в эфире радиостанции ”Эхо Москвы” 14 июля 2006 года – А. З.)
*****
Еврейского во мне ровно половина — еврейками были обе мои бабушки. Бабушка с материнской стороны была из Одессы, с отцовской — из Феодосии. У обеих семьи целиком погибли во время оккупации. В этом смысле их судьбы были похожи, хотя сами они были очень разные. И та, и другая могли иногда сказать что-нибудь на идише или приготовить какое-нибудь еврейское блюдо, однако в целом все это было несерьезно. Кашрут в доме не соблюдался, праздников мы не отмечали. Еврейского сюжета, как такового, у нас не существовало: ни в семье матери, ни в семье отца. Я стал интересоваться еврейской темой уже в относительно зрелом возрасте… Обычный интерес! Кроме того, возможность поехать в Израиль. Хотя вопрос об эмиграции у меня никогда не стоял — я никогда не испытывал какой-то тяги к этой стране, собственно, как и мои дети… Мы живем вне еврейских традиций и вне еврейского календаря. Так что в этом смысле я для вас клиент безнадежный. В определенный момент я стал активным участником еврейской жизни, а все потому, что одно время работал в компании «Медиа-Мост», владельцем которой был Владимир Гусинский, а он, как вы помните, был первым президентом Российского еврейского конгресса. Однажды он попросил меня стать членом общественного совета этой организации. Главой общественного совета был Юлий Гусман, там вообще было очень много симпатичных мне людей. Я с радостью согласился, но предупредил, что ничего в этом не понимаю. Совет носил сугубо декоративный характер, я несколько раз принимал участие в каких-то обсуждениях. В целом, мой вклад в работу РЕКа — практически нулевой. Тем не менее мне всю жизнь это припоминают, и я постоянно вижу упоминание о своей причастности в различных биографических справках. Там всегда написано, что я член Российского еврейского конгресса, хотя на деле — не конгресса, а всего лишь общественного совета. Люди, которые меня терпеть не могут, постоянно об этом напоминают: мол, а Пархоменко-то не просто так, а член еврейского конгресса… Так что антисемитизм я ощущаю на уровне «дразнилок». Люди считают, что они говорят что-то ужасное и оскорбительное и очень удивляются, когда я отвечаю, что да, я принимал участие в работе РЕКа, и мне очень жаль, что я не могу похвастаться никаким реальным вкладом в его деятельность. Им-то кажется, что я должен немедленно начать от него открещиваться! Кроме того, израильские дипломаты Анна Азари и Наташа Сегев — мои хорошие друзья. Израильское посольство в России всегда отличалось тем, что там появлялись совершенно удивительные люди, совсем не похожие на дипломатов. Таких невозможно встретить ни в одном другом посольстве… Я очень люблю форшмак и делаю его очень хорошо — этому меня научила одна из моих бабушек. Являюсь страстным поклонником творчества замечательного московского повара Романа Гершуни. Он — пропагандист настоящей израильской кухни, в которой много арабских и других ближневосточных мотивов. По части кухни я связан с еврейской традицией намного больше: знаю ее лучше, чем музыку и литературу. Так что я, наверное, «удаленный еврей». Забыть про это мне не дают мои недоброжелатели, однако этот вид насмешек мне переносить проще всего. Я всегда перевожу это в шутку, дразнюсь в ответ. Понятно, что это один из самых слабых видов нападения: человек, который считает слово «еврей» обзывательством, демонстрирует полное отсутствие аргументов и содержательного превосходства… Надо сказать, что я неоднократно беседовал об этом со своими детьми, которым приходилось сталкиваться с подобной проблемой в школе. Учил относиться к этому легко и брать инициативу в свои руки. Как только видишь подозрительный интерес, сразу же вноси в ситуацию ясность и переводи разговор в открытое практическое русло. Мои дети обладают ярко выраженной семитской внешностью: еврейский ген взял свое. Моя жена — еврейка на четверть. У нас в общей сложности пятеро детей (сыновей): двое от ее предыдущего брака, двое — от моего и один общий. К счастью, я вижу, что они свободны от комплексов. Мне всегда казалось, что лучшее противоядие от национального напряжения — это уверенность в себе. Тогда никто не подступится… Я думаю, способность отмечать праздники, причем любые, не обязательно национальные, свидетельствует о том, что люди сохраняют оптимизм и уверенность в себе. Самое ужасное — когда человек погружается в рутину настолько, что забывает про праздники. Все сливается в поток серого цвета и неопределенной интонации — и это очень печально. Надо беречь в себе праздники и уметь им радоваться. Если среди читателей Jewish.ru найдется достаточное количество людей, для которых Песах — это очередное яркое событие в их жизни, значит, у них все хорошо! (Из интервью на сайте Jewish.ru 6.04.2012 – А.З.)
