Есть такая поговорка, приписываемая (судя по всему, ошибочно) писателю Шолом-Алейхему, творившему на языке идиш: если ты когда-нибудь забудешь, что ты еврей, антисемиты тебе обязательно об этом напомнят. Ровно половину своей сознательной жизни я убеждался в правильности этого изречения. В великой стране СССР, где мне довелось родиться и вырасти, как раз в пору моего младенчества поднялась вторая послевоенная волна государственного антисемитизма. Первая длилась 4 года, уничтожила Соломона Михоэлса и Еврейский антифашистский комитет, отправила за решетку «врачей-убийц», вызвала огромный вал доносов на «безродных космополитов» и могла бы завершиться отправкой всех не добитых Гитлером советских евреев на берега Биры и Биджана, если б не одна беда. Отец народов, отказавшись от помощи лучших своих врачей, долго после этого не прожил. Когда его хватил кондратий, некому оказалось назначить лечение — и в один известный еврейский праздник народы наконец осиротели, а затея с депортацией евреев за Урал со смертью Сталина куда-то рассосалась сама. Но всего этого я, к счастью, не застал. Как и все другие попытки товарища Брежнева закосить под товарища Сталина, его антисемитская политика, пришедшаяся на мой век, вышла довольно беззубой лайт-версией травли конца сороковых. Никого не расстреляли и даже не отправили в лагеря пожизненно. Советская власть после Шестидневной войны оказалась больше озабочена демонстрацией публичного разрыва с Государством Израиль, чем расправой над своими «внутренними» евреями. Насколько я понимаю, с Израилем наша власть ссорилась для того, чтобы подружиться с арабами — и назло США, и по своим нефтяным интересам… Какой бы умеренной ни была политика государственного антисемитизма при товарище Брежневе, не стоит думать, что евреи в СССР всей этой игры престолов не заметили, наслаждаясь жизнью в тени «железного занавеса». Запрет на образование, на профессии, на поездки за границу, ограничения в карьерном росте, повышенное внимание «комитетчиков» — все это послужило привычным фоном для первой половины моей сознательной жизни. И трудно даже переоценить, до какой степени этот фон меня мотивировал чувствовать себя евреем в романтическом комсомольском возрасте. Я выучил иврит, посещая подпольные семинары на конспиративной квартире (учителя моего потом упекли в лагеря, а одного из соучеников держали в тюрьме, пока он не покаялся по телевизору в работе на «сионистского врага»). Я читал Тору и пророков в оригинале. В 16 лет я пришел получать свой первый советский паспорт и написал в анкете «еврей»… Паспортистка посмотрела на меня странно. — Зачем вы тут написали «еврей», молодой человек? — спросила она. — Потому что я еврей, — ответил я первое, что пришло в голову. — Но вы же можете записаться русским, у вас же мама русская! — настаивала паспортистка неулыбчиво. — Мама русская наполовину. Я — на четверть. Зачем я буду притворяться? Паспортистка задумалась, вздохнула, потом посмотрела на меня строго. — Записавшись русским, вы сможете гораздо больше пользы принести своему народу, — сказала она. Это была толстая советская тетка за пятьдесят, в буклях и косметике фирмы «Заря». Я не понял тогда и не выяснял впоследствии, кто она была на самом деле: еврейка, желающая уберечь «своего» от неприятностей, или просто приличный человек, из тех, что в разных исторических ситуациях помогали евреям спрятаться. Если помните фильм «Пианист», то там героя спас в Варшавском гетто офицер-нацист. Но спасенный Шпильман никак не отблагодарил своего спасителя. Я тоже ничем не мог отплатить за заботу тетке из паспортного стола. И записался евреем. Не могу сказать, чтобы я успел из-за «пятого пункта» сильно пострадать: советская власть к тому моменту дышала уже на ладан. Конечно, мне пришлось поступать в тот единственный в Москве мединститут, куда «брали». Конечно, для поездки в свадебное путешествие в Прагу нам с женой не дали рекомендацию от парткома — пришлось ехать в Тбилиси. Но все это мелкие бытовые неудобства, которые глупо сравнивать с делом ЕАК, польскими погромами, процессами Сланского или лагерными мытарствами Щаранского. Да и мой учитель иврита, валивший лес в пермских лагерях, покуда Горбачев не поехал в Рейкьявик, пострадал реально — а я по малолетству отделался одним сознанием принадлежности, о которой никак нельзя забыть, потому что антисемиты сразу напомнят. И я не забывал: учил иврит, ходил на разные отслеживаемые тусовки, а на «Горке» (у Хоральной московской синагоги) аккуратно избегал встреч со знакомым стукачом с параллельного потока, которого наш институт отправлял туда записывать фамилии замеченных сокурсников. По иронии судьбы, 15 лет спустя этот самый стукач скончался в Израиле, где успел сделать неплохую врачебную карьеру. А потом случилось нечто совсем странное и непредсказуемое. Накрылся тазом Советский Союз. Сперва разрешили частное предпринимательство, потом отменили разрешения на выезд из страны, цензуру, руководящую роль КПСС… И вместе со всеми прочими реалиями Совка ушел в прошлое тот самый государственный антисемитизм, который 23 года доказывал мне правоту изречения, приписываемого Шолом-Алейхему. Конечно, свято место пусто не бывает, и на гребне перестройки-гласности явились глазу какие-то совершенно новые антисемиты, прежде не поднимавшие своей головы. Они стали издавать какие-то газеты, устраивать сборища, продавать в подземных переходах метро всю ранее недоступную в СССР антисемитскую литературу: «Протоколы», «Катехизис советского еврея», сочинения Шафаревича, Форда и Климова… Но по сравнению с ушедшей в прошлое государственной политикой все их потуги выглядели смешно. Я никогда не видел — и по сей день не увидел — ни одной причины евреям постсоветского пространства обращать внимание на возню всех этих городских сумасшедших, которым жиды сначала свергли батюшку-царя и построили ГУЛАГ, а потом разрушили их райский СССР. В моем представлении антисемитизм — это не шуты в телевизоре и подземном переходе, а когда тебя на работу не берут, из института выгоняют, когда сажают в тюрьму за изучение иврита и фотографируют скрытой камерой у дверей Хоральной синагоги. Этот антисемитизм, «настоящий» в моем представлении, к 1990 году на всем постсоветском пространстве закончился. А никакой бытовой на смену ему не пришел. Даже если батька Лукашенко, в силу своего колхозного воспитания, по сей день верит во всемирный жидовский заговор, то этот его мистический антисемитизм не мешает никаким евреям, местным или приезжим, жить в Белоруссии и делать там бизнес, без обязанности предварительно сменить фамилию на «Иванов». И это все, конечно, хорошо для отдельных евреев. Но, наверное, плохо для еврейства как исторической общности. Потому что как только антисемиты перестали напоминать нам о нашем еврействе, мы и сами перестали о нем особенно вспоминать. Национальная принадлежность евреев в отсутствие дискриминации редуцируется до обычного факта биографии, который в повседневной жизни имеет не больше значения, чем цвет волос или глаз. Допустим, сам я вряд ли когда-нибудь забуду о собственном еврействе. Но вот у меня растет сын Лев Матвей (по израильским бумагам это будет звучать как Леви Метитьягу, но это он не в состоянии даже выговорить). Сын, которого я много раз возил в Израиль и который ходит в Москве в еврейский детский сад, знает какие-то слова на иврите, любит слушать колыбельную Ицика Мангера на идише, с удовольствием напяливает на себя кипу, чтобы быть «как папа». Смогу ли я когда-нибудь объяснить моему сыну, что он — еврей и что это некая важная деталь его биографии, что-то определяющая и к чему-то обязывающая? Боюсь, что эта задача, которая на моем веку так легко давалась антисемитам, может оказаться мне не под силу. И вырастет мой сыночек гражданином мира, которому одинаково комфортно тусоваться с евреями и с индусами, жить в Гоа, в Москве, в Иерусалиме или на Манхэттене, для которого библейский Моисей — такой же мультяшный персонаж, как Хануман, Кришна, Бен Тен или черепашки-ниндзя. Потом пройдут еще годы, и однажды Лева полюбит девушку с какой-нибудь экзотической фамилией, типа Шарма или Бондарчук, и я, конечно же, не стану ему рассказывать про галахический долг найти жену-еврейку, а благословлю его выбор, потому что ему с ней жить, а не мне. И родятся у него дети, которые будут даже не в состоянии понять, о чем я писал в этой колонке. А все потому, что антисемиты перестали нам напоминать. Может, стоит российским евреям сегодня скинуться на пособие товарищу Проханову в связи с потерей кормильца? (Из статьи « Пятая граффити» в журнале “Русский пионер” №36, 22 апреля 2013 – А.З.)
****
Ситуация с нетрадиционными половыми отношениями в сегодняшней России очень напоминает положение с евреями в Советском Союзе.
Я родился в СССР и прожил в этой стране 23 года — половину жизни. За эти годы у меня не возникло ни одного конфликта, связанного с моей национальностью — ни в школе, ни в институте, ни во дворе, ни в больницах, где довелось работать.
При этом на государственном уровне практиковался махровый антисемитизм: запреты на профессию, ограничения по занятию руководящих должностей, квоты в вузах. Каждый еврей это на себе чувствовал так или иначе. Но на уровень улицы эта политика никак не транслировалась. И, естественно, она не прибавляла советской власти никаких очков в глазах населения.
То же самое происходит сегодня с геями.
За 16 лет жизни в постсоветской России я не слышал ни о каких погромах, трудовых конфликтах или иных проявлеииях гомофобии “снизу”. Населению эта тема тупо по барабану. Ему совершенно без разницы, кто с кем спит, и в какой позе. Все очаги озабоченности — в структурах власти.
Единственное отличие советской ситуации от постсоветской состоит в том, что в СССР антисемитские нормы и квоты не афишировались. А в путинской России гомофобные нормы очень широко пиарятся — в том же самом расчёте, исходя из которого царский режим сто лет назад сделал стратегическую ставку на «дело Бейлиса». Что широкая публика одобрит и сделает оргвыводы. А власти останется только разводить руками и ссылаться на vox populi. Расчёт этот не сработал в 1913 году, он не сработает и сто лет спустя.
Замена государственного антисемитизма на государственную гомофобию ничего тут не изменит. (Источник: сайт “Эхо Москвы” 29.08.2013 – А.З.)
****
По поведению меня, конечно, проще всего записать в реформисты, но я не считаю, что иудаизм нуждается в какой бы то ни было реформе. У меня о Боге, по образу и подобию Которого я создан, есть сугубо личные представления, но я их никому не навязываю. Кипу действительно ношу, но не потому, что Богу это зачем-то нужно. Ем кошерную пищу и соблюдаю посты – опять же не для кого-то, а исключительно для себя. Мне кажется правильным считать себя иудеем, если такова религия моих предков и моего народа…
Для меня первый вопрос – это вера в Бога и свое понимание Его заповедей. А «обозначение принадлежности» для меня вопрос даже не двадцатый. Бог и так в курсе, а окружающим до этого никакого дела быть не должно. Что касается «общины», я ею считаю любую группу лиц, объединенных общими задачами и единством видения средств для их решения. Совершенно точно тут не может быть никакой территориальной привязки. И среди израильских евреев, и среди московских, и среди бруклинских – огромный разброс мнений о том, как нужно правильно жить. В Сети, конечно, находить единомышленников проще, чем на улице. Но я и за пределами Интернета знакомился со многими людьми сходных со мной взглядов. Мне не очень важно, носят ли они цицит и чем питаются, если мы можем объединять усилия по самому широкому кругу вопросов…
У Сети нет никакого специального «еврейского» измерения. Всем людям в мире Сеть дала неслыханные доселе возможности для общения, для творчества, образования, трудоустройства. Кто-то использовал эти возможности для распространения именно еврейских знаний. МИД Израиля успешно использует Интернет для донесения своей позиции по вопросам арабо-израильского конфликта. Некоторые в моем блоге прочитали про «Таглит» и поехали… Интернет создал заметную прослойку еврейских предпринимателей-миллиардеров, принес десятки, если не сотни миллиардов долларов прибавки к ВВП Израиля, начиная с 1994 г., когда там разработали Winsock и IP-телефонию… Всех способов, какими евреи извлекли пользу из Интернета в диапазоне от изучения идиша до шидуха, я не возьмусь перечислить… Предков Интернет не очень помогает найти, зато очень расширяет кругозор насчет потомков. В каком Вильно или Бердичеве жили твои пращуры в 1860-м, Интернет не расскажет. Но вот в какой Америке, Бразилии, Канаде или Хайфе живут сегодня ветви твоего рода, связь с которыми была утрачена в Первую мировую, многие успешно находят. У моей мамы (Виктории Мочаловой, руководителя центра академической иудаики «Сэфер» – А.З.) генеалогическое древо на американском сервисе уже перевалило за 900 родственников. Благодаря тому, что в Калифорнии и на Восточном побережье США потомки других ветвей тоже проводили те же поиски, в какой-то момент с двух сторон Атлантики удалось восстановить полную картину. Что касается онлайновой генетики и конкретно сервиса 23andMe (или ее московского аналога – клиники «Атлас»), там все-таки первоочередная задача состояла не в установлении еврейства и уж тем более не в розыске родственников. Речь шла о модной сегодня профилактической медицине (лучший пример – Анжелина Джоли, удалившая свою прекрасную грудь на основании генетических анализов о предрасположенности к онкологии). Но случилось так, что американская комиссия FDA отказалась сертифицировать методы генетических тестов лаборатории 23andMe. А к популяционной генетике и поиску родственников претензий у FDA не было. Поэтому диагностика на несколько лет отошла на второй план, уступив авансцену вопросам национальности и поискам дальней родни. Самый близкий мой родственник в базе 23andMe – троюродный брат Миша Носик в Канаде – имеет со мной около 4% общих генов, и это потолок. Время от времени всплывают какие-то жители США, у которых со мной 1% общих генов. Мы перебрасываемся парой слов, но что еще делать с таким родством, пока не придумали…
Думаю, что конкретно Германию (речь идёт о «русских» евреях – эмигрантах – А.З.) никакой серьезный наплыв не ожидает по целому ряду причин. Во-первых, немецкий язык, который в России знают в 20 раз меньше людей, чем английский. Во-вторых, в Германии – самая долгая натурализация во всей Европе, и она сопряжена с отказом от прочих гражданств. В-третьих, Германия не воспринимается как страна безграничных возможностей для приезжих: ярких примеров того, как кто-то из «наших» сделал там головокружительную карьеру, незаметно. В-четвертых, из России едут туда, где есть похожая на Москву и Питер русская экосистема. Это Израиль, Прибалтика, Лондон, в меньшей степени США и Канада, но не Германия. Тамошнее русскоязычное общество – и казахстанские немцы, и советские евреи – очень мало похоже на тех, кто уезжает сегодня из России…
Я вообще никак не могу участвовать в российской политике, потому что являюсь гражданином Израиля, и никаких государственных должностей в РФ занимать не могу. Но свое мнение у меня есть, и я считаю себя вправе его публично высказывать: это совершенно нормально в демократической стране. Евреи, загонявшие себя в гетто и противопоставлявшие себя всему обществу, никакой большой любви от этого общества в ответ не добились. Ну да, есть такая позиция, что мы – гости в любой стране, и не надо вести себя там как хозяева. В частности, претендовать на выборные должности, ассоциироваться с политическими партиями – это, мол, может возбудить антисемитские настроения и сделать отдельных евреев ответственными за действия политических сил. Но достаточно вспомнить, как в «Майн Кампф» Гитлер объясняет свою ненависть к евреям случайной встречей с ортодоксом на улицах Вены. По логике «не мозолить глаза» евреям вообще в галуте не следует носа на улицу казать. Особенно в пейсах, с бородой и в шляпе. Но есть очень конкретная ситуация в России. У нас еврейские деятели, твердящие, что в политику лезть не надо, имеют в виду только критику власти. С одобрением действий власти они выступают и по будням, и по праздникам. Считают, что это хорошо для евреев, когда они полезны начальству. Но здравый смысл подсказывает, что, одобряя любые действия одной партии (пусть и правящей) от имени всех евреев, их духовные лидеры должны помнить о том, что и ответственность за ее грехи они должны быть готовы разделить со своим народом. Это ровно то самое участие в чужой политике, от которого нас предостерегали… Если разбираться в сортах антисемитизма, то среди юдофобов-государственников есть такая позиция, что еврей не страшен, когда он пляшет с Торой вокруг Путина… Согласен ли я с тем, что, при всех претензиях к Путину, нельзя сказать, что он антисемит? Конечно, нельзя, потому что он не антисемит, его так не воспитывали. Но короля играет свита. На телеканале «Россия» при Киселеве антисемитизма хоть отбавляй (Источник: “Еврейская панорама”, Берлин. Сайт isrageo.com 27.09.2016 – А.З.)
P.S. Посмотрите. Антон Носик о Холокосте
2 Responses to “
Носик Антон Борисович (1966 – 2017), российский и израильский журналист, популярный блогер, один из основателей русского интернета.
”
Борух Горин: «Смерть Антона Носика – оглушительная новость»
Главный редактор издательств «Книжники» и «Лехаим» Борух Горин о том, чего мы лишились со смертью «человека в кипе»
Антон Носик некролог Cмерть Антона Носика – оглушительная новость. Мы были близко знакомы много лет. Сегодня я пытаюсь ретроспективно понять, чем он был особенно заметен в нашей жизни. И понимаю, что это очень сложно описать. Я смотрю нашу переписку и понимаю, что Носик – это все. Он был членом общественного совета Еврейского музея, главным человеком во всем, что касалось сайта музея, его интернет-проектов. Когда мы решили серьезно изменить сайт «Лехаима», все для нас придумал Носик. И сейчас совершенно непонятно, как нам быть дальше.
То же самое и на частном уровне. Мне нередко писали люди, у которых случилась беда со здоровьем детей, и они оказывались в ситуации, когда уже некуда бежать. В этих случаях я всегда обращался к Носику и получал молниеносную помощь. Он руководил фондом «Помоги.орг» и не только занимался сбором денег на больных детей, но и мог дать исчерпывающую консультацию, досконально знал израильскую медицину. Удивительно, что это помогло всем, кроме него…
Мы очень тесно общались лично. Антон Носик был постоянным гостем на моем пасхальном седере, мы все время встречались на разных площадках, вместе участвовали в телепередачах. Это была и семейная дружба. Мать Антона, Вика Мочалова, – одно из главных лиц в московской иудаике.
Антон был человеком, который жил сегодняшним моментом. Совсем недавно я с удивлением заметил, что судя по сделанным им тегам в соцсетях, он одновременно оказался в трех местах. Я спросил, как ему такое удается. Он ответил: «Самолеты быстро летают, и жизнь быстро улетает». Он пытался успеть все сразу, и ему это удавалось. Он сделал столько, что хватило бы на жизнь троих долгожителей. Это и Рунет, по отношению к которому Носик сыграл роль отца-основателя, и журналистская деятельность (Носик еще в 20-летнем возрасте был известным журналистом в Израиле), и блогерство как профессия. В русскоязычном фейсбуке, ЖЖ и твиттере он был одной из самых заметных фигур и наглядно показал, как соцсети могут стать средством массовой информации.
Антон Носик был самым удивительным на свете отцом и невозможно описать то, какую роль он играл в жизни своего сына.
Это трагедия на личном, общественном, общинном уровне.
Мы знаем Носика как человека в кипе. И это при том, что религиозные предписания не играли для него большой роли: кипа была для него символом еврейства. Ходить в кипе по Москве, приходить в ней на телевидение – это был принципиальный шаг. В этом весь Носик: демонстрировать свою причастность именно потому, что эта причастность не сулит ничего хорошего. Это был вызов Носика антисемитам. Он заставлял любого собеседника, любого оппонента «расчехлиться». Кипа была для него провокацией, знаменем.
Я знал Носика много лет и ни разу не услышал слова «нет». Всякий раз, когда я обращался к нему от имени общины, я получал квалифицированную и добротную помощь. И таких случаев множество. Сегодня тысячи людей вздрогнули от страшного известия о смерти Носика, а последствия этой трагедии испытают в самое ближайшее время еще миллионы.
По мнению российского политолога и журналиста Максима Шевченко «слезы и сопли скорби» по поводу смерти еврея и израильтянина Антона Носика свидетельствуют о том, «кому принадлежит так называемый «русский интернет». «Как только не именуют Антона видные колумнисты и журналисты: великий, отец основатель, носитель свободы и так далее… живой журнал стал на время кладбищем, полным виртуальных венков и надгробий», — написал Максим Леонардович в сети Facebook несколько часов назад и продолжил: «Надо признать, парадоксальный шарм в Носике был. Покойный как-то сказал, что чем больше будет убито сирийских женщин и детей, тем лучше для Израиля, а, стало быть, и для Носика.
Живым сирийским женщинам и детям все-равно — жив или мертв Носик. А мертвым… С мертвыми он теперь сам пусть разбирается. Или не разбирается».
Многие из комментаторов поддержали мнение Шевченко, а один из них Behruz Himo, написал: «Желал смерти детям и женщинам Сирии на благо Израиля, получил скоропостижную смерть на благо человечества. Чем меньше таких мразей в этом мире, тем лучше».
Как писал «Курсор», гражданин Израиля и РФ Антон Носик работал в крупнейших российских интернет-изданиях, таких, как Vesti.ru, Lenta.ru и Gazeta.ru, был главным редактором Bfm.ru.
Некоторое время входил в руководство компании SUP Media, владельца русскоязычного сегмента «Живого Журнала», а также в руководство «Рамблера». Был учредителем благотворительного фонда «Помоги.org».
В 2015 году против Носика завели уголовное дело по статье «Возбуждение ненависти» из-за его записи в блоге с призывом «стереть Сирию с лица Земли». В конце 2016 года суд оштрафовал его на 300 тысяч рублей.
В начале 2017 года Европейский суд по правам человека начал рассматривать жалобу Носика на этот приговор.