*****
Как ни странно, фамилия это русская, на самом деле она пишется «Билжо» — без мягкого знака. Есть предположение, что она образована из литовской фамилии — что-то типа Бильжойтис. По документам мой прадед носил фамилию Билжо, прабабка — Янукевич. Они были православные и жили в Санкт-Петербурге, где родился мой дед. Он, кстати говоря, был католиком. Работал на Гознаке. На Гознаке был арестован и отправлен в Норильский лагерь. Там его и расстреляли. Папа был крещен в церкви на Воробьевых горах и по паспорту был русским. Интересная вещь: по отцовской линии я русский, по маминой — еврей. Маминого отца тоже расстреляли. Тем не менее, когда я выступаю на радио, мне часто звонят антисемиты. Им, дуракам, я объясняю, что моя фамилия — это аббревиатура, которая расшифровывается так: Б-г, Истина, ЛюбовЬ, Жизнь, Отечество. Впервые я это придумал, когда очередной антисемит позвонил в эфир радио «Свобода» в Праге. Теперь идиотам-антисемитам я отвечаю так всегда…
Конечно, я ощущаю себя русским, так как я рос в типичной московской семье. У меня было две бабушки: одна русская, другая еврейская. Еврейская бабушка (по маминой линии) была большевичкой. Она не говорила на идише, еврейских традиций не знала. Будучи коммунисткой, в Б-га не верила. Моя мама получила советское воспитание, закончила школу с золотой медалью. Ничего еврейского, кроме отчества Абрамовна, в ней нет. В жизни мне часто приходилось встречаться со словом «полукровка», но при этом я ощущаю себя русским. Стоит сказать что-нибудь про Россию, как слышишь в ответ: «Ну и катись на свою историческую родину!» И все в таком духе. С такими людьми я предпочитаю в разговоры не вступать. Держу свою потерянную самоидентификацию в себе. Иногда я приезжаю в Иерусалим к своему другу, психиатру Славе Файнштейну, с которым мы дружим уже более 30 лет. Однажды мы пошли с ним в музей «Яд Вашем». Думали, что там будет очень страшно, и Слава боялся, что я буду его сильно ругать. Оказалось, что там все сделано достаточно корректно. Чувствуешь свою принадлежность к еврейскому народу… Возникает чувство жалости, смешанное с чувством злобы, — сами понимаете, на кого направленной. На выходе из музея мы услышали немецкую речь, и нам, интеллигентным людям, захотелось дать германским туристам по роже, хотя, скорее всего, они не имеют к этой истории никакого отношения… Более того, приходя туда, они хотят свою вину искупить. Я лично знаю немцев, которые выучили иврит, бывали в Иерусалиме, работали в киббуцах, переводили Бабеля. Среди них мой приятель Райанхарт Кром. Вот в таких случаях я чувствую себя евреем. Кроме того, когда на евреев кто-то наезжает, мне всегда хочется встать и сказать: да, я тоже еврей. Тем не менее по эстетике, кулинарным пристрастиям, традициям, культуре я чувствую себя человеком русским. Все это на уровне эмоций мне гораздо ближе…
В последнее время это (проявления антисемитизма – А.З.) стало встречаться гораздо чаще, чем, например, во времена СССР. В основном антисемитизм локализуется в Интернете. Там, когда я пишу какие-то свои тексты или выкладываю свои рисунки, часто сыпется большое количество антисемитских высказываний. В повседневной бытовой жизни я с этим практически не сталкивался. Помню только, как учителя решили не указывать в школьном журнале мою национальность. Сочли, что так будет корректнее. «Русский» было написано в графе у всех школьников, за исключением меня и татарина Гены Никифорова. Ни со стороны одноклассников, с которыми я дружу по сей день, ни со стороны однокурсников я ничего такого не чувствовал. Я сам поступил в Медицинский институт им. Пирогова, без всякого блата. При поступлении мне не задали ни одного вопроса касательно национальности — по паспорту-то я русский. Я совершенно спокойно жил, ездил за границу. Думаю, что все началось тогда, когда на экраны вышла программа «Итого», и я стал человеком публичным. В 90-е годы люди стали активно интересоваться своей национальностью. Появились «гиперрусккие», «гиперузбеки», «гиперевреи». На какой бы радиостанции я ни выступал — «Свобода», «Эхо Москвы» — в студию обязательно звонит один, а то и несколько антисемитов. У меня создается впечатление, что радио «Свобода» вообще слушают исключительно антисемиты. Мне задавали очень смешные вопросы. Например: «Скажите, пожалуйста, почему все психиатры евреи, а все сумасшедшие — русские?» Я, человек весьма находчивый, услышав такое, просто опешил! Должен был оправдываться, называть фамилии русских психиатров… Особо бурно антисемитизм цветет в Интернете. Приходиться сталкиваться с очень смешными и одновременно злыми вещами, которые не соответствуют действительности.
Однажды я пошел со своим старшим внуком в Музей Пушкина на Старом Арбате. Он, мальчик длинноволосый, все время чесался. Надо сказать, что моя жена русская, сын, соответственно, тоже русский, значит, внук и подавно. Жена сына тоже русская. Так вот, оказалось, что у внука вши. В то время я вел колонку в газете «Известия» и написал в связи с этим статью — вполне безобидную, с юмором. О проблеме педикулеза в целом. В Советском Союзе педикулеза не было, сегодня же он на каждом углу и абсолютно не зависит от социального положения. Что тут началось! Интернет кишел гневными сообщениями: мол, «все еврейские дети вшивые», «еврейский дедушка повел своего еврейского внука…» и все в таком духе. Бред, но с такой, я вам скажу, злобой все это было сказано… Мне, как человеку впечатлительному, было очень неприятно.
Однажды я опубликовал в своем ЖЖ запись, посвященную моей бабушке, Зельде Израилевне. Ее мужа расстреляли, а ее саму отправили в Акмолинский лагерь жен изменников Родины (АЛЖИР). В общей сложности она провела в лагерях около 25 лет. После того как я выложил эту запись, начался какой-то кошмар. В комментариях кто-то выложил изображение человека с простреленной головой и с примечанием, что в скором времени та же участь ждет и меня. Я попросил усилить охрану в клубе «Петрович» и закрыл свой ЖЖ. Закрыл не от чувства страха, а из-за того, что с этого момента вести его мне стало просто неинтересно. И все-таки мне кажется, что сегодня мы имеем дело с неким абстрактным антисемитизмом. Игорь Губерман рассказывал о своих сокамерниках, которые, утверждая, что во всем виноваты евреи, в то же время говорили ему: «Гарик, при чем здесь ты?» Евреи — это некие злодеи, а вовсе не сосед Соломон, с которым можно выпить и поговорить по душам. Не исключено, что эта абстрактность выражается в конкретных лицах. Чего только стоят наши олигархи-евреи, приятными которых никак не назовешь. (Из интервью на сайте Jewish.ru 3.06.2011 – А.З.)
*****
В русском языке имеется несколько слов, которые вызывают у меня буквально физиологическое отвращение. Это вовсе не мат, к которому я отношусь с глубоким уважением. И даже не слова-паразиты. Это обычные слова. У моего девятилетнего внука такое слово — «пузырь». У меня одним из таких слов является слово «полукровка». Есть в этом слове что-то уменьшительно-пренебрежительное, что-то неопределенно-оскорбительное, что-то розовато-сероватое. Впервые я услышал слово «полукровка» в школе. В школе вообще все впервые. Уже не помню, кто в меня этим словом запустил. Пролетев, оно глубоко вонзилось в меня. Поранив и застряв надолго. Что поделаешь, я был и остаюсь человеком чувствительным и легкоранимым. Когда дома я раскрыл потрепанную метрику и обнаружил, что папа у меня русский, а мама — еврейка, меня пробил холодный и липкий пот. Мне вдруг стало страшно и стыдно за этот страх. Полукровка. Я никак не мог распутать этот национальный клубок, состоящий из крайне противоречивых чувств. А в подростковом возрасте понять, кто ты — болезненно важно. Одну мою бабушку, которая жила с нами, звали Зельда Израилевна. Бабушка была верным ленинцем и, несмотря на свое отчество, активным противником «израильской агрессии». Я боялся, что мои одноклассники узнают, как ее зовут. И мне за это стыдно до сих пор. Одноклассники у меня были замечательные, но страх этот был неосознанным. Ничего еврейского в бабушке не было. Кроме имени. Из всех слов на идише она знала только слово «тухес» — «попа». И довольно часто его, это слово, употребляла как некоторое ругательство. Готовила моя бабушка себе иногда морковку в молоке и с изюмом. Тушила. Получался упрощенный цимес. Десертное блюдо. Только себе бабушка готовила не потому, что была жадной, а потому, что остальные домочадцы это блюдо не только не любили, но и смотреть на него не могли. Моя бабушка ничего не знала про кашрут. У нее была другая религия — коммунизм. Другой бог — Ленин. Ленин из фарфора стоял у нее на письменном столе. Мои одноклассники любили протирать у него пыль на лысине. Маленькие подростки-диссиденты середины семидесятых. Еще бабушка любила говорить: «Когда еврей ест курицу? — Когда курица больна или еврей болен».
Другую мою бабушку звали Антонина Игнатьевна, но вот фамилия у русской бабушки была «какая-то нерусская” — Билжо. Мягкий знак появился потом у папы. Паспортистке так показалось красивее. Двух бабушек я любил одинаково. В школьном журнале с зелеными страницами на последней, там, где список учеников в алфавитном порядке и их адреса, была и графа «национальность». В длинном столбце, состоявшем из слов «русский» и «русская», было всего два пропуска. У татарина Гены Никифорова и у меня. Учителям казалось, что они деликатно подошли к национальному вопросу. Так кто я? Этого я никак не мог понять. Нет, то есть я-то был уверен, что я русский. Но выходит, что так думал я один. Стоит ли описывать те чувства, которые я испытывал, получая советский молоткастый, серпастый паспорт с графой «национальность»? Думаю, что не стоит. А прошло все очень деликатно-формально. И когда я раскрыл паспорт, я увидел написанное черной тушью каллиграфическим почерком с разнообразными завитушками слово «русский». По папе. По закону. Русский. Но Бильжо… А еще я переживал, что обидел маму. В конце восьмидесятых я возвращался с работы из психиатрической больницы имени Кащенко. В час пик. В подземном переходе напротив выхода из метро стоял здоровый, одетый во все черное «баркашовец» и всем раздавал какие-то листовки. Увидев меня, он жестом меня подозвал. А надо сказать, что я всегда был внимательным и любопытным. Это мне помогало. Но и страдал я из-за этого не раз. Собственно говоря, и подозвал он меня потому, что я его внимательно разглядывал. Я подошел к нему — опять же из любопытства. И тут… Тут он трогательно кладет мне руку на плечо, дает листовку и говорит: «Ты приходи обязательно. Там все написано. Я вижу, ты — наш!!!» Оба-на! То, что меня всегда любили душевнобольные и маргиналы, я всегда знал. Но что так? Эту листовку дома я вручил своей жене, урожденной Захаровой, взявшей мою непонятную фамилию Бильжо. Эту листовку я сохранил на память как охранную грамоту. В Теплом Стане я жил со своей женой, маленьким сыном и таксой Дездемоной на первом этаже в маленькой квартирке. Лоджия выходила к заднику овощного магазина, на глухую стену которого постоянно мочились местные алкоголики. Несколько покачивающихся спин были в кадре всегда. Через стенку от нас жили алкоголики, которые пили не просыхая. Они не связывали свой питейный цикл со временем суток. Их питейный цикл был связан исключительно с их алкогольной физиологией. Проснулся — выпил. Выпил — подрался. Устал — заснул. Проснулся — выпил… Такса Дездемона не любила непорядок. И лаем пыталась его навести, выскакивая на лоджию. «О, опять еврейка лает», — говорили мои недовольные соседи-алкоголики. Однажды в Праге я был в прямом эфире на «Радио Свобода». Вел программу замечательный Петя Вайль. Звонили нам исключительно антисемиты. Когда они нас достали своими вопросами, я спросил радиослушателя-антисемита: «Почему вы решили, что я еврей?» — «Фамилия у вас — Бильжо». — «А вы знаете, что это аббревиатура?» Петя в ужасе смотрел на меня, открыв рот в ожидании расшифровки. «Ну и что это значит?» — не успокаивался занудливый антисемит. Надо сказать, говоря, что это аббревиатура, я не предполагал, что меня попросят ее раскрыть. И тут вдруг меня осенило: «Бог; Истина; ЛюбовЬ; Жизнь; Отечество». На той стороне эфира раздался какой-то глухой стук. По-моему, человек упал со стула. На этом дурацкие звонки прекратились. С тех пор идиотам свою фамилию я расшифровываю именно так. Как-то во время застолья с друзьями я придумал себе «статью», по которой меня могли бы посадить типа как бы при Сталине. Мол, лучше я сам сформулирую, чем кто-то коряво это сделает за меня. Звучала она так: «За издевательства над образом русского человека в карикатурной серии “Петрович”». Спустя несколько лет в «Литературной газете» появилась заметка, в которой автор раскрывал придуманный мной тезис на полном серьезе. Дело в том, что безумцы выдвинули меня тогда на Государственную премию, к получению которой я был близок, именно за этот «сериал», и автор заметки оказался сильно возмущен этим фактом. Он же был настоящим русским патриотом. Как он думал… Нет, все-таки у полукровки и психиатра есть одно большое преимущество — отвечать на вопрос о национальности снисходительной улыбкой. (Статья ”Полукровие” на сайте ”Русский пионер” №36 2.05.2013 – А.З.)
Комментарий: Андрей Бильжо — художник-карикатурист, создатель культового персонажа Петрович. Особую популярность он приобрел, участвуя в телепрограмме Виктора Шендеровича «Итого», где выступал в роли врача-мозговеда, рассказывавшего истории из жизни «маленькой психиатрической больницы». Бильжо знаком с этим вопросом хорошо, так как по профессии он врач – психиатр.
