Евреи глазами именитых друзей и недругов

Слава Богу, кончается эта история. Всё: нет больше в России евреев. Действительно, нелегко “быть евреем еврею”. Вот тут-то и неизбежен вопрос: а это что такое? Что такое “быть евреем”?..Эмоциональный подтекст его исповеди: еврей, чтобы быть евреем, должен идти на колоссальные жертвы. Он должен отказаться от массы соблазнов. Он должен стерпеть массу ограничений. Что же будет на другой чаше весов и перевесит все эти неудобства, запреты, самоограничения? Только одно: готовность “быть евреем”. Но что значит “быть евреем”, если все ощутимое может быть принесено в жертву? Что такое “опыт диаспоры” и чему он может научить людей, вроде бы не побывавших в диаспоре? Что значит быть евреем в галуте, когда — ни земли, ни государства? Что остается? Язык, вера, традиция? Голос крови? С “голосом крови” разобраться проще всего: достаточно взглянуть на китайского еврея, потом на эфиопского, на германского, русского или испанского, чтобы раз навсегда оставить в покое бабушек и прабабушек на предмет того, от кого они рожали своих еврейских детей. А уж интернациональная эпоха вообще похерила “голос крови”, отдав все — совести и убеждениям. Так что оставалось у евреев к середине ХХ века? Ни языка, ни веры, ни традиции… А если взять крайний случай — революционную Россию, — так вообще ничего. Кроме слова “еврей”. За которым тоже “ничего”. Один звук. И вот из этого “звука” на глазах у изумленного человечества возродилось все: язык, вера, традиция и, наконец, — возвращенная земля и возрожденное государство…

Это вовсе не значит, что проблема решена и цель достигнута. Та цель, которая при этом достигнута, может вернуть еврею сумму жизненных прав и благ, но может и убить в нем того еврея, который преподал миру урок духовного выживания…

У человека можно отнять все. Родину, историю, язык, веру. У него можно отнять даже систему внешних имен — вместе с гражданством, исповеданием, фамилией предков. У него останется только одно: внутреннее имя. Он может стать по паспорту германцем, россиянином, аргентинцем, он может ходить в костел, в церковь, в мечеть или в партком, он может сменить фамилию на “Иванова”, а потом еще раз сменить — на “Петрова” и еще раз — на “Сидорова”, чтобы не докопались. У него останется только память “неизвестно о чем”, только дуновение духа, вздох: “я еврей” — слово, ничего уже не значащее, ни к чему не обязывающее, никому не слышное. Кроме самого человека, который может даже не отдавать себе отчета, зачем он это о себе помнит. Просто знак памяти наперекор беспамятству. Знак прочности среди непрочности. Наконец — просто ЗНАК среди беззначности. Остальное, как говорится, в руке божией. Повернется ось мироздания — и бесплотный знак отяжелеет. И проступят сначала линии: границы, проходы; затем ощутится подпор бытийной материи, знающей, ЧТО подпирать и наполнять. Русские стонут: дайте национальную идею! (Из статьи ”Быть евреем еврею сложно” в журнале ”Дружба народов” № 6 – 1997г. – А.З.)

******

Русско-еврейский диалог завершается. Жаль, грустно всякое расставание, хотя это, казалось бы, должно обрадовать обе стороны. Евреи, проведшие в „Утробе Империи“ двести лет, уходят наконец за её рубежи. И сама эта страна должна, кажется, вздохнуть с облегчением: беспокойное племя покидает её пределы; бесы, совратившие простодушных русских людей в революцию и коммунизм, исчезают за горизонтом.

One Response to “

Аннинский (Иванов-Аннинский) Лев Александрович (р.1934), российсий писатель, литературовед.

”