*****

Мир еврейских местечек…
Ничего не осталось от них,
Будто Веспасиан
здесь прошел
средь пожаров и гула.
Сальных шуток своих
не отпустит беспутный резник,
И, хлеща по коням,
не споет на шоссе балагула.
Я к такому привык –
удивить невозможно меня.
Но мой старый отец,
все равно ему выспросить надо,
Как людей умирать
уводили из белого дня
И как плакали дети
и тщетно просили пощады.
Мой ослепший отец,
этот мир ему знаем и мил.
И дрожащей рукой,
потому что глаза слеповаты,
Ощутит он дома,
синагоги
и камни могил,-
Мир знакомых картин,
из которого вышел когда-то.
Мир знакомых картин –
уж ничто не вернет ему их.
И пусть немцам дадут
по десятку за каждую пулю,
Сальных шуток своих
все равно не отпустит резник,
И, хлеща по коням,
уж не спеть никогда
балагуле.
(1945)

 

*****

ДЕТИ В ОСВЕНЦИМЕ

Мужчины мучили детей.
Умно. Намеренно. Умело.
Творили будничное дело,
Трудились – мучили детей.
И это каждый день опять:
Кляня, ругаясь без причины…
А детям было не понять,
Чего хотят от них мужчины.
За что – обидные слова,
Побои, голод, псов рычанье?
И дети думали сперва,
Что это за непослушанье.
Они представить не могли
Того, что было всем открыто:
По древней логике земли,
От взрослых дети ждут защиты.
А дни всё шли, как смерть страшны,
И дети стали образцовы.
Но их всё били.

Так же.  Снова.

И не снимали с них вины.
Они хватались за людей.
Они молили. И любили.
Но у мужчин “идеи” были,
Мужчины мучили детей.

Я жив. Дышу. Люблю людей.
Но жизнь бывает мне постыла,
Как только вспомню: это – было!
Мужчины мучили детей! (1972) 

One Response to “

Коржавин (Мендель) Наум Моисеевич (1925 – 2018), советский и российский поэт, прозаик, драматург.

  • По словам поэта Владимира Корнилова, Коржавин был «первой любовью послевоенной Москвы». Тогда о нем говорили как о гении, чуть позже – как о живой легенде. К примеру, в одном из своих очерков Евгений Евтушенко, вспоминая о первой встрече с Коржавиным, писал: «В год смерти Сталина, весенним днем, передо мной в литинститутском коридоре внезапно выросла Легенда. Странно, но она была небольшого роста. Несмотря на только что отбытую ссылку, человек-Легенда был вовсе не исхудавший, а с довольно пухлыми щечками, с озорными, так и брызжущими любопытством неуемными глазами, готовыми выбить напором энергии стекла очков из дешевенькой железной оправы. Курнопелистый нос человека-Легенды, хотя сам он был еврейского происхождения, вовсе не походил на зловеще крючковатые носы врачей-отравителей из недавних карикатур». По словам Евтушенко, Коржавин тогда оценил его первые шаги в литературе: «Читал, читал. На тебе еще сильно Маяковский сидит, но это ненадолго». «Ну а его стихи я во множестве знал наизусть, хотя они тогда еще не были нигде напечатаны. Да разве я один! – писал Евтушенко. – Есть строчки, которым тесно в литературе, и они покидают ее, ходят по улицам, трясутся в трамваях и поездах, летают на самолетах».

OCTABNTb KOMMEHTAPNN

*