*****

В конце 70-х годов один очень известный композитор хотел со мной работать. Я тогда был начинающим хореографом, а он уже – корифеем. Он мне сказал: “Мы бы поставили спектакль в Большом театре, но как я могу написать на афише Большого – Эйфман? Пожалуйста, смени фамилию, и мы с тобой это сделаем!” Я, долго не размышляя, оставил себе свою фамилию, и мы с ним не сделали спектакль в Большом театре. Но теперь моя фамилия на афише Большого театра есть, а его – нет. Я был слишком одиозной фигурой. В нашем искусстве трудно остаться незамеченным – и не быть раздавленным. Мы ставили спектакли, которые выходили за классические рамки советского балета, и это вызывало раздражение властей. Любить меня они не могли безусловно, а уважать себя я заставлял. Мое еврейское происхождение мне, конечно, мешало, но на бытовом уровне. Там я встречал и сопротивление, и неприятие…  Я мало задумываюсь о своем еврействе…  Нет, скорее так – я русский интеллигент еврейского происхождения, это определяет меня как личность и художника, и мне не приходится думать, что я и кто я. Все это есть в моем творчестве. Я счастлив находиться тут, среди соплеменников, и счастлив от того, что меня здесь понимают и принимают.  Израиль – теплая, красивая и совершенно европейская страна. Она находится в опасности – ей угрожают арабы, исламисты. Но весь мир сегодня сидит на пороховой бочке – 11 сентября в Америке, теракты в России. Израиль не один – он разделяет судьбы мира и вполне в этот мир вписан… Я бы не смог здесь реализовать себя, потому что в Израиле нет балетной почвы, традиций балетного театра, на которые я бы мог опереться, чтобы реализовать свои планы. Мне кажется, что я гораздо больше делаю для израильского зрителя, приезжая сюда почти ежегодно со своим театром. Я не знаю, смог ли бы я дать израильскому зрителю достойный уровень искусства, проживая здесь постоянно. ( Из интервью, Mignews.com.15.07.2004 – А.З.)

*****

Московские критики объявили мне войну? Это не война. Война предполагает противоборство двух сторон. Я же не могу запустить в них те же снаряды грязи и несправедливости. А они пользуются своей безнаказанностью и бьют ниже пояса. Поражает не то, что целый ряд критиков в Москве не принимают мое искусство. Поражает та ненависть, с которой они относятся ко мне и к моему творчеству. Война — это борьба, а здесь просто геноцид. И если бы в ряду этих критиков не было бы процентов пятьдесят евреев, я бы подумал, что это антисемитизм. Но это другое. (Из интервью в ”Московском Комсомольце” 20.01.2011 – А.З.)

Комментарий: Родители с самого начала относились к его выбору профессии крайне прохладно. Хореограф, считали они, не профессия для еврейского мальчика, который должен обеспечить себе стабильный кусок хлеба, желательно с маслом. Однако в 1966 году Борис Эйфман был принят на хореографическое отделение при Ленинградской консерватории. По собственному признанию маэстро, он никогда не испытывал на себе каких бы то ни было проявлений антисемитизма: практически без конкурса поступил в консерваторию, окончил ее с отличием, а потом получил возможность «не меняя фамилии и не изменяя своей личности» в 1977 году, в пик застоя и консерватизма, создать собственный театр. Творчество Бориса Эйфмана, конечно, необычно. Не разрушая классических канонов танца, он смог создать новое направление, которое органично впитало в себя драму, мистерию, глубокий психологический анализ и саму философию своего автора. В его хореографии перемешано всё – высокое и низкое, классика и элементы современного танца, акробатика, художественная гимнастика, драма, кино, цвет, свет и даже слово. В 1980-х Борис Эйфман уже считался новатором и властителем «балетных дум». Он первым стал переводить на язык танца русскую классику, однако, к ужасу пуристов, всегда достаточно вольно обращался с литературными первоисточниками. Он наполнил свои спектакли эротикой и страстью, воспитал новый тип танцовщика-универсала, который умеет всё, создал редкий по синхронности, выразительности и отточенности движения кордебалет.

 

OCTABNTb KOMMEHTAPNN

*